— Никогда, — прорычал Изен, его лицо исказилось от ярости. Я была потрясена, кровь шумела у меня в ушах и стекала по щеке, а мысли путались. Я не поняла. И до сих пор не понимаю. Мужчины иногда могут быть чертовски глупыми созданиями. — Мне не нужно, чтобы какая-то глупая маленькая девчонка пыталась меня защитить.
Большая рука Хардта легла на плечо младшего брата, и он оттащил Изена в сторону. Подальше от меня. Остальная часть нашей бригады стояла вокруг, наблюдая и ничего не делая. Приг ухмыльнулся своей самодовольной ухмылкой, гнев исчез, сменившись самодовольной победной улыбкой. Он облизал свои коричневые губы и ударил хлыстом по земле.
— За работу.
Глава 9
Изен исчез, как только Приг объявил, что работа закончена. Я смотрела как он уходит, хотя в глубине души мне хотелось побежать за ним. Он не сказал ни слова ни мне, ни кому-либо еще с тех пор, как обозвал меня глупой маленькой девчонкой. Оскорбление жгло, независимо от того, насколько правдивым оно было, жгло сильнее, чем рубец на моей щеке. Я бы возненавидела любого, кто назвал меня так, но Изена… Я хотела, чтобы он увидел во мне нечто большее. Я хотела, чтобы он увидел во мне женщину.
Я не знала, сколько времени у меня осталось до встречи с управляющим, но я знала, что это произойдет раньше, чем мне бы хотелось, и порез на моем лице нуждался в уходе. Он перестал кровоточить, хотя щека все еще болела так, как будто ее обжигал огонь. Джозеф всегда ухаживал за моими ранами так же, как и я за его, поэтому, помня об этом, я проигнорировала других струпьев и помчалась в нашу пещеру.
Джозеф не ждал меня, когда я прибежала, и это вызвало у меня мучительное чувство, которое пробралось в желудок. Он почти всегда заканчивал свою работу раньше моей бригады. Не было ничего необычного в том, что он закончил позже, но… Иногда у меня возникает предчувствие. Как будто страх и печаль смешались воедино. Я знала, что случилось что-то плохое, я чувствовала это нутром, и это меня пугало.
Хардт пришел вскоре после меня, а с ним еще несколько человек. Оглядываясь назад, я, честно говоря, даже не могу вспомнить их имен. Ни одного. Хотя, я уверена, Хардт мог бы. Вероятно, он считал их друзьями. Интересно, больно ли ему было, когда я убила их всех.
— Думаю, нам лучше взглянуть на эту щеку, — тихо пророкотал Хардт. Через несколько мгновений у него в руках была миска с водой и полоски ткани. Возможно, больше, чем несколько мгновений. Я так волновалась за Джозефа, что не могла ясно мыслить. Я расхаживала по комнате, сжимая и разжимая кулаки, быстрым и прерывисто дыша.
Пока Хардт обрабатывал рану, я не сводила глаз с входа в пещеру, ожидая появления Джозефа.
— Сожалею о моем брате, — сказал Хардт. — Он не имел права говорить тебе это только за то, что ты противостояла Пригу.
Я фыркнула:
— Тогда почему он это сделал?
— Гордость, — сказал Хардт. — Он взрослый мужчина, а ты вдвое меньше его. Ты бросаешь вызов Пригу, когда Изен этого не может, когда никто из нас этого не может… Это его позорит. Это заставляет его чувствовать себя неполноценным мужчиной. На самом деле он злился скорее на себя, чем на тебя.
Я поморщилась от боли в щеке.
— А тебе? — спросила я. — Тебе не стыдно от того, что ты позволил этому Пригу так избить своего брата? Тебе не стыдно за то, что ты вел себя как гребаный трус?
Хардт какое-то время молчал. Краем глаза я видела, что он смотрит на меня, хотя его взгляд был рассеянным.
— Нет ничего постыдного в том, чтобы стремиться выжить, — сказал он. — Приг, без сомнения, тот еще говнюк, но я больше не причиняю вреда людям. Кроме того, как я могу дать ему отпор? Ты, может быть, и в безопасности от настоящей расправы, маленький солдат, но не я… Я мог бы убить Прига. Деко очень скоро узнал бы об этом, и тогда я был бы мертв, а Изен остался бы один. И у вас был бы новый бригадир, который, возможно, был бы еще хуже, чем Приг.
— Отец часто говорил мне, чтобы я тщательно выбирал свои поединки, — продолжил Хардт. — Потом он бил меня так сильно, как только взрослый мужчина может ударить мальчишку, и повторял все сначала. Я потратил немало лет, принимая любой бой, какой только мог. И потратил немало лет на то, чтобы усвоить урок, который он пытался преподать мне, по-своему. Теперь его я усвоил.
Я задумалась над его словами. На первый взгляд, они показались мне проявлением трусости, хотя теперь я знаю, что в них что-то было. К сожалению, это урок я не в состоянии усвоить. Я никогда не умела выбирать сражения. Я позволяла им выбрать меня, а потом побеждала. Или, может быть, я просто никогда не встречала сражение, в которое не была бы готова вступить.
Я все еще размышляла над мудростью Хардта, когда Джозеф, спотыкаясь, вошел в пещеру. Я мгновенно оказалась на ногах, не обращая внимания на то, закончил ли Хардт промывать мою рану. Джозеф придерживал левую руку, а один глаз у него заплыл и закрылся. Дюжина мелких порезов покрывала его лицо, а лохмотья местами были в красных пятнах.
