– Прекрасно: полный набор для ограбления банка, – съязвил Вольф, чтобы шуткой замаскировать серьезность задачи. Всего через несколько коротких часов их тоннель наконец должен был выполнить свое назначение, и друзья не решались прорываться в Восточный Берлин безоружными.
Обведя взглядом груду металла, Ули порадовался, что Инге перестала ездить за стену. После ее последнего визита к Лизе друзья заключили, что такое везение долго не продлится: она слишком часто моталась в ГДР и задавала слишком много вопросов. Поэтому Инге договорилась со своей двоюродной сестрой Сигрид, чтобы та ее заменила и помогла переправить восточных берлинцев на Запад: как-никак кузина еще не успела примелькаться полицейским, да и визу пока ни разу не получала.
Ули подошел к книжному шкафу, достал из ряда книг толстый том Гёте и вынул из тайника спрятанный там пистолет, пополнивший их небольшой арсенал, хотя Ули отчаянно надеялся, что воспользоваться им не придется.
– Ты где это взял? – пораженно ахнула Инге и попятилась.
– У нас есть один дружок на черном рынке, и за ним был должок, – дерзко ухмыльнулся Вольф.
– Похоже, немаленький должок, – недоверчиво фыркнула девушка. – Господи, Ули, ты что, ходил с этой штукой все время, пока мы…
Юрген нарочито громко кашлянул, и она примолкла.
– Если позволите… – Юрген обвел взглядом разложенное на столе оружие, а Ули, несмотря на радостное волнение, почувствовал в глубине души то ли тревогу, то ли печаль. – Допустим, все пока идет по плану и Сигрид выйдет с нами на связь из Восточного Берлина через… – он покосился на часы, – пять минут. Тогда мы и узнаем, безопасно ли продолжать. – Он по очереди обвел друзей неожиданно хмурым взглядом. – Думаю, мне не надо напоминать вам, что мы серьезно нарушаем законы. На переправку людей из Восточного Берлина у нас в сумме только четыре часа, и два из них, по моим прикидкам, придется потратить на разборку половиц. Остается еще примерно два часа – уже на саму дорогу.
Ули все это и сам знал: они же вместе разрабатывали план. Два часа, чтобы переправить двадцать семь человек в Западный Берлин, казались одновременно и долгим сроком, и сущими крохами – целой вечностью и мгновением ока.
– Ули, я хочу, чтобы ты был со мной рядом в тоннеле на восточной стороне как мой зам. Вольф, ты останешься на середине пути, чтобы, если понадобится, помочь нашим беглецам.
– Что? – вскинулся тот. – Ты не хочешь, чтобы я работал с вами бок о бок?
– Моя бы воля, ты бы вообще остался здесь, чтобы я не сомневался, что с тобой все в порядке, – мягко возразил Юрген. – Но тут, на выходе, будет дежурить Инге. Она же учится на врача, значит, в случае чего сможет оказать людям первую помощь.
Он стрельнул глазами в Ули, и тот догадался, что друг думает прежде всего о Лизе и крошке Руди.
Юрген взял пистолет и засунул за ремень джинсов, прикрыв рукоятку полой клетчатой рубашки, а Ули перегрузил остальное снаряжение обратно в спортивную сумку.
Юрген выпрямился и вдруг показался настоящим лидером, командиром, словно мини-спектакль Инге с «посвящением в рыцари» вселил в него небывалую отвагу.
– Вот так-то. Это наш шанс воссоединиться с друзьями и родными. Сегодня мы должны протащить сюда двадцать семь человек. Дай бог, никто не пострадает.
– Дай бог, – эхом отозвался Вольф. – А как мы поступим, если что-то пойдет не по плану?
Он озвучил общие опасения, но Ули побаивался это обсуждать: вдруг сглазят?
– Тоннель есть тоннель, – развел руками он. – Придется отступать, что еще остается?
Юрген явно хотел добавить что-то еще, но сдержался и, откашлявшись, произнес:
– И еще: что бы ни случилось, я горжусь нашим достижением. – Он замолчал, краснея от неожиданно накатившей сентиментальности, и глянул на часы. – Надо посмотреть, где там Сигрид. Инге, может, ты? А то подозрительно, если мы всей толпой будем торчать у окна.
Вольф и Юрген ушли перекинуться словечком тет-а-тет на кухню, а Инге отдернула штору. Ули остался возле стола и покосился через раздаточное окно на друзей, которые крепко обнялись. Эта сцена угомонила расшалившиеся нервы Ули: уже через сутки он сам будет стоять на той же кухне вместе с Лизой и Руди.
Его семья будет в сборе.
Хоть Ули и не отличался религиозностью, но теперь жалел, что не верит ни в какие высшие силы, которым мог бы помолиться за жизнь и здоровье Лизы и Руди. Но тут же отогнал эту мысль: он вернет близких домой не молитвами, а конкретными делами.
Он подошел к окну, перед которым уже стояла Инге, выглядывая на улице Сигрид. Отсюда открывался вид на стену и чуть дальше – на останки старых зданий на Шёнхольцерштрассе и на окно прежней квартиры Лизы. Операцию наметили на начало вечера в надежде, что беглецы смешаются с толпой, идущей с работы домой, но сейчас, в полдень, тротуары были почти пусты, разве что пара полицейских патрулировала улицу и какая-то старушка ковыляла с ходунками. Задумывалось, что Сигрид через несколько минут сядет на скамейку на углу Рейнсбергерштрассе и Руппинерштрассе. Если девушка завяжет шнурки на ботинках, значит, людей можно переводить по тоннелю, а если откроет книжку, то Ули и его друзья поймут, что пока слишком рискованно. Но если Сигрид даст отбой, что им тогда делать?
