По осколкам счастья — страница 13 из 18

— Найди мне, кто это сделал. И привези живым. Я лично устрою ему ад, — сказал я водителю и сел в машину. Дорога до больницы, которая длилась минут десять, показалась гораздо более долгой.

— Паш, посидишь в машине с Антоном, хорошо? Узнаю, как там мама, и сразу же приду.

Мальчик кивнул мне в ответ, и я выскочил из автомобиля. Ворвался в приёмное отделение словно ураган, сбивая всех у себя на пути, но дальше постовой медсестры, охрана пройти не дала.

— Мужчина, я ещё раз вам повторяю. Женщину, которую к нам привезли, готовят к операции. Вы лучше документы её привезите, чтобы мы могли оформить историю болезни.

— Вот её паспорт.

— Хорошо. Нужен ещё полис.

— У меня его с собой нет.

— Тогда поезжайте домой и привезите все документы, которые требуются, и вещи. — Медсестра написала на листке, что именно нужно привезти, и я ушёл ни с чем. Когда вернулся в машину, Пашка лежал на сиденье и тихонько посапывал. Я сел рядом с ним и уставился на серое больничное здание.

— Куда едем, шеф?

— Домой.

— К вам?

— Нет, к Юле домой.

— Хорошо.

Перед глазами стояла ужасная картина. Юля лежит на грязном асфальте без сознания, в крови, а я ничего не могу сделать. Такое противное состояние, когда ты вроде здоровый обеспеченный мужик, сдвигаешь конкурентов одним мизинцем и, казалось бы, всё можешь, но нет. Оказывается, в жизни есть вещи, которые тебе не под силу. И оттого, что бессилен вернуть к жизни дорогого человека, хочется сдохнуть. И уже ничего не нужно — ни денег, ни славы, ни мощи. Даже своё здоровье и счастье готов отдать, главное, чтобы она очнулась.

Не знаю, как сейчас быть, как вести себя в этой ситуации, как не сорваться и не переубивать всех. Отдал бы свою жизнь, только чтобы она выжила. Мне больше ничего не нужно. Просто хочется ещё раз увидеть её улыбку, услышать её голос, прикоснуться к ней и почувствовать её тепло, которое проходит через тебя и оседает где-то глубоко в душе, даря успокоение.

Странно, но мы начинаем вспоминать все хорошие моменты, только когда с человеком что-то случится. Почему мы не умеем вовремя ценить то, что у нас есть? Неужели для того, чтобы понять, как нам дорог человек, ему для этого нужно уйти или, ещё хуже, умереть. Всё-таки все люди эгоисты, которые заботятся только о себе. Даже я сейчас думаю не о том, как она и что будет дальше. Меня волнует, как стану жить, если её не станет. На первое место я ставлю себя, свои чувства, а не её жизнь.

Ещё раз взглянул на Пашку, который переутомился от слёз и даже во сне вздрагивает, как будто плачет. Пока был занят своими мыслями, мы уже подъехали к дому. Я взял сына на руки и вышел из машины. Сегодняшняя ночь у меня будет не из лёгких.

Мы зашли домой, где нас встретил Пломбир, активно виляя своим лохматым хвостом. Я снял ботинки и прошёл в детскую комнату. Уложил Пашку на кровать, аккуратно снял с него верхнюю одежду, закутал в одеяло и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Затем прошёл на кухню, сел в кресло и прислушался к тишине, которая поглотила эту квартиру. Теперь надо подумать, что делать. Нужно собрать вещи и найти документы, чтобы отвезти их в больницу.

В моей жизни случалось столько всякого дерьма, что уже должен на автомате решать все случившиеся проблемы, но сейчас я словно в ступоре. Не знаю, куда идти, кому звонить, как себя вести. И всё это время, пока Юля будет в больнице, мне нужно заботиться о сыне. Но я никогда не имел дел с детьми, даже не знаю, чем их кормить.

От пережитого стресса я, видимо, так устал, что мой организм отключился, до кровати я не дошёл. Уснул прямо за столом на кухне.

С утра меня разбудил скулёж собаки, которая, по-видимому, просилась на улицу. Я посмотрел на часы — пять утра.

— Ну что, пошли, выгуляю тебя, а то напорешь ещё в квартире. Я не собираюсь за тобой убирать.

Пёс, видимо, со мной был полностью согласен и побежал к входной двери.

На улице уже конец осени и стоит жуткий мороз. Я в своём тонком пальто замёрз как суслик, пока мы гуляли. Хотя прогулка длилась не больше тридцати минут. Когда пёс сделал все свои дела, мы отправились обратно в квартиру. Пока шли к дому, я позвонил своему водителю и попросил приехать за мной к восьми утра.

Когда зашли домой с собакой, я заметил тусклый свет в детской комнате. Снял пальто и заглянул к Пашке. Он уже не спал, лежал и разглядывал звёздное небо, которое было изображено у него на потолке.

— Эй, дружок, проснулся уже?

— Да. А вы где были?

— Ходил с твоим новым другом гулять, — и Пломбир будто понял, что говорят о нём и издал лай, а потом подбежал и запрыгнул в кровать, где лежал Пашка. Мальчик потеребил пса за ухом.

— Паш, а когда мама работала, кто с тобой сидел?

— Баба Маша.

— Это которая соседка?

— Ага.

— Посидишь пару часов с бабой Машей? Мне к маме нужно в больницу съездить и вещи отвести.

