Из ванной, завернувшись в домашний халат, появилась Инге.
– Ничего, если я сегодня здесь переночую? А то сил нет ни на что.
Ули глянул на нее, благодарный, что она отвлекла его от мрачных мыслей.
– Оставайся, конечно. – Он закинул руки за голову, чтобы расслабить натруженную спину. – Ложись на кровати, а я посплю на диване.
– Уверен? Я и сама могу на диване поспать, ничего страшного.
– Перестань, – отмахнулся Ули. – Кровать в твоем распоряжении. Дай только подушку заберу.
– Спасибо, – устало улыбнулась Инге.
Когда она ушла спать, Ули выключил свет на кухне и устроил себе постель на диване. Затем вернулся к окну, глядя, как засиял крошечный квадратик окна бывшей квартиры Лизы. Хотя Ули знал, что теперь там живут другие люди, сердце привычно затрепетало.
Они все понимали, насколько рискованную авантюру затеяли, и особенно опасной она была для Лизы.
– У нас должно получиться, – прошептал Ули, уставившись в окно по ту сторону стены. – Должно.
Он даже думать не хотел, что с ним будет, если затея провалится.
Глава 25
Июнь 1962 года
Лиза шла с коляской по Карл-Маркс-аллее. Мимо проехала скорая с включенным синим маячком, и Руди, укутанный в вязаное одеяльце, зашевелился в устланной бежевым хлопком люльке. Лиза положила ладонь сыну на кругленький животик, и малыш постепенно успокоился. Машина унеслась прочь, и вой сирены сменился ровным гулом голосов, доносящихся с террас местных кафе и ресторанов.
Лиза улыбнулась. Отец и Пауль недоумевали, почему в тихий час она так упорно тащит Руди именно на самые оживленные улицы Восточного Берлина, но сама она знала, что ребенок должен привыкать к раздражителям и уметь спать даже среди шума и гама: совсем скоро это может сослужить хорошую службу.
Лиза неожиданно оказалась на Беролинаштрассе и приблизилась к газетному прилавку, чтобы посмотреть свежую прессу. Под тенью навеса всеми цветами радуги пестрели самые разные издания: «Берлинер цайтунг», «Нойе цайт», «Нойес Дойчланд» и многие другие. Она перебирала их, и каждое кричало почти в одних и тех же выражениях о страшном преступлении: гибели пограничника Райнхольда Хуна, застреленного у Берлинской стены. Лиза знала, что его отряд обнаружил тоннель на Циммерштрассе и Хуна убили при исполнении служебных обязанностей, но сомневалась, что все обстояло именно так, как освещалось в СМИ. Правда ли первым выстрелил Рудольф Мюллер, восточный немец, выкопавший лаз? Или же он убил унтер-офицера Хуна из самозащиты?
Сложно разобраться, когда в каждой газете страны пишут под диктовку правительства.
Лиза пошла дальше, но притормозила возле мясного магазина, прикидывая, что приготовить на ужин – например, жареную свинину с картошкой, – и подняла коляску Руди по ступенькам.
Внутри стояла небольшая очередь, и Лиза пристроилась в конец, глядя, как продавец в бумажном колпаке достает из стеклянной витрины выбранные покупателями куски. Она перехватила его взгляд, и мясник ответил ей такой знакомой улыбкой, что девушка невольно вспомнила долгие вечера в баре «У Зигги». Как и у нее самой, жизнь у Акселя после закрытия границы здорово изменилась: его тоже признали grenzgänger и запретили получать высшее образование. А ведь когда-то он за кружкой пива вдохновенно вещал про портреты эпохи Ренессанса. Интересно, он и дальше занимается любимой темой или у него совсем не остается времени ни на какую учебу?
Подошла очередь Лизы, и Аксель перегнулся через прилавок, чтобы взглянуть на Руди, сладко спящего в коляске.
– Только посмотрите на него, – проворковал Аксель и перевел взгляд на приятельницу, – вылитая мамочка! Как у тебя дела?
– Хорошо. – Она сплела пальцы; хотя гипс сняли уже несколько дней назад, но запястья все равно ныли из-за того, что она постоянно таскала сына на руках. – Роды выдались довольно сложные, но мы справились.
– Рад за вас. – Аксель обвел глазами остальных покупателей и, откашлявшись, спросил: – Что вам взвесить?
– Свинину для жаркого, пожалуйста.
– Разумеется. Особый повод?
– Ой, знаете, – она со значением посмотрела ему в глаза, – мы тут собрались в короткий отпуск. В Венгрию.
– Как здорово! – похвалил Аксель, завернул мясо в бумагу и передал Лизе.
– И правда здорово. – Она достала купюру в двадцать марок. – Простите, мельче нет.
Аксель открыл кассу, и Лиза проследила, как он прячет в рукав крошечную записочку, которую она незаметно передала ему вместе с банкнотой.
– Danke, fräulein [29]. – Аксель снова повернулся к ней и вложил в ладонь сдачу.
Лиза сунула мясо в металлическую корзинку под люлькой Руди и с колотящимся сердцем вышла из магазина. «Еще плюс один перебежчик», – подумала она. В записке она изложила все, что Акселю нужно было знать насчет операции, намеченной уже на завтра: в три пополудни он встретится с Инге на углу Шведтерштрассе и Коринерштрассе, и приятельница проведет его ко входу в тоннель.
