Поначалу управляющий посылал не только за мной. Джозеф возвращался, потрясенный и запуганный, иногда всхлипывая, а иногда почти потеряв сознание. Он никогда не рассказывал мне, что управляющий делал с ним во время этих допросов. Возможно, этот человек использовал одну и ту же тактику, чтобы сломить нас обоих, но я в этом сомневаюсь. Годы научили меня, что, поскольку все люди отличаются друг от друга, существуют и лучшие методы, чтобы сломить их. В конце концов, управляющий перестал посылать за Джозефом.
Маршрут, по которому шел Приг, всегда был один и тот же. Можно было не проходить через главную пещеру, где раздавали еду и вводили вновь прибывших в их настоящий ад. Но Пригу нравилась иллюзия власти, которую это давало ему. Он выполнял задание управляющего, и управляющий был главным. Ему нравилось думать, что это делало его важным. Что за долбаный идиот. Любой мог бы выполнить его работу, но незначительные люди часто принимают возможность за важность.
Мне потребовалось некоторое время, чтобы изучить структуру Ямы. Поначалу Яма казалась хаосом. Терреланцы были главными, это правда, но внутри находился лишь небольшой гарнизон солдат, и они не принимали участия в повседневных делах заключенных. Они были там, чтобы преступники, заправлявшие делами, помнили, кто на самом деле главный.
Ямой управляли заключенные. Деко, самовлюбленный психопат, стоявший на самом верху, руководил своими капитанами, а они, в свою очередь, управляли бригадирами. Остальные заключенные, струпья, как называли нас бригадиры, были рабочими. Мы были теми, кто рыл туннели и сражался на арене. Мы были теми, кто умирал, пока Деко и его дружки-сикофанты жили в относительной роскоши. Я еще не была знакома с Деко, но уже видела его издалека, когда он обходил свою маленькую империю камня и грязи. Он был не особенно высок, но достаточно широк в обхвате — это приятный способ сказать, что он был толстым ублюдком. Ходили слухи, что он мог убить другого заключенного просто за то, что тот посмотрел на него, и это был единственный слух, в правдивость которого я вполне могу поверить. Мало кому было место именно в Яме, но Деко был одним из них.
То, что Приг выполнял поручение управляющего, вызывало у других заключенных уважение, и он старался демонстрировать это каждый раз, когда вел меня на встречу. Я никогда не чувствовала себя такой уязвимой, как тогда, когда меня вели по главной пещере. На меня смотрело так много глаз, что у меня чесалась кожа, хотя это могли быть вши. Я была рада, что Джозеф додумался остричь мои волосы. Издали, покрытая грязью и потом, я могла бы сойти за мальчишку, хотя при ближайшем рассмотрении мои груди нельзя было спутать ни с чем. И все же, когда Приг вел меня на допрос, я была неприкасаемой. Никто не осмеливался помешать мне идти на встречу.
Приг провел меня прямо через центр главного зала, через Корыто, где кормили нас, струпьев, и через Холм, где собрались все капитаны и бригадиры Деко и поздравляли друг друга с тем, что они такие пизды. На самом деле это был не холм и никак не возвышение, но так его назвали начальники. Ни одному струпу не разрешалось подниматься на Холм без разрешения. Каждый раз, когда Приг тащил меня через Холм, я видела самое худшее, что могло предложить человечество. Деко выбирал своих капитанов не из-за добродушия, а из-за их способности проявлять жестокость и вселять ужас в своих подданных. Я многому научилась у Деко еще до того, как имела удовольствие встретиться с ним.
Вокруг главной пещеры было шесть деревянных лифтов, и Приг всегда пользовался одним и тем же. Он знал оператора, и они вместе болтали и смеялись, пока я смиренно стояла рядом, ожидая продолжения своего парада. Я ненавидела то, как друг Прига смотрел на меня. Я была еще девочкой, а он давно поседел, но он смотрел на меня с таким вожделением, что я чувствовала, как краснею, и мне становилось стыдно. Не похоть или желание вызвали во мне такой жар, а отвращение. Отвращение от того, что такой отвратительный человек может думать о моем теле. Для этого засранца было бы недостаточно тысячи мучительных смертей.
— Она явно хочет меня, — сказал друг Прига, облизывая губы и раздувая ноздри.
Есть мало чего, чего я хотела меньше, но высказывание этого мнения не принесло бы мне ничего, кроме побоев, а мои руки все еще были в синяках от того, что я держала маркер четвертый день подряд. Они казались почти бескостными, и я была совершенно уверена, что бинты, которые дал мне Хардт, были единственным, что удерживало меня целой.
— Пошел ты нахуй! — выплюнула я вопреки собственному решению ничего не говорить. Приг поднял руку, и я поспешно отскочила на пару шагов, чтобы оказаться вне досягаемости. Я ненавидела себя за то, что выказала страх.
— В этом-то все и дело, — сказал друг Прига, жадно глядя на меня. Придурок!
— Не думаю, что управляющий хочет, чтобы ее пачкали. — Приг любил упоминать об управляющем при любой возможности, а это случалось часто. — Может быть, он хочет, чтобы она принадлежала только ему. — Приг подкрепил свои слова тем, что схватился за свою промежность, и оба мужчины рассмеялись. Я заметила, что мужчинам часто нравится трогать свой член без всякой причины или рисовать его на любой поверхности, которую они могут найти. Мы жили в тюрьме, глубоко под землей, где единственным источником света были фонари, и все же не было ни одного участка туннеля, на котором не было бы грубого рисунка пениса, нацарапанного как подпись.
