Я по-прежнему работала каждый день в соответствии с графиком Прига. Постоянно копала. Удары молотков и кирок по камню и скрип этих чертовых ржавых колес, когда тележка вывозила щебень. Есть звуки, от которых у тебя разрываются нервы; у всех нас есть эти слабости. Иногда, даже сейчас, эти звуки заставляют меня либо съежиться от ужаса, либо наброситься на кого-нибудь с кулаками. Тогда все было обстояло точно так же, только у меня не было сил набрасываться. Каждый день я слышала этот скрип колес еще долго после того, как он смолкал.
Приг становился все более жестоким, как по отношению ко мне, так и по отношению к Изену. В то время я не знала почему. Тогда я не знала, что Изен регулярно дрался на арене, и его выступления влияли на репутацию Прига среди других бригадиров. Я также не понимала, что его растущая жестокость по отношению ко мне была не просто наказанием за ежедневное неповиновение, которое я ему оказывала. Это был и приказ управляющего. Не проходило и дня, чтобы я не заработала удар хлыстом по спине или синяк, если у него хватало смелости подойти поближе и пустить в ход кулаки. Это была настоящая гребаная пытка. Физическая пытка, предназначенная для того, чтобы постепенно лишить человека чувства безопасности и непокорности, и Приг хорошо знал свое дело.
Некоторые люди учатся бояться угрозы насилия. Это приучает их к послушанию, точно так же как некоторые люди приучают собаку к палке, а не к объедкам со стола. Я не из таких. Я привыкла ожидать насилия. На каком-то уровне я думала, что заслужила это. Вместо того чтобы пугаться пыток или пытаться угодить Пригу, чтобы прекратить боль, я насмехалась над ним, чтобы посмотреть, как далеко он зайдет. Некоторые люди бегут от опасности, в то время как другие стремятся к ней. Я? Я смотрю опасности прямо в лицо и приказываю ей сделать все, что в ее чертовых силах.
Джозеф больше не встречался с управляющим, но мои встречи с ним происходили раз в неделю. Они всегда были разными. Каждую неделю он задавал мне новые вопросы, как личного характера, так и не очень. Однажды он спросил о моей семье, есть ли у меня братья и сестры. В другой раз он спросил меня, сколько Хранителей Источников из Оррана выжило в битве за Форт Вернан. Иногда я отвечала на его вопросы без колебаний, а иногда отказывалась отвечать, каким бы невинным ни казался этот ответ. Я делала это, чтобы заставить управляющего гадать. Оглядываясь назад, я понимаю, что у меня действительно не было другой причины. Мне нравилось пытаться запутать этого человека. Сейчас это кажется глупой игрой, но в то время это было важно. Я никогда не брала награду, которую он предлагал. Ни разу. Чаще всего я оставляла комнату в беспорядке, уничтожая все, что могла. Это было мелочно, да, но я действительно мелочная, и я бунтовала везде, где только могла.
— С тобой трудно играть, — признался Хардт, крепко сжимая в руке одну из своих костей для игры в Доверие.
— Спасибо. — Я позволила себе слегка улыбнуться.
Большой терреланец покачал головой:
— Я не сказал, что ты хорошо играешь. Я сказал, что с тобой трудно играть. Ты слишком непредсказуема.
Я снова улыбнулась. Я выбрала свою сторону задолго до того, как подошла моя очередь играть против Хардта.
— Я принимаю это как комплимент, — сказала я.
— Не надо, — скривился Хардт. — Непредсказуемость по отношению к врагам — хорошо. Непредсказуемость по отношению к друзьям — плохо. Трудно поймать женщину, когда не знаешь, в какую сторону она прыгнет.
Я пожала плечами. В то время я все еще воспринимала это как комплимент. Я наслаждалась тем, что никто многого обо мне не знал. Даже те, кто знал, понятия не имели, что я буду делать в следующий момент. Потребовалось некоторое время и некоторые потери, прежде чем я поняла урок, который Хардт пытался мне преподать.
— Ты думаешь, мы друзья? — спросила я. Я не считал Хардта своим другом. Тогда у меня был только один друг, и он был ужасным игроком в Доверие.
— Союзники, по крайней мере. — Голос Хардта всегда был глубоким, но в то же время мягким. Я бы сравнила его с раскатами далекого грома. Очень тихий, он все равно требует, чтобы ты остановился и прислушался, и, когда ты это делаешь, это почти успокаивает. Но ты также знаешь, что там царит насилие, ужасное и ничем не сдерживаемое.
Союзы, настоящие союзы, строятся на доверии. Оно необходимо им как фундамент, если они хотят выжить. Союзы, созданные по необходимости, обречены на провал, как только один из них перестанет нуждаться в другом. Я никому не доверяла.
Я кивнула.
— Союзники, — сказала я. Хардт улыбнулся, и я чуть сдвинула руку, показать показывая краешек кости. — Готов?
Мы одновременно подняли руки. Кость Хардта показывала Дружбу, моя — Предательство. Я протянула руку и взяла у мужчины кость, не сводя с него разочарованного взгляда. «Я — оружие», — тихо сказала я.
В конце концов Хардт усмехнулся.
— Однажды, девочка, ты, возможно, поймешь смысл игры, — сказал он. — Тогда ты действительно будешь опасной.