Инге заглядывала в гости неделю назад, и с тех пор Лиза курсировала по городу, чтобы уведомить нужных людей о предстоящей операции. Она подозревала, что подруга завербовала и других гонцов, чтобы связываться с потенциальными беглецами: в конце концов, тоннель был общим. Лиза уже почти год хранила его существование в секрете, но постоянно возвращалась к нему мыслями: это приносило ей успокоение в самые темные дни, когда она начинала сомневаться, что когда-нибудь вернется к Ули. Теперь же, когда дату определили, ей особенно нравилось носить в себе опасную тайну.
Лиза миновала вход в метро, а Руди выбрался из пеленок и недовольно взвыл: голые ножки неожиданно обдало холодным ветром.
– Перестань брыкаться, тогда не замерзнешь, – наставительно изрекла она и снова укутала сына в одеяльце. «Придется завернуть его в несколько пледов», – подумала она и добавила в список дел еще один важный пункт: собрать дополнительные одеяла, ведь в тоннеле будет сыро и холодно. Надо предусмотреть любую случайность, любой раздражитель, из-за которого Руди может поднять крик прямо под землей. Хоть ее и пугала перспектива перетаскивать сына через опасный ход, она понимала: чем старше станет сын, тем сложнее будет переправить его на Запад. В десять недель Лиза еще сможет уложить его в люльку, которую перебежчики передадут в другой конец тоннеля из рук в руки, и для спящего малыша, как она надеялась, операция пройдет незаметно. Но успех целиком зависел от того, не заплачет ли Руди: они ведь будут прямо под ногами пограничников, которых насторожит любой кашель, плач или другой посторонний звук.
– Вам ползти всего семнадцать минут, – успокаивала ее Инге, когда в последний раз выбиралась в Восточный Берлин. Получалось, что Лизу и Ули разделяют семнадцать минут везения, семнадцать минут опасности, которую они с Руди вытерпят ради лучшей жизни.
Лиза мысленно прикинула, что осталось приготовить, ведь с собой можно взять только самое необходимое: документы и смену подгузников для сына. В подол юбки, которую Лиза планировала надеть, она зашила фотографию отца и Пауля и аккуратно прошлась по краям невидимыми стежками – Герда научила, – но брать что-нибудь еще опасалась. Останови ее завтра на улице Volkpolizei, любую памятную или просто важную вещицу расценят как доказательство, что она надумала бежать.
Лиза притормозила на углу Отто-Браун-штрассе в ожидании, когда загорится зеленый сигнал светофора, и засмотрелась на блестящие, как разноцветные леденцы, автомобили, проезжающие мимо. Ей хотелось плакать. В последнее время у нее начались эмоциональные качели. Она представляла, как отец возвращается в пустую квартиру и с каждым часом все сильнее тревожится и пугается: Лиза и Руди ведь так и не придут к ужину. Она почти не сомневалась, что для папы их побег станет шоком, а для Пауля – разочарованием. Но поймет ли хоть один из них, почему она на это решилась?
Отец простит ее. А вот Пауль…
Когда-нибудь она напишет им, объяснит все, а до тех пор ее действия будут говорить красноречивее всяких слов.
Загорелся зеленый, и Лиза продолжила путь по Карл-Маркс-аллее, минуя Александерплац; запястья болели, оттого что приходилось толкать перед собой коляску.
«Завтра все изменится, – думала Лиза, глядя на неестественно голубое небо. – Завтра моя жизнь начнется заново».
Она так глубоко погрузилась в свои мысли, что не заметила, как сзади к ней подкатил микроавтобус, а когда Лиза опомнилась, было уже поздно. Чьи-то сильные руки схватили ее и запихнули куда-то в темноту, а она даже вскрикнуть не успела.
Глава 26
Июнь 1962 года
В гостиной было темно: полуденное солнце скрадывали задернутые шторы. Ули, Вольф и Юрген стояли плечом к плечу, а Инге протягивала им три белые соломинки, концы которых прятались под ее длинными пальцами.
– Там одна короткая, – пояснила она, и Ули, отпихнув руку Юргена, схватил среднюю, оглядел и разочарованно понурился, а вот друг, наоборот, издал победный клич.
«Это же мой тоннель», – с горечью подумал Ули, хоть и понимал, что неправ. Они избрали совершенно детский способ решить, кто первым попадет в Восточный Берлин, но ведь каждый из них заслужил эту честь, и каждый, кроме Инге, хотел руководить спасением друзей и близких.
А Инге по очереди приложила ладонь к каждому плечу Юргена и торжественно провозгласила:
– Назначаю Юргена нашим главнокомандующим.
Ули подавил новую волну негодования, а девушка продолжила:
– Все должны подчиняться его приказам беспрекословно, ясно? Если что-то пойдет не по плану, вам надо слаженно работать в связке. – Ее улыбка потускнела, а Ули окатило волной страха. – Не хочу потом сама спускаться туда и расхлебывать кашу, которую вы заварите.
Юрген хохотнул, Ули невесело улыбнулся подруге, а Вольф водрузил на обеденный стол тяжелую спортивную сумку. Затем он открыл ее и принялся выкладывать один за другим инструменты: узкую пилу, охотничьи ножи, моток веревки, электрическую дрель, молоток и кирку.