[40], и теперь я знаю, как действует… Штази, и мне ужасно жаль Лизу. Очень.
– Они ее подавили, – согласился Ули. – И ее, и Руди. Моя дочь на прошлой неделе ездила к ним, и они… они уже не могут больше оставаться в Восточном Берлине. – Он полез в карман, вынул оттуда ключи от «фольксвагена» Инге и положил их на стол. – Вольф, я знаю, что у меня нет никакого права тебя об этом просить, но мне нужна твоя помощь.
– Я ждал, что ты придешь ко мне с такой просьбой, – искренне улыбнулся тот. – И она, черт возьми, гораздо ценнее твоих извинений.
Глава 55
Март 1980 года
Бурый лес вокруг озера Флакензе дышал миром и покоем, благоухая сладковатой смолой сосен, тянущихся в неестественно голубое небо. После нескольких часов дороги Лиза ушла далеко вперед, оставив позади других отдыхающих: здесь, на высоте простирающейся вокруг цепи холмов Кранихсберг, она слышала только звуки природы и шорох собственных шагов по заросшей тропинке.
Лиза подставила щеки теплым лучам солнца, пробивающимся сквозь кроны деревьев, и вслушалась в шепот ветра, играющего голыми ветками. Она отлично знала эту дорогу: сначала немного проехать от дачи на машине, а потом пешком через Рюдерсдорфскую пустошь. Лиза обожала выбираться сюда по выходным и каждый раз с восхищением находила в природе новое чудо: птичью трель, кружащее в воздухе перышко или похожую на горную цепь поросль изумрудного мха, покрывшую упавшее бревно.
Однако сегодня ее ждало незабываемое впечатление. Выше на склоне холма Руди поднял камеру, чтобы сделать снимок, и Лиза, проследив за взглядом сына, увидела ястреба, гнездящегося в сосновых ветвях. Юноша терпеливо подкручивал объектив, пока птица чистила перья, а потом раздался щелчок затвора и хищник, сорвавшись с места, полетел прочь.
Руди навел камеру на Лизу и снял еще один кадр, а та улыбнулась и тряхнула головой.
– Ты бы хоть предупредил, – шутливо возмутилась она, расчесывая спутавшиеся волосы пятерней. – Я, наверное, растрепа.
– Когда застаешь человека врасплох, он получается лучше всего. – Руди повесил «Практи» на грудь, и солнце отразилось от металлических боков камеры. – Ты бы видела, как я недавно сфоткал Ренату.
Здесь, на природе, далеко от Хорста и от надвигающегося призыва в армию, за разговорами о своей девушке Руди казался умиротворенным и – впервые за последние месяцы – счастливым. В его открытой улыбке Лиза узнавала мальчика, которого вырастила: энергичного, умного, веселого, творческого.
И еще она видела, каким он когда-нибудь станет мужчиной. Таким, как его отец, – заботливым и умеющим сопереживать.
– Пойдем, там впереди хороший вид открывается, – скомандовал он и двинулся дальше по тропе, а Лиза зашагала следом.
Предложив в эти выходные выбраться на природу, она только обрадовалась, что никто в семье не собирается к ним присоединиться: отец с Гердой отправились в Берлин на оперу, оставив детям запас провизии и свежевыстиранное постельное белье, а Пауль с Анной, которые иногда заглядывали в гости вместе с Куртом, уехали отдыхать с друзьями на озеро Балатон. Даже Хорст предпочел отсидеться в городе, надеясь, что Лиза воспользуется шансом по-человечески поговорить с Руди и, как выразился муж, докопаться до причин нервозности мальчика.
Лиза согласилась, но ей было совершенно необязательно вести с сыном беседы, чтобы разобраться, в чем проблема.
Прошлым вечером Лиза слушала, как Хорст храпит на чердаке, который она по-прежнему считала территорией Пауля. С дачей было связано столько воспоминаний: вот Руди ползет к деду и, цепляясь за спицы колес инвалидного кресла, в первый раз в жизни встает на ножки; вот Лиза помогает брату собирать урожай – и так каждый год. Среди этих приятных дум затесался даже Хорст: он сделал ей предложение на песчаном берегу озера Флакензе и, взяв на руки Руди, поклялся стать ему хорошим отцом. Пусть потом между ними и начались размолвки, но Лиза знала, что в тот момент Хорст говорил абсолютно искренне и честно мечтал создать с ней и с ее ребенком семью.
Руди дошел до развилки и обернулся, не зная, куда идти дальше.
– Бери правее, – скомандовала Лиза, но он заколебался:
– Точно? Левая тропа ведет на верхушку, мы туда как-то с Куртом ходили…
– Доверься мне. Нам направо.
Они двинулись дальше по холму, Лиза обогнала Руди, и с каждым шагом у нее все сильнее сжималось горло. Она обернулась через плечо и прислушалась к другим голосам, к другим людям, а потом свернула на еще менее заметную тропинку, ведущую на узкую объездную дорогу.
– Мам!
– Иди за мной.
С бешено колотящимся сердцем она ускорила шаг и повела за собой сына. Выше по склону рядом с незаведенным синим «фольксвагеном», припаркованным под пышной кроной деревьев на обочине, их ждал высокий мужчина. Он вскинул голову и отшвырнул докуренный бычок в грязь.
– Вольф! – Лиза не знала, то ли обнять его, то ли протянуть руку для пожатия. – Спасибо огромное.
