– Когда есть дети, годы бегут быстрее.
– Самую малость. – Лиза подвинула палец, которым придерживала материал, чтобы Герда приколола еще одну булавку. – Попросил в подарок камеру. «Практи», как у дяди. В прошлом году хотел игрушечный поезд, а теперь возомнил себя фотографом. – Она улыбнулась, вспоминая, как сын играл с камерой Пауля на последнем семейном пикнике: снимал все подряд, пока не кончилась пленка, а потом просто разглядывал округу через видоискатель. – Хорст считает, надо подарить что-то более практичное. Боится, что мы избалуем Руди.
– А что тут плохого? – решительно возразила Герда, закрепив последнюю булавку. – Купи ребенку камеру. Я достану пленку: у меня друг работает в «Сибилле», и за ним остался должок. Помочь тебе с ужином?
– Сама справлюсь. Посидим семьей. И вы, конечно, приходите.
Лиза отступила от манекена, смахнула с рук приставшие нитки и вернулась к столу. Ее не особенно радовала мысль, что на ужин в честь дня рождения Руди придут еще и Пауль с Анной: брат начнет рассматривать дом, оценивать ее брак с Хорстом, ее имущество, ее сына. Лиза всячески старалась держать дистанцию с Паулем и терпела семейные сборища и вылазки на природу только ради отца и мужа, однако сама так и не сумела простить брата, вынудившего ее предать Ули много лет назад.
Разумеется, Пауль пытался всячески умаслить ее и снова завоевать доверие, но былые семейные узы безвозвратно разрушились. Для Лизы брат стал всего лишь вынужденным собеседником, собутыльником Хорста, обязательным, но неприятным дополнением к дням рождения, свадьбам и похоронам.
Эта мысль ее здорово печалила. Уже не верилось, что когда-то они с братом были близки, как никто другой.
Дверь в ателье открылась, звякнул колокольчик, и Лиза очнулась от своих дум и обернулась: в помещение вкатился отец с разложенным на коленях клетчатым пиджаком.
– Рудольф! – воскликнула Герда и торопливо поправила выбившиеся из красивой прически пряди.
– Какой приятный сюрприз, – поддакнула Лиза, обошла стол и наклонилась, чтобы поцеловать отца в щеку. – Чем обязаны?
– У меня для вас заказ. – Он переложил пиджак на стол. – Я тут недавно заметил, что мой парадный костюм безнадежно устарел. Я имею в виду крой. Может, посмотрите?
– Ты же знал, что я бы и дома на него взглянула, – заметила Лиза. – Зачем было ехать в такую даль?
– А может, я искал предлог, чтобы навестить моих любимых девочек? – Рудольф перевел взгляд на Герду и улыбнулся еще шире, а она зарделась от смущения. Хоть они близко дружили последние годы, но до сих пор не признали, что их связывает нечто большее. По крайней мере, при Лизе они об этом не заикались, хотя в обществе друг друга краснели вот уже десяток лет. Ледники – и те быстрее движутся.
– Слушай, по-моему, у нас осталось печенье, – вспомнила Лиза. – Не хочешь остаться на чашечку чая, пап?
– Чашечку чая. Да, точно, – пробормотала Герда, все еще красная как помидор. – Ты пока посмотри пиджак, а я… я пойду поставлю чайник. – И убежала в подсобку.
– Любимые девочки, говоришь? – тихонько поддела отца Лиза.
– Допустим, она одна из них, и что? – Рудольф покосился на дверь в подсобку, куда унеслась Герда. – Я пришел к выводу, что слишком долго молчал о своих чувствах. Нужно поскорее признаться, пока Герду не увел кавалер получше.
Вопрос наставницы насчет дня рождения Руди обрел особую важность, и Лиза наклонилась чмокнуть отца в щеку.
– Чудесная новость. Итак, – она повысила голос и взяла пиджак, – что бы ты хотел поменять?
– Я ведь неспроста обратился к специалистам, – улыбнулся Рудольф. – Кажется, молодежь теперь носит лацканы другой формы.
Из кармана пиджака выскользнуло письмо, и Лиза нагнулась, чтобы его поднять.
– …Я подумал, может, поколдуешь с шириной, чтобы смотрелось посовременнее? – не замолкал отец.
Лиза вдруг увидела на конверте адрес отправителя, и теперь голос Рудольфа доносился до нее будто сквозь вату. Письмо прислали из Западного Берлина, и кривоватый почерк показался Лизе до боли знакомым.
– И конечно, будет разумным заодно и брюки в порядок привести, чтобы сочетались с пиджаком… Лиза?
Она перехватила пронзительный взгляд отца, и тот жестом показал, чтобы спрятала письмо.
– Как думаешь, брюки тоже надо перешить?
Лиза услышала, как из подсобки возвращается Герда, и торопливо сунула конверт в карман фартука.
– Ты была права, Лиза, я нашла в шкафчике пачку «Виканы» [35], – весело объявила наставница. К ней уже вернулась невозмутимость, которую Лиза только что потеряла. – Но если ты обычно пьешь чай с молоком, Рудольф, то прости, тебе сегодня не повезло: молоко у нас кончилось.
Лиза вскинула голову, чувствуя, как бешено колотится сердце, и предложила:
– Схожу в магазин. Вы тут поболтайте, а я скоро вернусь.