— Везучий ублюдок, — сказал друг Прига, все еще глядя на меня так, что у меня мурашки бежали по коже. Некоторые мужчины так смотрят на женщин, что те чувствуют себя грязными, даже когда они чистые — им становится неуютно в собственной коже. Тогда у меня не было другого выбора, кроме как терпеть унижение. Я рада признаться, что больше не терплю таких взглядов.
— Ты видел бой Йорина? — спросил Приг.
Его друг рассмеялся:
— Я видел, как он выбил Эрсту чертовы глаза. Никогда не думал, что услышу, как мужчина так кричит.
Они оба посмеялись над этим. Двое мужчин смеялись над жестоким убийством третьего. Я часто спрашивала себя, сделала ли жестокими их Яма или просто позволила им перестать скрывать свою истинную природу. Неужели мы все просто монстры, которые ждут возможности это показать?
— Мне пора идти. Не хочу задерживать удовольствие управляющего, — сказал Приг.
Его друг хмыкнул:
— Зайдешь попозже поиграть в карты?
— Тебе лучше оставить мне стул, — сказал Приг, когда его друг начал крутить колесо. Механизмы начали вращаться, и лифт начал подниматься в воздух. Сначала он закачался, и я чуть не упала. Там не было перил, за которые можно было бы ухватиться, и — с тех пор, как я оказалась в Яме — не один заключенный разбился насмерть. К концу моего пребывания там я даже увидела человека, сброшенного с высоты из одного из этих ветхих устройств, а также увидела, в какую кашу превратились его плоть и кости. — Мне все еще нужно пригвоздить этого слизняка-мошенника Рекку к стене, — прокричал Приг, перекрывая лязг механизма, который поднимал нас в воздух.
Мы поднимались довольно высоко, на третий уровень Ямы. Это был самый близкий уровень к поверхности, на который я могла попасть, но все же недостаточно близкий, чтобы видеть солнечный свет. Я даже не знала, день сейчас на улице или ночь. Заключенные работали по расписанию Ямы. Иногда я думаю, что отчасти это было сделано для того, чтобы заставить нас забыть, как выглядит настоящий свет. Или, возможно, для того чтобы заставить нас забыть, что такое быть землянином, превратить нас в существ, мало чем отличающихся от животных. Лифт шел не быстро и мне хватило времени рассмотреть, как огромная пещера уходит вниз.
— Аххх! — крикнул Приг, топнув ногой в мою сторону. Я подскочила, испуганная его вспышкой. Тогда Приг рассмеялся, фыркая и посмеиваясь про себя, повернулся и снова стал меня игнорировать. Я почувствовала, как мои щеки опять заливаются краской, мне стало стыдно, что я позволила ему так напугать меня. Дерьмо-глотатель с запачканной жопой! Я определенно ненавидела Прига больше всего на свете.
Повернувшись ко мне спиной, Приг больше не мог меня видеть. Он смотрел на пещеру, набирая немного мокроты, чтобы сплюнуть на всех, кто проходил внизу, забавляясь несчастьями других. Я стала бесшумно подкрадываться к нему поближе, затаив дыхание и не сводя глаз с его спины. Всего через несколько шагов я оказалась прямо у него за спиной, достаточно близко, чтобы протянуть руку и толкнуть. Мы были на приличном расстоянии от низу, и падения было бы достаточно, чтобы убить человека. Приг бы кричал, падая навстречу своей смерти, а я бы наблюдала. Но я не толкнула.
Не то чтобы я никогда раньше не убивала. Да, битва при Орране была моим первым настоящим сражением, когда я сражалась за свое королевство, и это правда, что битва была прервана капитуляцией Оррана. И я убивала. Я призвала геллионов, чтобы они окружали отряды солдат. Я обрушила огненную смерть на наступающую кавалерию. На самой высокой башне Форта Вернан я заморозила женщину, коллегу, Хранителя Источников, а затем разбила ее на такое количество кусочков, что мастеру по сбору головоломок потребовалось бы потратить три жизни, чтобы ее собрать.
Я убивала и раньше, но в этот раз все было по-другому. Это было что-то более личное. Раньше я не знала тех, кого убивала. Не знала ни их имен, ни лиц, ничего о них, кроме того, что они сражались за терреланцев. Прига я знала. Я ненавидела Прига, но я его знала. Осознание этого заставило меня заколебаться. Возможно, если бы у меня было больше времени, чтобы смириться с этим, я бы его толкнула, заставила бы кричать до самой смерти. Я точно знаю, что в наши дни я бы не колебалась ни секунды. Возраст сделал меня более черствой во многих отношениях.
Иногда я гляжу довольно напряженно. Я видела, как враги бледнеют от моего взгляда, друзья сплачиваются, и влюбленные дрожат. Никогда не стоит недооценивать силу зрительного контакта.
Приг оглянулся на меня через плечо. Я была всего на расстоянии вытянутой руки и смотрел на него очень напряженно. Он подпрыгнул, в его глазах цвета дерьма смешались страх и потрясение. Я увидела этот страх всего на мгновение, прежде чем он ударил мне по лицу тыльной стороной ладони. Вспыхнула боль, и рот наполнился кровью. Я обнаружила, что лежу на полу лифта. Приг расхаживал взад-вперед и что-то кричал, хотя я не расслышала его слов. Мало что может заставить тебя потерять сознание лучше, чем хороший удара слева. Он был в ярости, размахивал кожаным хлыстом и кричал на меня, его лицо было красным даже под слоем грязи. Он все еще кричал, когда лифт с грохотом остановился на третьем уровне. Приг бросился ко мне, рывком поставил на ноги и толкнул перед собой. У меня была разбита щека и окровавлена губа, но Приг научился не поворачиваться ко мне спиной. Ублюдок научился бояться меня. Я сочла это достойным обменом.