— Не сражайся, — настойчиво сказал Джозеф, качая головой, когда я подбежала, чтобы его поддержать.
Приг неторопливо вошел в пещеру в нескольких шагах позади, все с той же самодовольной ухмылкой на лице. Не нужно было обладать логикой, чтобы понять, как Джозеф оказался так жестоко избит. Во мне бушевал гнев. Моя ненависть была огнем внутри меня, сжигающим все доводы рассудка. Я была известна тем, что позволяла своему гневу взять верх, и это был один из таких случаев.
Джозеф схватил меня за руку здоровой рукой и покачал головой.
— Не надо…
Я не послушалась.
Высвободившись из хватки Джозефа, я подбежала к Пригу и ударила его кулаком. Это был яростный, но неумелый удар. В наши дни мне было стыдно от такой атаки, но тогда я не умела драться. Я думала, что моя ярость поможет мне справиться с этим. Что моя свирепость преодолеет недостаток подготовки или грубой силы. Я чертовски ошибалась.
Приг поймал мой удар, заломил мне руку за спину и прижал к ближайшей стене. Я едва успел вовремя повернуть голову, чтобы не сломать нос. К несчастью, я повернула голову вправо и прижалась раненой левой щекой к стене пещеры. К боли можно привыкнуть — и я думала, что привыкла, — но открытая рана, прижатая к грубому камню, убедила меня в обратном, и я вскрикнула.
— Если кто-нибудь из вас, струпьев, только двинется в мою сторону, я воткну свой нож в нее, а потом в вас! — взревел Приг. Он так близко прижался ко мне, что я чувствовала исходящий от него жар и его дыхание на своей шее. Он сильнее прижал меня к стене и еще сильнее вывернул мне руку. Стыдно признаться, но я взвизгнула от боли. Думаю, это доставило ему больше всего удовольствия.
Я подумала о том, чтобы схватить свой маленький осколок зеркала, но с одной рукой, заломленной за спину, я никак не могла до него дотянуться.
Вот почему за всю свою жизнь я никого не ненавидела так сильно, как Прига. Никто другой никогда не заставлял меня чувствовать себя такой беспомощной. Даже палачи в Красных камерах. Даже император со всеми его гребаными ножами.
Удар по почке очень опасен. Это жизненно важный орган, который практически не защищен от ударов сзади. Боль от удара Прига заглушила боль в моей щеке. Ноги подкосились, и я не могла даже закричать. Я рухнула в объятия Прига и начала барахтаться, потерявшись в боли. Мысли и здравый смысл вылетели у меня из головы. Затем я начала двигаться, подталкиваемая жирным ублюдком, моя рука все еще была скручена за спиной.
Пещеры и туннели казались темнее, чем обычно, и проносились мимо как в тумане. Мы были в одном из лифтов, на полпути к главному этажу пещеры, когда я снова сумела думать. Боль была повсюду, как будто мое тело не могло понять, что причиняет боль, и болело все. Я посмотрела вниз, на удаляющийся пол пещеры, и поняла, как близко Приг прижимал меня к краю. Все, что ему нужно было сделать, это отпустить мою руку, и я бы упала. Странно было осознавать, что только боль от заломленной за спину руки помогла мне выжить. Странно думать, но как бы сильно ни болело мое плечо, я не хотела, чтобы Приг отпускал меня. Я не хотела умирать.
Как только лифт с грохотом остановился, мы снова двинулись в путь. Струпья поворачивались, чтобы посмотреть, как Приг толкает меня вперед, моя рука все еще была заломлена за спину. Ни один из них не помог. Может быть, они были слишком умны, чтобы противостоять очередному нападению, или, может быть, они были просто трусами, которым доставляло удовольствие наблюдать, как кто-то страдает, пока они сами были избавлены от этого. Так было заведено в Яме — те, кто стоял во главе, приучили нас к изоляции. Никто не был готов заступиться за кого-либо другого, если бы они оказались в такой же ситуации. Возможно, мы все были в одной дерьмовой, тонущей лодке, но в то же время мы были в ней одни.
Пригу не нужно было тащить меня через Холм. Я думаю, что он сделал это по-привычке. Для нас обоих было бы лучше, если бы он повел меня прямо на встречу с управляющим.
— Приг. — У Деко был низкий голос, и он звучал почти вяло, как будто ему стоило больших усилий привлечь к себе хоть какое-то внимание.
— Вымазанный в козьем дерьме, — сплюнул Приг себе под нос и остановил меня. Мы углубились в Холм, и я увидела, что за нами наблюдают несколько бригадиров. Теперь, когда меня снова остановили, я слегка повисла в хватке Прига, хотя он быстро убедил меня выпрямиться, слегка приподняв мою руку. — Не говори ни слова, — прошипел он мне на ухо.
— Иди и покажи мне, что у тебя там, Приг, — продолжил Деко. Я повернула голову и увидел, что он сидит у стола, а рядом развалились четверо его самых злобных капитанов. Деко не сводил с меня глаз. Мне следовало отвернуться. Вместо этого я уставилась прямо на него. Дерзко. Провоцируя его проявить интерес. Отказываясь отвернуться, как бы мне ни было хреново.
Приг медленно подтолкнул меня вперед, этой встречи не хотел никто из нас. Вблизи Деко выглядел устрашающе. Он был невысоким, но компенсировал этот недостаток огромным обхватом. Его руки были мускулистыми, а живот выпуклым. То, что в Шахте человек мог так растолстеть, говорило о многом. У него были черные волосы, длинные и спут