Она выскочила из ателье и пересекла улицу, не замечая проносящихся мимо машин. Зачем Ули написал отцу? И где взял адрес?
Лиза рухнула на скамейку в парке, дрожащими руками разорвала конверт и принялась читать письмо.
Апрель 1972 года
Дорогая Лиза!
Недавно ко мне приезжал твой отец, и, хотя я не собирался с тобой общаться, пожалуй, мне все же есть что сказать: слова, которые надо было сказать давным-давно, но не позволяли израненная душа и гордость.
Случившееся в тот жуткий день было не только твоим провалом, но и моим. Я долго считал тебя единственной виновницей – до тех пор, пока у нас с Инге не родилась дочь Гретхен. Перед тобой поставили ужасную дилемму, теперь я это понимаю. И когда смотрю на свою дочь, не сомневаюсь, что на твоем месте поступил бы так же.
Если ты тоже все эти годы живешь с грузом вины, прости меня. Я несу ту же тяжесть – по-своему.
Наш сын растет, а я упускаю столько событий его жизни, о чем горько жалею. Если ты не против, мне бы хотелось иногда ему писать.
С наилучшими пожеланиями,
Ули
Часть пятая
Глава 49
Сентябрь 1979 года
На кладбище царила тишина, а густо растущие деревья отбрасывали в солнечном свете пятнистые тени на растрескавшиеся, покрытые мхом надгробия, при виде которых Лизе казалось, что она перенеслась в прошлое. За годы у этого уголка сложилась репутация последнего пристанища самоубийц, поэтому новых могил здесь появилось от силы несколько, однако Лиза понимала, почему Инге выбрала местом упокоения именно Грюневальдское кладбище: укрытое одеялом буреющих листьев, оно утопало в вечнозеленых растениях и напоминало бескрайние шведские леса, где прошло ее детство.
Лиза подставила лицо солнцу, слушая почтительное негромкое бормотание других скорбящих: коллег покойной по «Врачам без границ», друзей и родственников, с которыми Лизе так и не довелось познакомиться. Вытянув шею, она углядела в толпе чужих Юргена – его румяное лицо поблекло и осунулось, но черты остались прежними. В его глазах тоже появилось узнавание, и Лиза, вспыхнув, поспешила отвести взгляд, а Юрген между тем что-то шепнул Вольфу, стоявшему рядом с ним.
Ей не хотелось навязываться старым друзьям: они вынесли из-за нее столько страданий. Но хотя временную визу ей выдали с огромным трудом и душа совсем не лежала к поездке на Запад, Лиза понимала, что сегодня нужно обязательно прийти на кладбище и почтить память женщины, которую она когда-то считала сестрой.
Возле блестящего нового надгробия стоял Ули, приобняв за плечи темноволосую девушку – их с Инге дочь Гретхен. Ростом и тоном кожи она пошла в отца, и Лиза невольно сравнивала ее с Руди: на год моложе, но почти такая же высокая, с точеными чертами лица, как у матери, и глубоко посаженными глазами, как у отца.
Гретхен молча смотрела на опущенный в яму гроб, и у Лизы за нее сердце болело. У девочки было достаточно времени подготовиться к этому моменту, но за ее мнимым спокойствием легко угадывалась огромная боль. Лиза знала, каково расти без матери, которая нужна девочке даже в шестнадцать. И как Ули справится со скорбью дочери, да и со своей тоже?
– Лиза.
Вольф и Юрген прошли к ней через кладбище, и на какую-то долю секунды она малодушно ухватилась за идею притвориться другим человеком – давней знакомой, которой не повезло оказаться doppelgänger [36] Лизы. Однако она взяла себя в руки, покрепче сжала сумочку и кивнула приветливо улыбающемуся Юргену.
– Хорошо выглядишь, – похвалила она, а друг чмокнул ее в щеку. Почему-то сейчас он казался ниже и коренастее, чем раньше; Вольф же остался позади, решив не приближаться к Лизе, по-прежнему высокий и красивый, с аккуратными усами.
– Ты тоже. А я все думаю, слышала ты или нет, – вздохнул Юрген, покосившись на Ули. – Рак – жестокая напасть. Инге была так молода.
– Тут ты прав. Несколько лет назад Ули прислал мне весточку, и мы начали переписываться, в основном из-за Руди. Но когда он рассказал мне про диагноз… – Лиза умолкла на полуслове. – Кошмар.
– Кошмар, – согласился Юрген и повернулся к высоким цветам, высаженным подковой вокруг надгробия. – Жаль, Аксель не приехал. Он был бы рад с тобой увидеться. Он сейчас преподает в Кембридже… в общем, не смог вырваться.
– В Кембридже? – ахнула Лиза, и у нее даже голова закружилась при воспоминании о старом друге. – Пожалуйста… пожалуйста, передай ему привет при случае.
– Я смотрю, ты все-таки перебралась через стену, – механическим голосом произнес Вольф, а Юрген обернулся и сердито зыркнул на него.
– Я… это только временная виза, – пролепетала Лиза, бледнея на глазах. – Всего на несколько часов, чтобы я успела… успела почтить память Инге.
Вольф сощурился, и Лизе очень захотелось объяснить, что заявление рассматривалось невыносимо долго и тщательно, что пограничник, выписавший пропуск, зловеще напомнил ей о необходимости вернуться ради сына, но Вольф напоследок скользнул взглядом по Юргену, развернулся и побрел к другим скорбящим.