В саду Рудольф громко поздоровался с соседкой фрау Боттчер и подкатил поближе к забору, чтобы перекинуться с ней парой слов.
Лиза не уставала поражаться оптимизму отца и тому, как легко он двигался по жизни. Казалось, он не оглядывается с горечью назад, не злится, что война отняла у него жену, работу, способность ходить. Нет, он растил детей, делился профессиональным опытом, преподавая медицину в университете имени Гумбольдта, ухаживал за огородом. Папа выстроил хорошую жизнь, тихую и удобную, и довольствовался тем, что имеет.
Лиза отставила сохнуть только что помытую тарелку и вспомнила, как Пауль вчера отзывался об Ули: «Мужики пресыщаются! Особенно те, кто привык каждый день получать новое». Это было нечестно по отношению к Ули: он доказал, что мыслит и поступает совершенно по-другому. И все же тот разговор не давал ей покоя. Сможет ли Пауль когда-нибудь перешагнуть через свои моральные принципы?
Наверное, душевный ужин помог бы снизить градус напряжения. Лиза прикинула, что из продуктов надо купить по приезде в Берлин: тушенку, морковь, лук, перловку… Ули, конечно, принесет вина, а во внутреннем кармане парадного пиджака – еще и кольцо.
Лиза опять погрузила руки в мыльную воду и краем глаза заметила, как отец с неожиданно грозным видом закатывается по пандусу в дом. Она схватила полотенце, чтобы не заляпать дверь, и открыла ее. Все мысли об ужине напрочь вылетели у Лизы из головы, уступив место дурному предчувствию.
– В чем дело?
– Включи радио, – с порога потребовал отец. – Что-то случилось.
Лиза вытерла руки и включила приемник, настроенный на новости. Сквозь жуткий треск донесся далекий удивленный голос диктора:
– По непосредственному приказу первого секретаря Вальтера Ульбрихта Национальная народная армия воздвигла на территории страны Антифашистский оборонительный вал, чтобы защитить граждан Восточной Германии от западного вторжения. – Лиза ошарашенно уставилась на не менее шокированного отца и открыла рот, собираясь заговорить, но Рудольф поднял трясущуюся руку, и девушка осеклась. – В полночь на тринадцатое августа граница между Восточной и Западной Германией была закрыта.
Глава 4
13 августа 1961 года
Ули уставился в окно своей квартиры, слыша, как гулко стучит кровь в ушах. Семью этажами ниже вдоль всей Бернауэрштрассе тянулась спираль Бруно [10], отделяющая Восточный Берлин от Западного; по обеим сторонам столпились зеваки, которые наблюдали за происходящим и негромко переговаривались. Пограничники в зеленой форме и в защитных перчатках отбойниками проделывали в асфальте углубления, ставили туда бетонные столбики, а между ними натягивали новые и новые мотки колючей проволоки. От негодующих восточных берлинцев строителей прикрывали ряды народной полиции.
Неужто началась война? Ули всматривался в лица Grenztruppen, ища там признаки паники или страха, но пограничники выглядели решительными и совершенно невозмутимыми. Получается, это спланированная операция? Провокация?
Нужно срочно найти Лизу. Ули натянул брюки и рубашку и выскочил в самую гущу событий.
По обеим сторонам от проволоки взбешенно голосили берлинцы, кричали, ругались, но их вопли тонули в непрестанном реве отбойных молотков. На Востоке спиной к Западу плечом к плечу стояла куча мужчин в форме: полицейские, пограничники, солдаты – все они защищали строителей от людского гнева.
– Ули!
Он отвернулся от проволоки и увидел, как к нему бежит коренастый парень с пшеничными волосами – Юрген.
– Ты говорил с Лизой?
– Нет, – покачал головой Ули, глядя, как возле телефонной будки через дорогу собирается толпа. – Я только вышел, еще ничего не могу понять… Что происходит?
– Ульбрихт закрыл границу.
– Закрыл?
– Ага. – Юрген прикусил губу, и Ули догадался, что друг думает о семье: о брате, невестке и племяннице, живущих в Бернау. – Вокруг твердили, что у него есть такие планы, но я и подумать не мог… – Он осекся. – Ты не видел Лизу?
– С пятницы. – Ули повертел головой по сторонам, ища, куда бы взобраться, чтобы рассмотреть окрестности с высоты: скамейка, машина – сойдет что угодно. На глаза попался ржавеющий «мерседес», припаркованный через дорогу, и Ули махнул рукой Юргену, чтобы не отставал. – А ты с братом говорил?
– Пытался ему позвонить, но провода перерезали. Я слышал, еще и все железнодорожные пути заблокировали… Наверное, никто ни с кем не может связаться.
Ули запрыгнул на капот «мерседеса». Чего ради перереза́ть телефонные провода? Ули протянул руку Юргену и втащил его на машину; отсюда парни видели, что происходит за плотными рядами пограничников и строителей: там сновали потрясенные восточные берлинцы.
– Лиза ведь за город уезжала, да? – пробормотал Юрген. По пустынным восточным улицам в сторону Бранденбургских ворот один за другим катились советские танки, но почему им навстречу не идет западная бронетехника? Ули обернулся, надеясь увидеть британских или американских солдат, но заметил вдалеке только парочку французских военных, которые смотрели на разрастающуюся толпу, но даже не думали к ней приближаться. Но ведь они должны вмешаться, разве нет?
