– Увидите, когда дадите мне нужную информацию, – со спокойствием бездушного робота возразил мужчина.
Знакомство с Инге само по себе не было преступлением. Лиза присмотрелась: подругу засняли в одежде, которой Лиза раньше не видела: в куртке, закрывающей бедра, и белых чулках; пепельные волосы скрывал цветастый шарф. Инге кого-то ждала на углу улицы, скрестив ноги, и выглядела как самая обычная девушка, каких в центре города пруд пруди.
По фото нельзя было догадаться, что Инге и Лиза как-то связаны.
Но в папке у агента лежал далеко не только этот снимок.
– Говорю же, я не знаю, кто она, – выдохнула Лиза. Откуда-то внутри здания опять раздался детский плач, и у нее тревожно сжалось сердце. – Пожалуйста, позвольте мне…
– Вы лжете, фройляйн. – Мужчина опять залез в папку и достал оттуда еще пару фотографий: на одной Лиза и Инге шли по Шведтерштрассе на небольшом расстоянии друг от друга, а на второй Инге подносила к губам чашку с кофе, причем снимали очевидно из-за плеча Лизы. – Инге Ольссон находится у нас в разработке, а вы были замечены в незаконном контакте с ней. – Он снова откинулся на спинку стула и продолжил уже более мягким, убаюкивающим тоном: – Зачем нам усложнять друг другу жизнь? Расскажите все, о чем я прошу, и сегодня же пойдете с сыном домой.
– Прошу вас, – дрогнувшим от напряжения голосом повторила Лиза, – он еще совсем малыш; если вы позволите мне увидеть Руди, я смогу… смогу рассказать вам…
– Так дела не делаются. – Агент наклонился вперед, и она впервые уловила в его голосе стальные угрожающие нотки. – Мы знаем, что Инге Ольссон состоит в преступной группировке, которая собирается выкрасть из Восточной Германии наших граждан. Если мы ее не остановим, могут погибнуть люди. Расскажите мне все.
«Молчи», – приказала себе Лиза, судорожно соображая, как выкрутиться. Сколько известно Штази? Они с подругой пытались соблюдать осторожность, но если их засняли вместе, следовательно, ничего не вышло. А сколько еще фотографий осталось в папке и видно ли на них, что Лиза помогала готовить операцию? Вдруг кто-то засек, что она передавала записку Акселю, что встречалась с Биргит?
Но сам факт, что ее притащили сюда, а не бросили в тюремную камеру, доказывал, что даже всемогущая Штази не знает всех деталей плана.
– Мы понимаем, что вы ни в чем не виноваты, фройляйн, – сочувственно произнес агент. – Ох уж эти агрессоры-империалисты… на все пойдут, чтобы подорвать нашу социалистическую республику. Что вам наобещали? Денег? – Он театрально вздохнул, будто произносил реплики из спектакля одного актера. – Увы, эти шайки капиталистов никогда не держат слово. Допустим, вы оказались бы на Западе, и как бы вы растили там своего ребенка? – Он наклонился к ней, и блеклые черты лица исказила злобная гримаса. – Они перевезут вас через границу, а потом потребуют денег за работу. А вы попадете в страну, где у вас ни семьи, ни друзей, ни возможностей. Окажись вы за стеной, и вам с малышом пришлось бы жить в нищете, побираться на улицах. – Он снова выпрямился и уставился на Лизу через толстые линзы очков. – Зато у нас ценят своих граждан. Мы даем им безопасность, чувство уверенности в завтрашнем дне. А если вы согласитесь сотрудничать с нами, получите и того больше.
Лиза посмотрела ему в глаза, и щеки агента предательски вспыхнули от нетерпения – в противовес медовым словам. Она перевела взгляд на окно, за которым по-прежнему сиял день, не давая никаких подсказок, который сейчас час. Интересно, Ули уже снял половицы на восточной стороне? Начал переправлять людей по тоннелю? А они с Руди уж точно сегодня никуда не сбегут, тут и думать нечего. Но если она задержит агента здесь, в штабе, если он продолжит задавать вопросы, а она потянет время, не позволяя ему пронюхать про тоннель, возможно, у любимого появится шанс перетащить в Западный Берлин побольше народу.
– Я ничего не знаю, – как заведенная твердила она. – Я… Это правда, фройляйн Ольссон со мной говорила, но я ни на что не соглашалась, не соглашалась сотрудничать с ней…
– А как же Ули Нойман? Нам известно, что Ольссон связана с вашим бывшим женихом. – Он хитро улыбнулся и достал из папки еще несколько фотографий. – Лиза, мне жаль вам такое говорить, но фройляйн Ольссон видели в квартире герра Ноймана едва одетой.
Лизе как будто пощечину отвесили; она впилась взглядом в снимки, которые, вне всяких сомнений, сделали специальным объективом с другой стороны стены, может, даже из того самого окна, возле которого она когда-то стояла в ожидании, когда жених включит свет: зернистое изображение завернутой в полотенце Инге, которая кладет руку на голое плечо Ули.
У Лизы ноги стали ватными, и она поднесла карточку к глазам, чтобы присмотреться получше. «Фальшивка, – думала она; голос агента доносился невнятным шипением, словно через вату. – Быть того не может».
– Он явно залечил свои душевные раны, а вы? – Собеседник облокотился на спинку стула и сложил руки на животе. – Скажите, Лиза, неужели такой мужчина достоин вашей любви?
