Когда мы вошли в небольшое помещение для терреланского гарнизона на третьем уровне, атмосфера заметно изменилась. Общая вонь от немытых заключенных сменилась чем-то более чистым. Отполированная обувь и свежий воздух заставили меня почувствовать себя не в своей тарелке. Приг тоже это почувствовал. Хотя он много раз бывал там по делам управляющего, но он знал, что ему здесь не место. У дверей стояли солдаты и смотрели на нас со свирепым вниманием. Всего несколько месяцев назад я бы сочла этих солдат ниже себя. Теперь я опустила голову, защищаясь от их пристальных взглядов и надеясь, что они меня не заметят. С падением империй судьбы людей быстро меняются.
Когда бы управляющий ни допрашивал меня, он всегда находился в одной и той же комнате — маленькой камере, вырубленной в скале. В центре стоял единственный стол, по обе стороны от которого стояло по стулу. Два фонаря, висевшие на стенах, заливали маленькую пещеру таким ярким светом, что у меня болели глаза, пока они не привыкали.
Управляющий поднял глаза, когда Приг остановил меня у входа в комнату. Двое солдат, стоявших на страже снаружи, наблюдали за нами, держа руки на оружии. Я чувствовала исходящий от Прига запах страха. Он пах кислым и сладким, одновременно, как мясо, оставленное гнить.
— Минута в минуту, управляющий, — сказал Приг, склонив голову так низко, что уставился на свои изношенные ботинки. Я скучала по ощущению ботинок на своих ногах. Это одна из тех вещей, которые я всегда воспринимала как должное, в более благополучные времена. Ты не осознаешь, насколько тебе нужна хорошая обувь, пока не наступишь на что-то твердое и острое, и Яма была усеяна такими минами.
— Откуда тебе знать? — спросил управляющий.
Я подняла глаза и увидела, что Приг выглядит смущенным. Мне пришлось сдержаться, чтобы не ухмыльнуться. Часто было легко забыть, что бригадиры тоже были заключенными, и у них самих было такое же слабое представление о времени, как и у нас, струпьев.
— Уходи, — приказал управляющий ровным голосом. Приг повернулся, и я повернулась вместе с ним. — Не ты.
Я остановилась, снова сдерживая улыбку. Приг тоже остановился, выглядя смущенным и переводя взгляд с ближайших солдат на управляющего, затем на меня. Было приятно досадить управляющему. Я знала, что, как только окажусь в этой комнате с закрытой дверью, ситуация быстро изменится.
По кивку управляющего один из охранников шагнул вперед, схватил меня за ворот грязной туники и втолкнул в комнату. Мгновение спустя дверь за мной захлопнулась, и я осталась наедине с единственным человеком в Яме, который мучил меня больше, чем Приг.
Глава 4
Управляющий был ублюдком. Невысокий мужчина, одного роста со мной — а мне было всего пятнадцать, и я все еще росла. Он был намного старше меня, с лицом, изрытым оспинами, и аккуратно подстриженной седой бородкой, которая прилипала к подбородку и нигде больше. Его кожа была белей молока, а голос холодней могильных вод.
— Садись, Эскара, — сказал он, указывая на дальний стул. Он показал свою власть, использовав мое имя. Он знал его и многое другое обо мне. Академия Магии Оррана вела тщательные записи обо всех своих студентах, и позже я узнала, что все эти записи оказались в Яме. Мы с Джозефом были не единственными Хранителями Источников Оррана, запертыми в темноте. Я, с другой стороны, ничего не знала об управляющем, даже его имени. И до сих пор ничего не знаю о нем, даже спустя столько лет после его смерти. Иногда я думаю, что это, возможно, моя величайшая победа над этим человеком: я похоронила его, даже не узнав его имени. Он знал обо мне все, и ему никогда не удавалось сломить меня. Ну, почти никогда.
Я обошла стол и села на стул, опустив взгляд на стол напротив. На сером дереве не было ничего, если не считать небольшого красного пятна рядом со мной. Если бы я присмотрелась повнимательнее, то могла бы сказать, что это кровь. На столе явно творилось насилие, это было очевидно. Я спросила себя, сколько времени пройдет, прежде чем управляющий меня изнасилует.
— Хочешь пить? Проголодалась? — спросил управляющий. Не дожидаясь ответа, он повернулся и постучал в дверь. Мгновение спустя та открылась. — Принеси бутылку вина и миску тушеного мяса, — сказал он, не сводя с меня глаз. — И какую-нибудь свежую одежду. И ботинки.
Дверь закрылась, и управляющий шагнул вперед, усаживаясь на стул напротив меня. Я посмотрела ему в глаза и увидела сострадание. Оно выглядело настоящим, искренним. Не думаю, что он понимал, насколько в тот момент был близок к тому, чтобы меня сломить. Видеть, как кто-то заботится обо мне и моей ситуации, и у этого кого-то есть сила изменить ситуацию, было совершенно нереально. Часть меня жаждала сломаться, жаждала, чтобы меня вытащили из Ямы. Я раздавила эту маленькую предательскую часть себя. Управляющему было на меня наплевать. Никому не было до меня дела, кроме, может быть, Джозефа. Сейчас я думаю, что Джозеф заботился обо мне больше, чем я сама, но все еще недостаточно, чтобы что-то с этим поделать.