Ули снова повернулся к колючей проволоке, и сердце у него екнуло: по Брунненштрассе спешила Лиза. Он окликнул ее и помахал, чтобы привлечь внимание; Лиза заметила его и подняла руку в ответ.
Ули спрыгнул с машины и ринулся к заграждению. Вместе с Юргеном он протиснулся сквозь собравшихся, то и дело привставая на цыпочки, чтобы не потерять Лизу из виду.
– Фашисты! – раздался крик откуда-то сзади, и толпа волной хлынула вперед. Ули не удержался на ногах и едва не упал, но его подхватил местный полицейский.
– Осторожнее.
Ули выпрямился.
– Моя невеста. Она на Востоке, – начал он, и голос предательски сорвался на фальцет от тревоги. На противоположной стороне Лиза тоже пробиралась к заграждению, и ее светлая макушка маячила уже совсем близко: девушка пыталась урезонить кого-то из пограничников. – Мне нужно поговорить с ней. Пожалуйста, пропустите, она вон там…
– У меня приказ никого не подпускать к проволоке, – жалостливо и в то же время испуганно пояснил полицейский.
Тут к ним повернулся местный пограничник, который стоял чуть поодаль и все слышал.
– Стену строят на территории Восточного Берлина, мы не вправе вмешиваться, – развел он руками.
– Да они же город пополам режут! – взорвался Ули, не в силах принять абсурд, творящийся вокруг. Он кинулся к проволоке, ища в ней хоть какой-то зазор. – Мне бы только поговорить с ней!..
Но полицейский немилосердно схватил Ули за руки и оттолкнул прочь, прошипев сквозь зубы:
– Хочешь развязать новую мировую войну? Давай! Я ничего не могу сделать, приятель. Все претензии – к Ульбрихту.
Ули натолкнулся на Юргена и отступил в сторону, дрожа от небывалой ярости – бессильной и беспомощной, как в детстве.
– Не кипятись… это временные меры, – подбодрил его Юрген и крепко взял за плечо. – Надо дойти до Бранденбургских ворот. Там журналисты, политики – они расскажут, что тут творится…
Ули видел, как Лиза пытается договориться с восточными пограничниками, но тщетно; в итоге она отступила, и на лице у нее появилось удрученное выражение.
– Если Ульбрихт правда закрывает границу, надо действовать прямо сейчас; нам нужно как-то добраться до Лизы, перетащить ее к нам… – Ули замолчал на полуслове и отвел взгляд от возлюбленной.
– Знаю.
Вид у Юргена был такой уверенный и решительный, что паника Ули немного утихла, и он наконец-то вынырнул из пучины отчаяния и ярости и начал соображать здраво.
– Надо действовать как можно скорее, но только не здесь, – продолжил друг. Он был прав: не выйдет пробиться через заграждение на глазах огромной толпы людей. – Найдем какую-нибудь дыру в заграждении, просвет…
– Они не могут охранять проволоку по всей длине сразу, – согласился Ули.
– Идем, – шепнул Юрген, и сердце Ули забилось тревожнее. Лиза смотрела на них через заграждение, и Ули слегка качнул головой, зная, что любимая поймет, – и она действительно поняла, кивнула и юркнула обратно в толпу.
– Пошли, – негромко скомандовал он, и они с Юргеном поспешили вдоль улицы.
Глава 5
Лиза дошла до угла Брунненштрассе и Бернауэрштрассе; она поначалу обрадовалась, что вернулась в Берлин, но с ужасом обнаружила, что ее худшие опасения сбылись: город пересекало длинное-предлинное заграждение, которое охраняли военные с автоматами Калашникова; туда же то и дело подъезжали грузовики со стройматериалами. Бесконечная паутина колючей проволоки. По дороге домой Лиза переключала радиостанции и слушала, как дикторы сухо описывают картину, которую она теперь видела собственными глазами: как Западный Берлин отсекают от Восточной Германии, словно лишний орган.
– Это временно, – твердил отец, когда Лиза вела их «трабант» по пригородным шоссе. – Слишком уж много восточных немцев бежало на Запад именно через Берлин: подумаешь, пешком дойти до Митте или Кройцберга, а оттуда на самолете можно улететь в Западную Германию. Ульбрихт просто заявляет свои права на наших граждан. К концу месяца все закончится.
Но действительно ли отец в это верил или же просто пытался ее успокоить?
Она представила себе карту Германии: страну и так поделили на Восток и Запад, а Западный Берлин оставался единственным островком капитализма внутри социалистического государства, простирающегося на сотни километров во все стороны. До сегодняшнего дня люди спокойно переходили из одной части в другую, и было странно и безумно даже помыслить, что восточногерманское правительство столь жестоко отрежет Западный Берлин от пригородов и от ГДР как таковой. Зато западные берлинцы могли наслаждаться весомым преимуществом: налаженным авиасообщением с союзными странами – Америкой, Британией и Францией. В западной части работали аэропорты, вещали радиостанции, процветала свобода мысли и перемещений.