– Пап, я… – встревожилась Лиза.
– Я рассказал ей, что произошло. Не хотел, чтобы она волновалась, – мягко перебил отец, устраивая малыша поудобнее у себя на руках. Затем он поднял глаза и наткнулся на испуганный взгляд Лизы. – И еще не хотел, чтобы волновался он.
Пусть отец и утверждал, что солидарен с Паулем, сейчас он говорил до опасного безрассудно, и от этой редкой откровенности у Лизы появилось ощущение, будто она бредит под действием морфия.
– Пап, я…
– Ты теперь отвечаешь не только за себя, но и за ребенка, – прошептал тот, покосившись на открытую дверь палаты. – Что бы ты ни решила, знай: я во всем тебя поддержу.
Глава 22
В квартире Ули горел тусклый свет, а льющаяся из динамиков музыка создавала смутную иллюзию, что четверо друзей собрались на праздник. Хозяин дома достал из кухонного холодильника пиво, а Инге разложила на противне гавайские тосты [26]. Юрген и Вольф сидели плечом к плечу на диване и по очереди затягивались сигаретой.
Ули открыл дверцу духовки, чтобы Инге поставила противень под гриль, и слегка удивился мысли, что впервые зажег там газ с тех пор, как вселился в эту квартиру. В последние месяцы он питался по большей части консервированными равиоли и всем тем, что подавали в ближайших Wirtschaft [27], – или же едой, которую Вольф и Инге наскоро сооружали из того, что обнаруживалось в шкафчиках. Но сегодня, конечно, повод требовал праздничного угощения: друзья собрались отметить вместе с Ули рождение его сына.
Его сын. От этих слов приятно кружилась голова, хотя они казались нереальными: подумать только, у него теперь появился ребенок, его продолжение в этом мире. Интересно, он похож на Ули или унаследовал светлые волосы Лизы?
Инге угнездила противень в духовке и выпрямилась, вытирая руки о кухонное полотенце – Ули только сейчас заметил, что его не мешало бы постирать.
– Ты как?
Еще пару часов назад подруга была в Восточном Берлине, и, хотя Ули был благодарен ей за потрясающую новость, его пугала сама мысль о случившемся: как беременная Лиза спотыкается и падает на платформу.
Он глянул на Вольфа и Юргена, которые по-прежнему витали в облаках на диване, и прерывисто вздохнул.
– Я сегодня чуть их не потерял, да?
– Да, – помолчав, ответила Инге. – Но не потерял же.
– Сегодня обошлось, – кивнул Ули, успокоенный ее будничным тоном, – но вдруг… вдруг…
– Если будешь задаваться такими вопросами, бессонная ночь тебе обеспечена. – Подруга погладила его по руке.
– А если у нас не получится? – Он посмотрел Инге в глаза.
– Тогда попробуем еще раз, – пожала она плечами и глянула на духовку, откуда уже лился аромат печеного ананаса и расплавленного сыра.
«Попробуем еще раз». Ули смотрел, как Инге достает противень, украшает тосты коктейльной вишней и перекладывает на блюдо. Потом они вместе прошли в гостиную, где Вольф и Юрген к тому времени уже наполнили стопки шнапсом.
Ули вручил Юргену стопку вместо пива, и горло сжалось, когда он вспомнил, какой последний тост в его честь говорил друг.
– За твоего сына, – провозгласил Юрген, поднимая стопку.
– И за тоннель, по которому он попадет домой. – Ули тоже поднял стопку, как никогда остро ощущая важность своего дела.
Он выпил залпом до дна, и спирт обжег горло. Так странно обмывать пяточки младенцу, даже ни разу его не увидев. Интересно, устроят ли отец и брат Лизы такое же празднование и разделяют ли они его чувство несправедливости, что отца разлучили с его ребенком?
– За тоннель, – эхом отозвался Вольф, взял с блюда тост и жадно надкусил, явно проголодавшись за долгие часы работы. – Ну а раз мы сегодня совершили такой подвиг, будет справедливо и за нас выпить. Ули, скажи, теперь ведь придется переправлять людей в другое время?
– Боже, Вольф, дай ты ему опомниться… – простонал Юрген.
– Нет-нет, – покачал головой Ули, – вопрос резонный. Что будем делать?
– Боюсь, ответить можешь только ты сам, – вздохнула Инге и, положив ногу на ногу, откинулась на спинку кресла. – Подождем, пока Лиза окрепнет, или проведем остальных уже завтра, как и собирались, а потом придумаем другой способ протащить ее сюда вместе с ребенком?..
– Нет, – отрезал Ули. – Мы уже так далеко зашли, нельзя бросать Лизу. Нельзя бросать их обоих!
– Да, но ведь она только что родила, – возразила подруга. – Хочешь, чтобы она после такого ползла через тоннель?
– Нельзя откладывать, – возразил Вольф. – Мы сегодня прорыли шахту под подвалом. Не сегодня завтра ее найдут.
– Без Лизы мы ничего проворачивать не станем, – стоял на своем Ули, чувствуя, как запылали щеки. – Мы даже половицы не убрали, так что, если туда никто не наступит…
– Ули, очнись! – Вольф брякнул бутылку на стол, отчего из горлышка выплеснулась пена. – Ты не единственный, кто хочет перевести своих на нашу сторону. У нас еще двадцать шесть человек. Семья Юргена. Аксель. По-твоему, правильно заставлять их и дальше ждать?