– Идите к черту. – Она крепче сжала фотографию в пальцах.
– Если думаете, что молчанием поможете себе и ребенку, пора изменить свое мнение, – мрачно начал агент, но тут на столе зазвонил телефон. Мужчина взял трубку и с хмурой гримасой выслушал приглушенный голос собеседника.
Затем агент встал, – несмотря на обуявший ее ужас, Лиза почувствовала легкое удовлетворение – и стремительно вышел прочь.
Она прерывисто выдохнула, зная, что на самом деле допрос еще не окончен. Потом снова посмотрела на снимок Ули и Инге; хоть она и старалась храбриться перед сотрудником Штази, увиденное ее здорово огорчило, если не сказать больше.
Лиза отложила фото. У нее еще будет время задать друзьям вопросы. А сейчас стоит сосредоточиться на том, чтобы вырваться из лап Штази и забрать Руди.
Дверь опять распахнулась, и Лиза еле удержалась, чтобы не обернуться: не показывать ни грамма страха перед агентом, чьи шаги звучали уже тяжелее прежнего. Он подходил все ближе и ближе, и запах его одеколона становился отчетливее и казался до боли знакомым…
На свободный стул сел Пауль, взгромоздил на стол здоровые лапищи, и в свете лампы блеснуло обручальное кольцо.
Глава 28
Электрическая дрель гудела глухо, но безумно громко – настоящая пытка для Ули, который проработал в здешней тьме столько безмолвных часов. Для него жужжание механизма казалось предательской сиреной, которая поднимет на уши всех местных пограничников, да и какой-нибудь микрофон Штази уже наверняка уловил, как шумят вторженцы.
За последние два часа Ули с Юргеном убирали опоры под расчищенными половицами, чтобы расширить вход в тоннель, разрывали оставшуюся землю – быстро и молча. Теперь же, когда тишину прорезал рев электродрели из подпола, действовать нужно было еще стремительнее.
Юрген высверлил в доске направляющие отверстия, и Ули передал ему спортивную сумку, где лежала ножовка. Почти не дыша, он смотрел, как друг вставляет лезвие в дырку и начинает пилить – сначала медленно, а потом все быстрее, и сквозь деревяшки пробивается крошечный, не толще карандаша, лучик света. Не оборачиваясь, Юрген протянул Ули руку, и тот, словно ассистент хирурга, забрал ножовку и вложил в ладонь друга маленькое карманное зеркальце. Юрген просунул его в щель и выгнулся, чтобы рассмотреть в отражение весь подвал, повертел стеклышко, оглядывая обстановку, а потом убрал его и кивнул.
Ули затопило облегчение: пусто. Ни агентов Штази, ни полицейских, ни пограничников, готовых приставить к головам парней оружейные дула.
Тогда он снова передал Юргену ножовку, зная, что радость очень скоро выветрится. Настоящее испытание еще ждет их впереди, в следующий час, когда в дом на Рейнсбергерштрассе начнут заходить перебежчики.
Ули вспомнил про Сигрид, которой полагалось провести к тоннелю первую партию людей; в сумме насчитывалось двадцать семь человек, и их разделили на семь маленьких групп, чтобы не привлекать ненужное внимание и оставить побольше времени между заходами, дабы предыдущие успели без приключений добраться до западной стороны.
И Лиза тоже.
Ули закрыл глаза, погрузившись в полную темноту, и представил Лизу – ее блестящие светлые волосы, руки, обнимающие ребенка, похожего на нее. Потом он отогнал от себя мысли о любви и задвинул их в самый потаенный уголок души, чтобы выдержать испытание и вернуть невесту в Западный Берлин.
У них и так украли целый год, но теперь они начнут жизнь заново.
В голове Ули прозвучал успокаивающий голос Инге: «Вы с Лизой предназначены друг для друга».
А остальное не имеет значения.
Он услышал над головой лязг: Юрген закончил пилить половицы, и Ули открыл глаза, чтобы забрать у него ножовку. Еще раз проверив обстановку зеркальцем, друг приподнял квадратную доску и отодвинул ее в сторону, после чего подтянулся и вылез в залитый тусклым светом подвал.
Они прорвались в Восточную Германию.
Но тот ли это подвал, оставалось загадкой.
Глава 29
Лиза уставилась на брата. Казалось, пол разверзся у нее под ногами.
– Пауль, – выдавила она, и это имя обожгло язык, словно кислая желчь. – Как ты мог?
Он вздохнул и со смирением посмотрел на разъяренную сестру. Она так привыкла, что он ходит в отглаженной форме народного полицейского, что сейчас ей было странно видеть брата в гражданском в разгар рабочего дня. Пауль даже пиджака не надел, а рукава рубашки закатал до локтя, будто они с Лизой собирались огородничать у отца на даче.
– Получается, ты… ты стучал на меня? Все это время?!
– Я не стукач. – Пауль сжал челюсти. Еще вчера вечером Лиза подтрунивала над ним, когда он за ужином повернул голову и на лице сверкнула золотистая щетина; брат и сам посмеялся, пошутив насчет долгих патрулей вместе с Хорстом. – И не полицейский. Я агент Министерства госбезопасности.
Лиза притихла. Пауль – агент тайной полиции? Она знала, что он всей душой болеет за ГДР и местное правительство, что их с ней мнения часто не совпадают, особенно по части идей социализма, но Пауль по-прежнему оставался ее братом, человеком, которому она доверяла самое сокровенное.