Я усмехнулась, считая себя умной. Я и так считала себя более опасной, чем мог предположить Хардт. Я была глупой девчонкой. Я проиграла эту игру, бросив кости, но так бывает, когда все знают, что ты их предашь. Я проигрывала гораздо чаще, чем выигрывала, и каждый раз тихо злилась.
Позже, вечером, — я называю это так снова и снова только для того, чтобы передать хоть какое-то представление о моем времени в Яме, — мы с Джозефом лежали, свернувшись калачиком, накрытые поношенным одеялом. Я прижалась к его спине и почувствовала, как между нами разгорается жар. В Шахте может быть очень холодно, а иногда и невыносимо жарко. Я так и не смогла привыкнуть к здешнему климату.
— Хардт был неправ, — тихо сказал Джозеф. — Ты не непредсказуема.
— Неужели? — Мне очень понравилась идея быть непредсказуемой.
Джозеф начал ерзать и поворачиваться, пока не оказался лицом ко мне. Он выглядел усталым, на его молодом лице были морщины, которых я раньше не замечала. На щеках и подбородке у него росли волосы, и я удивилась, как я раньше этого не замечала. Ему было всего семнадцать, но из-за суровости Ямы он выглядел по меньшей мере на десять лет старше.
— Нет, — с улыбкой ответил Джозеф. — Ты просто ужасна в игре.
Я ударила его в живот, а он рассмеялся в ответ.
— Я серьезно, — сказал он.
— Ты врун, вынюхивающий дерьмо, вот кто ты такой. — Мне никогда не нравилось, когда мне говорили, что я в чем-то плоха, в любом деле. Мои наставники в академии поняли это очень рано. Они всегда ожидали от меня многого, но далеко не такого, как я ожидала от себя. Я так и не смогла решить, училась ли я так усердно только для того, чтобы произвести на них впечатление или просто ненавидела терпеть поражение. — Кроме того, — добавила я, — если я плоха в игре, то ты еще хуже. В кои-то веки ты в чем-то хуже. — Интересно, прозвучало ли это так горько, как мне подсказывает память. — Ты всегда проигрываешь первым.
Мы были достаточно близко, и я почувствовала запах дыхания Джозефа. Такого же вонючего, как и мое. Он ухмыльнулся и покачал головой:
— Я всегда проигрываю первым. Но я отличный игрок.
Я перевернулась на спину и уставилась на потолок. «Я не понимаю», — сказала я. Мне потребовалось немало усилий, чтобы признаться в этом. Слова давались мне с трудом, и я никогда не смогла бы сказать их кому-то другому. Я думаю, что, вероятно, это прозвучало угрюмо — насколько угрюмо может звучать голос молодой женщины.
— Дело не в игре, Эска, — сказал Джозеф, его голос был таким тихим, словно он засыпал. — Дело не в игре. Дело в игроках.
Глава 7
Легко оглянуться на то время, что я провела в Яме, и вспомнить только чертово копание. Это, конечно, занимало много времени каждый день. Но в жизни под землей было еще кое-что. Так и должно было быть. Бригадиры, включая Прига, усердно обрабатывали нас, струпьев — это было бесспорно, — но они также хотели, чтобы работа была выполнена быстро. Чем быстрее они смогут избавиться от струпьев, тем быстрее они смогут отправиться на арену или на Холм.
Для капитанов Деко и их бригадиров положение и уважение были превыше всего. Приг пользовался большим уважением, благодаря интересу управляющего ко мне, но он никогда не был доволен тем, насколько быстро мы заканчивали копать. Он никогда не был доволен своим положением на Холме. Я всегда удивлялась, почему он просто не заставлял нас копать меньше с каждым днем. В то время я понятия не имела, что бригадиры получали ежедневные задания на работу от самого Деко, и связь Прига с управляющим не была чем-то, что Деко гордился. Моей бригаде каждый день приходилось копать дольше, чем кому-либо другому, и это было еще одной причиной, по которой Приг гневался на меня.
Нам, струпьям, тоже было чем заняться. В Яме процветало торговое сообщество. Некоторые товары было проще достать, например, дополнительные продовольственные пайки или бинты, в то время как с другими было гораздо сложнее, и их тайно привозила терреланская стража. Я так и не узнала, кто из охранников занимался контрабандой; вся моя контрабанда поступала от торговли и выигрышей.
Вместе с любым видом торгового сообщества приходят азартные игры. Для меня всегда было загадкой, почему люди, у которых ничего нет, испытывают потребность тратить деньги на азартные игры. Большинство предпочитало простые игры, потому что для этого требовалось только базовое понимание чисел. Каждый игрок по очереди доставал из мешочка маленький каменный треугольник, на котором были выгравированы различные числа. Цель состояла в том, чтобы как можно ближе приблизиться к двадцати одному, не переходя границы. Почему желаемое число было двадцать один, я до сих пор не понимаю. Возможно, потому, что это на единицу больше, чем пальцев у землянина, и, следовательно, больше, чем может сосчитать большинство необразованных людей. Возможно, это число имеет особое значение, установленное Рандами или Джиннами много тысяч лет назад. Они бы, без сомнения, заявили, что ни один землянин не сможет этого никогда понять. С другой стороны, возможно, это было просто чье-то любимое число, и они решили изобрести игру вокруг него. Печальный факт жизни и времени заключается в том, что незначительные вещи часто переживают свое значение.