– Да понимаю я. – Ули залез пальцами под очки и потер глаза; на него внезапно накатили отчаяние и усталость, которые он весь день подавлял. Когда он вообще в последний раз нормально высыпался? – Понимаю. Но другого шанса у нас не будет. Как только мы пробьем пол в подвале, пойдет обратный отсчет до того момента, когда нас обнаружат. Я хочу успеть переправить всех пораньше, но нельзя начинать до тех пор, пока Лиза и малыш не будут готовы к побегу.
– Тогда подождем какое-то время, – рассудила Инге. – Отец Лизы сказал, что ей придется провести в больнице как минимум неделю. Роды прошли тяжело, а она к тому же еще и запястье сломала. Ей понадобится время, чтобы поправиться… Да и малышу нужно подрасти. – Она тряхнула головой. – Перетаскивать по тоннелю младенца… к такому мы не готовились.
Инге закинула руку за спинку кресла, такая же изможденная, как и Ули. Сколько раз за последние месяцы она проникала в Восточную Германию? Сколько раз волновалась за собственную свободу и жизнь? Если протянуть с операцией, Инге придется ездить в ГДР снова и снова, встречаться там с потенциальными беглецами, пока парни сидят на Западе в относительной безопасности. Разве мог Ули и дальше подвергать подругу такому серьезному риску?
Он снова подумал о том, как его новорожденный сын растет в стране, где его с пеленок учат повторять стишки и песенки во славу социализма, мыслить так, как хочет партия, и строить ту карьеру, которую ему тоже навяжет партия.
И какой тогда у Ули выбор?
– Давайте прямо сейчас все распланируем, – предложил он. – Отложим операцию ровно на столько, сколько нужно Лизе: на месяц, полтора – сколько угодно, и потратим это время на то, чтобы сделать тоннель безопаснее. – Инге его слова явно не убедили, и Ули поднажал: – Мы всегда учитывали, что Лиза может родить раньше срока. Юрген, что скажешь?
– Будь на ее месте Биргит, я бы тоже хотел подождать, – осторожно ответил тот. – Мы столько трудов положили, особенно Ули. Второй раз нам такое не провернуть, и надо провести всех на Запад одномоментно. – Он перевел дух и хлопнул Вольфа по коленке. – Голосую за то, чтобы отложить операцию. За это время и вправду укрепим тоннель, улучшим вентиляцию, отметим рубежи. Аптечки раскидаем по всей протяженности. Может, даже найдем новых потенциальных беглецов.
Ули просиял, благодарный другу за поддержку.
– Инге, что думаешь?
– С точки зрения врача, дело рискованное, – тяжело вздохнула она, тщательно подбирая слова, – но выполнимое. Я тоже за то, чтобы подождать.
– Спасибо, – улыбнулся Ули. – Вольф?
– Еще месяц ожидания – это очередной месяц риска, что нас поймают, – нахмурился тот. – Мне было бы спокойнее переправить всех завтра. Но если Юрген говорит, что нужно отложить…
– Спасибо, друг! – Ули вскочил с места и перегнулся через стол, протягивая Вольфу руку. – Ну так что, решено? Подождем?
Юрген приподнял бутылку с пивом, а Вольф ответил на рукопожатие и подтвердил:
– Подождем.
4 мая 1962 года
Ули,
сообщаю, что 28 апреля 1962 года родился Рудольф Ульрих Нойман.
Мать и дитя в порядке.
С уважением,
Пауль Бауэр
Глава 23
Май 1962 года
В квартире горел тусклый свет, а расставленные вдоль обеденного стола свечи напоминали Лизе о длинных ночах, проведенных на даче за бутылочкой чего-нибудь горячительного. Она сидела на диване, краем уха прислушиваясь, не донесется ли какой звук из-за закрытой двери детской, и смотрела, как Пауль и Анна суетятся возле окна в кухню. Лиза предлагала помочь им с ужином, но ее тут же заверили, что не надо: впрочем, она и сама знала, что с загипсованной рукой от нее толку мало.
Их с Руди забрали из больницы два дня назад, и если малыш к новой обстановке привык моментально, Лизе казалось, что она вот-вот взорвется. Чтобы кормить грудью, она перестала пить обезболивающие, поэтому запястье нещадно ныло. Но того хуже было осознавать, что из-за собственной неуклюжести она так и застряла в Восточной Германии и теперь неизвестно, когда воссоединится с Ули.
Хотелось выть от тоски, а тут еще Анна, как клуша, хлопала над ней крыльями.
Из кухни появился Пауль с накрытым блюдом в руках.
– Вуаля, – просиял он и картинным жестом снял с тарелки салфетку, а Анна тем временем прокралась в гостиную следом. – Консервированные персики.
– Ой, Пауль! – Лиза приподнялась. – Не стоило.
– Он три «Деликата» обошел, пока искал, – пояснила Анна, усаживаясь на диван. – Непременно хотел купить персиков в честь твоего возвращения домой.
Лиза сунула в рот кусочек, тронутая тем, сколько времени и сил брат потратил, чтобы принести ей сладкий вкус солнца.
– Спасибо, – поблагодарила она, и раздражение немного рассеялось. – Папе будет жаль, что ему не досталось.