— Я тоже к маме хочу, — проговорил мальчишка, и у него глаза стали заполняться слезами.

— Паш, к ней сейчас не пустят. Давай сделаем так. Как только она придёт в себя, мы с тобой вместе к ней поедем, хорошо?

— Ладно.

Мальчик поражал своей стойкостью. Даже у меня уже сдавали нервы, а он вёл себя спокойно и понимающе. Другие бы дети на его месте устроили скандалы и вопли, но только не Пашка.

После того как я с помощью сына приготовил завтрак и накормил его, договорился с бабой Машей. Она не только согласилась посидеть с сыном, но и помогла собрать вещи для Юли.

Глава 13

Владимир

Я стоял в приёмном отделении с пакетами в руках и ждал, когда ко мне подойдёт лечащий врач Юли. После двадцатиминутного ожидания увидел перед собой высокого и тощего пожилого мужчину.

— Романов Владимир Андреевич?

— Да, это я.

— Очень приятно, Константин Львович, лечащий врач вашей жены, пройдёмте.

Мы недолго шли по длинному коридору, где пахло медикаментами и хлоркой. Никогда не мог терпеть запах больницы. Мужчина открыл передо мной дверь, и я вошёл в кабинет, который больше походил на библиотеку. Все стены были загорожены полками с книгами и какими-то грамотами.

— Присаживайтесь.

— Доктор, как там моя жена?

Мужчина медленно обошёл свой стол, сел на стул, открыл перед собой историю болезни и что-то в ней начал про себя читать.

— Владимир Андреевич, у вашей жены переломы рёбер, рук, ног. Ушибы внутренних органов. Ей сделали трепанацию черепа, и сейчас она находится в медицинской коме. Я могу сказать одно, если она переживёт сегодняшние сутки, то есть надежда, что будет жить, — его слова были будто приговор, они лишали меня жизни.

— Она сможет ходить?

— Это навряд ли. В семидесяти процентах таких случаев человек остаётся глубоким инвалидом, который не может обеспечить сам себя.

— А остальные тридцать процентов?

— А остальные тридцать процентов — она останется инвалидом, но сможет хотя бы говорить и держать ложку.

Не передать словами, что я сейчас чувствую. Это какая-то безысходность, которая бьёт наотмашь и выводит из сознания.

— А если реабилитация, операции, есть шансы, что она встанет?

— Владимир Андреевич, давайте будем реалистами и подождём хотя бы пару суток, после которых хоть что-то будет известно.

Больше пугало, что мне сказать ребёнку, если его мать умрёт. Кроме неё, у Пашки ведь никого нет. Не считая меня, конечно. Но для него я просто чужой дядя Вова. И нет никаких гарантий, что сын полюбит меня как отца.

— Я могу её увидеть?

— Послушайте, это не самая хорошая идея. Она находится в реанимации.

— Доктор, мне нужно увидеть свою жену.

— Хорошо, — вздохнул врач, — но только не больше двух минут.

— Спасибо.

Я передал все пакеты и документы медсестре, на меня надели халат, шапочку, бахилы, и мы пошли к Юли. Когда зашёл в палату и увидел её, онемел. Мне будто кувалдой по голове зарядили. Пересилив себя, сделал пару шагов к кровати. Если бы не сказали, что это моя жена, я бы её не узнал. Вся перебинтована, лицо настолько отекло, что не видно глаз, и только хрупкие пальчики свободны. Я подошёл к ней и дотронулся до них, они были холодные и безжизненные.

По моей щеке стекали слёзы, которые, словно ножи, резали кожу.

— Милая моя, — прошептал я и взглянул на обездвиженное тело, которое лежало передо мной. Не знал, что сказать, как себя вести. Я был в шоке. Все слова будто застряли у меня в глотке. Сердце билось с такой силой, что казалось, оно вот-вот вырвется наружу. Хотелось всё крушить от беспомощности и биться головой о стену. Только вот кому это нужно? Я стёр тыльной стороной ладони слёзы, не мог больше смотреть на неё. Если ещё хоть на секунду задержусь, то сдохну прямо здесь, у её ног. Меня спас телефон, который завибрировал в кармане халата и вывел в реальность. Я развернулся и подошёл к доктору, который, почти не дыша, тихо стоял около стены.

— Любые деньги, я заплачу столько, сколько скажете, но чтобы она очнулась.

— Я не господь бог.

— Вам сейчас лучше им быть. Вот моя визитка, звоните в любое время дня и ночи. Любые лекарства, обследования и всё самое необходимое у вас будет. Только верните мне мою жену.

После этих слов я вышел в коридор и взял в руку вибрирующий телефон. Это был мой юрист.

— Слушаю.

— Владимир Андреевич, приветствую. Виза готова, мне вам её куда доставить?

— Сейчас скину адрес, куда привезти.

Только сейчас вспомнил, что через пять дней Пашке нужно лететь на операцию. И как всё это пережить? Я не оставлю здесь Юлю одну, но и сына не могу отправить с чужими людьми, а ещё эта собака. Голова шла кругом, но нужно действовать быстро.

Дома меня уже ждали с вопросами, как только я переступил через порог, из зала показались две пары глаз.

— Ну как там Юленька? — спросила женщина, глядя на меня глазами, полными надежды, что я скажу что-нибудь хорошее.

— В коме.

— Господи, — произнесла она и перекрестилась.

— Баба Маш, спасибо вам за помощь с Пашкой.