— Как с тобой обращается бригадир? — спросил управляющий, на его лице все еще была написана озабоченность.
Я положила руки на стол, чтобы управляющий мог видеть повязки на моих руках. Он проигнорировал их и продолжал пристально смотреть на меня.
— Настолько хорошо, насколько можно было ожидать, — сказала я. — Мы копаем, он нас хлещет, мы копаем еще.
Управляющий кивнул:
— А другой Хранитель Источников? Твой друг?
Под моим стулом была железная перекладина, без сомнения, для того чтобы приковывать к ней непослушных заключенных. Я пинала ее ногами, пытаясь усидеть на месте. Беспокойство не давало мне покоя.
— Он тоже иногда копает, — сказала я. — Мы все копаем. В один прекрасный день мы, возможно, прокопаем себе путь на свободу.
Управляющий улыбнулся и кивнул:
— Надежда важна для людей в вашем положении.
Тогда я не могла понять, что он имел в виду, и не уверена сейчас. С одной стороны, он мог быть искренним. Надежда действительно важна в Яме. Я видела, как заключенные теряли надежду, и я видела, какими они становились развалинами. Некоторые из них были убиты, другие перестали жить и просто существовали, коротая остаток жизни в безвестности. С другой стороны, управляющий, возможно, хотел поддерживать надежду, потому что, имея надежду, меня было бы легче сломить. Временами он мог быть жестоким, и я всегда спрашивала себя, насколько жестоким он был. Иногда мне кажется, что он хотел вселить в меня надежду, просто чтобы увидеть мое лицо в тот момент, когда он ее заберет. Я сходила с ума, пытаясь понять коварные игры этого человека.
— На что бы ты надеялся? — спросила я, внезапно почувствовав отчаянное желание поменяться ролями. — Если бы был на моем месте.
Управляющий, казалось, на мгновение задумался.
— Свобода, конечно, — сказал он, пожав плечами. — Конец моим страданиям.
Я позволила улыбке медленно расползтись по моему лицу и уставилась на мужчину:
— Надеюсь, однажды я смогу подарить тебе и то, и другое.
Он нахмурился и заерзал на стуле под моим пристальным взглядом. Напряжение разрядил стук в дверь, и, когда она открылась, в маленькую комнату вошли трое солдат. Первый принес цепи и миску с водой, второй — поднос с едой и вином, а третий — свежий комплект тюремной одежды и новую пару ботинок, которые подозрительно подходили мне по размеру. Каждый из них положил свою ношу на стол, и затем первый солдат принялся надевать наручники на мои запястья, а цепь — на железную перекладину под моим стулом. После того, как меня надежно приковали к полу, солдат положил ключ на стол, и все трое ушли, снова оставив меня наедине с управляющим.
Я подождала, пока дверь закроется, и звякнула цепями, бросив на этого человека самый настоящий взгляд пошел ты нахуй.
Управляющий улыбнулся и стал вертеть ключ на столе, поворачивая его туда-сюда. «Все это часть процесса», — сказал он.
Теперь, оглядываясь на свое пребывание в Яме, я вижу план управляющего во всей его полноте. Я вижу его изобретательность. Приг пытал меня физически, пытаясь сломить болью и истощением. Пизда! Управляющий мучил меня психологически, и он справился с этим лучше, чем Приг со своим хлыстом. Еще одна пизда!
Управляющий пододвинул ко мне миску с водой. Я почувствовала легкий аромат лимона. В жидкости плавала белая материя.
— Я думаю, что под грязью ты довольно симпатичная, — сказал он, продолжая играть с ключом. Мои руки едва доставали до края стола, не дальше. Пока он не освободит меня от цепей, я не смогу дотянуться ни до миски, ни до еды, ни до одежды.
Я никогда не считала себя симпатичной, хотя некоторые называли меня так, чаще всего в попытке польстить. По правде говоря, мой грязный вид, вероятно, в немалой степени защищал меня от других заключенных. Нет, я не заботилась ни о воде для умывания, ни об одежде. У меня потекли слюнки от запаха мясного рагу, но все мы были относительно сыты, а я никогда не была особенно хорошим едоком, несмотря на голод, который грыз меня изнутри. Однако я бы убила за эти ботинки.
— Возможно, ты просто не представляешь, как ужасно выглядишь, — продолжил управляющий тоном самого отъявленного засранца-покровителя. Он потянулся вперед и, взяв со стола зеркало, развернул его ко мне лицом. Сначала я думала демонстративно отказаться смотреть в него, отказаться от зрелища, которое будет смотреться на меня в ответ. Потом я поняла, что отказ смотреть был бы для управляющего такой же победой, как и слезы при виде своего отражения. Это было бы подтверждением, в котором он нуждался, что я еще забочусь о себе. Я, черт возьми, ненавижу безнадежные ситуации. Итак, я взглянула в зеркало. И не узнала лицо, смотревшее на меня оттуда.
Я никогда не была мясистой, но теперь я была измождена, кожа туго обтягивала кости, и я была бледна как снег. Как выбеленные солнцем кости. Тело сгнило до ничего. На меня смотрела не та девушка, которую я знала, пышущая здоровьем и силой, а развалина, в которую я превратилась. Лицо трупа, не желающего признавать, что он мертв. Только мои голубые глаза все еще сияли. Они были единственной частью ужаса, смотревшего на меня в ответ, к