Тот по пояс залез в окно машины, чтобы настроить волну радио: из динамиков шипели помехи, сквозь которые лишь изредка пробивалась слабая музыка.
– Мам, что происходит? – Руди приблизился к Лизе вплотную.
– Мы с твоим отцом попросили о помощи, – ответила она, – но сейчас мне надо знать вот что: ты хочешь жить на Западе?
– Да, – без малейших раздумий выпалил сын, и глаза у него вспыхнули надеждой.
Вольф подвинул водительское сиденье вперед, наклонился и поднял задний диван: под ним оказалась небольшая полость вроде еще одного багажника.
– Я поколдовал с движком, чтобы освободить место, но здесь все равно очень тесно, – сообщил Вольф. – Залезай.
Лиза сморгнула слезы и крепко поцеловала Руди в щеку.
– У тебя в рюкзаке бутылка воды и бутерброд. Удачи.
– А как же ты? Ты что, не поедешь?
У нее в голове мелькнула шальная мысль: а вдруг в салоне есть еще один отсек, куда поместится и она сама? Сердце болезненно сжалось.
– Мы оба сюда не влезем, liebchen, – возразила она, стараясь, чтобы голос не дрожал. Руди на четвереньках пополз внутрь. – Но мы скоро увидимся. Обещаю.
– А что ты будешь делать? – замешкался он. – И что скажет Хорст?..
– Уж с Хорстом я разберусь, – решительно отозвалась Лиза, хотя никакой уверенности в своих силах не чувствовала. – Поторопись, пожалуйста, Руди. Времени мало.
Парень забился в отсек и сразу показался таким юным, таким беззащитным. На всех пропускных пунктах берлинские пограничники давно научились обыскивать автомобили и находить подобные тайники. И как она вообще решилась переправить сына на Запад под сиденьем гремящего «фольксвагена»?
Но ведь ему грозила служба в армии, и что Лизе еще оставалось?
– Этот отсек открывается, только если настроить радио на нужную станцию, – пояснил Вольф. – Ничего с тобой не случится, обещаю.
И потянулся опустить сиденье, но Руди вдруг вскинул руку.
– А как же мои вещи? Как же Рената? Я не могу сбежать, не попрощавшись…
– Рената поймет, – заверила его Лиза и, зная, что они и так стоят на дороге слишком долго, ткнула пальцем в «Практи», по-прежнему висящую у сына на шее. – Самое важное ты взял. Бери камеру и становись фотографом, ты же всегда об этом и мечтал. – Она сжала губы и попыталась растянуть их в улыбке. – Я люблю тебя, Руди. И передавай привет отцу.
Она проследила взглядом за отъезжающей машиной и вытерла слезы. Затем медленно развернулась и зашагала обратно в лес.
Глава 56
Ули сидел на балконе, глядя, как на оштукатуренные здания по Хальберштадерштрассе опускаются сумерки. Из кухни доносился смех Юргена и Гретхен: они готовили вместе и о чем-то шутили, и Ули был благодарен другу за то, что тот пришел и отвлек девочку, давая ему самому возможность посидеть в тишине и в кои-то веки покурить, чтобы успокоить расшалившиеся нервы.
На безмолвную улочку свернула какая-то машина, и, услышав гул мотора, Ули вскочил с места, но тут же снова разочарованно опустился на стул: мимо дома проехал легкий кабриолет. Самого Ули не интересовали пижонские автомобили, которые частенько появлялись в Халензе: рельефные, будто мускулистые БМВ, угловатые «вольво», яркие «мазды» и «мерседесы», которые в вечерней тьме становились одинаково серыми. Нет, Ули ждал старенький «фольксваген» Инге – машину, которую три недели назад отдал Вольфу с просьбой о том, за что никогда не сумеет отплатить сполна.
Он представил, как модифицированный автомобиль проезжает через почти непроницаемую громаду Берлинской стены. Ули знал, что Вольф выбрал пропускной пункт на Инвалиденштрассе, и уже почти видел, как машина ждет своей очереди пересечь Занкругбрюкке [41], а Вольф вцепился в руль так крепко, что побелели костяшки пальцев. Другими, более крупными КПП вроде Чекпойнта Чарли пользовались в основном иностранцы и дипломаты, а вот западным берлинцам отвели Инвалиденштрассе и еще парочку скромных постов, и толпа там собиралась немаленькая (в отличие от Зонненалле или Шоссештрассе), поэтому Ули надеялся, что пограничники после долгой смены потеряют бдительность.
Он знал, что солдаты уже научились находить в автомобилях, выезжающих из Восточной Германии в Западную, потайные отделения: вдруг там окажутся отчаявшиеся граждане, готовые на любые безумства, лишь бы сбежать из ГДР? Ули слышал про всяческие изощренные способы пересечь границу, в том числе и такие, где не нужно было проходить КПП: люди прятались в полых досках для серфинга, привязанных к крышам машин, перелетали через стену на воздушных шарах и ныряли с аквалангами в строго охраняемые каналы. Идея Вольфа с модификацией «фольксвагена» казалась Ули ужасно рискованной, но он доверял мастерству друга и в вопросах автодела, и в том, как сберечь чужие нервы. Вольф обустроил потайной отсек так, чтобы ни один человек, не знающий трюка с радио, не сумел его открыть, а заодно подкачал шины, чтобы машина не выглядела груженой. Он даже укрепил передний бампер, чтобы попросту протаранить шлагбаум, если вдруг наметятся проблемы, и от этой мысли рука Ули сама тянулась к следующей сигарете.