Инге судорожно скрестила руки на груди, и Ули понял, что она нервничает не меньше него. Невольно он вдохнул аромат ее духов – нежный цветочный запах, который умиротворял его во мраке тоннеля.
Ули попятился, поймав себя на мысли, что будет скучать по молчаливой совместной работе с Инге.
– Мы пригласим вас с Сигрид на ужин, – пообещал он, когда разговор Вольфа и Юргена на кухне стих. – После того как все утрясется. Устроим праздник.
– По-моему, вы будете слишком заняты, чтобы принимать гостей, – ответила Инге, не отрывая взгляда от Рейнсбергерштрассе.
– Для тебя мы время всегда найдем. – Ули замялся, не зная, как передать словами свои неуклюжие нежные чувства. – Надеюсь, ты понимаешь, насколько я тебе благодарен. За твою… твою дружбу.
– Да ладно, ерунда, мы же и вправду друзья, – сухо усмехнулась она.
Ули примолк: его почему-то ранило равнодушие Инге. Они же действительно дружили, а за последний год сблизились даже безотносительно к Лизе, их общей орбите. У них с Инге появилась общая цель, они вместе пуд соли съели, делились страхами и секретами с откровенностью, которая казалась Ули очень важной, и вдруг девушка отстранилась, начала вести себя так, будто они едва знакомы.
Он и раньше понимал, что с переездом Лизы на Запад его доверительные отношения с Инге изменятся: потеряют остроту и со временем померкнут, потому что центром притяжения для обоих опять станет Лиза. Но было что-то трогательное в нынешнем мгновении, поэтому Ули за него цеплялся, хотел запечатлеть в памяти последний момент тотальной искренности между ними.
Он потянулся взять Инге за руку, но девушка отдернула пальцы, будто он обжег ее горящей спичкой. Подруга с опаской посмотрела ему в глаза и снова отвернулась к окну.
Ули обиженно начал:
– Инге…
– Смотри. – Она повысила голос, чтобы услышали и Вольф с Юргеном. – Вон Сигрид.
У Ули запылали щеки, и он уставился на Рейнсбергерштрассе: по улице шла крошечная фигурка в красном платье. Вот она опустилась на свободную скамейку и наклонилась, чтобы перевязать шнурки на ботинках.
– Все чисто. – Инге отошла от окна. – За работу.
Глава 27
Лиза очнулась на полу крошечной комнатенки, где монотонно гудела флуоресцентная лампа. Девушка в панике приподнялась, растревожив больное запястье. Где же Руди?
Она была совсем одна, голова у нее кружилась, но в целом Лиза чувствовала себя терпимо. Она вскочила и невольно содрогнулась под струей ледяного воздуха из кондиционера. Помещение было совсем маленьким и узеньким, с выцветшими обоями с нелепым узором, точь-в-точь как в старой отцовской квартире, но здесь стены создавали фон блестящему угловатому столу с пластиковой столешницей и запертому шкафчику, а потому выглядели неестественно: неожиданная частичка родного дома в зловещей обстановке.
Из окна лился холодный свет, яркий, но размытый, поэтому Лиза не могла определить ни сколько времени провела здесь, ни что это вообще за место. Она поднесла руку к глазам и обнаружила, что кто-то снял с нее часы. Сколько она провела без сознания? Наступил ли следующий день?
Если да, значит, операция уже началась.
Откуда-то из-за пестрых стен Лиза услышала далекий детский плач, и холодок пробрал ее до костей. Где же Руди?
После бесконечно долгого ожидания дверная ручка щелкнула и повернулась, и в комнату вошел низенький мужчина с картонной папкой в руках. И костюм, и черты его лица не отличались выразительностью: простые и непримечательные, ни красивые, ни уродливые – стрижка ежиком, наметившаяся на висках седина, очки в роговой оправе, которая на фоне бесцветных бровей казалась особенно массивной.
Ему даже не надо было представляться: Лиза и так знала, кто перед ней.
Агент Штази.
– Вы очнулись. Хорошо, – улыбнулся он и прошел к дальнему концу стола. Там он уселся на обитый материей стул и указал Лизе на табуретку напротив. – Как вы себя чувствуете? Как запястье? Пригласить врача?
– Где мой сын? – спросила Лиза, опустившись на табуретку и баюкая больное запястье на коленях.
– Он в порядке, Лиза. – Мужчина откинулся на спинку стула и посмотрел на собеседницу с искренним участием. – О нем хорошо заботятся. Но прежде чем я отведу вас к нему, вам придется ответить на кое-какие вопросы. – Он открыл папку, всячески стараясь, чтобы Лиза не увидела содержимого, и передал через стол фотографию. – Узнаёте эту женщину?
– Нет. – Лиза поежилась: полиэстеровая блузка нисколько не спасала от царившего в комнате холода.
– Присмотритесь получше, пожалуйста, – настаивал агент, придвигая снимок поближе к ней.
Она глянула на фото, уже догадываясь, кто там изображен.
– Я не… не знаю ее, – ответила Лиза. – Прошу вас, мой сын Руди… мне надо просто его увидеть, убедиться, что с ним все нормально…