— Это уже не телохранители тогда, а… Кто же она?
— Собаку вызови, — посоветовал Горюнов, игнорируя вопрос, и, прикрыв огонь зажигалки ладонью, прикурил.
Во дворе школы ветер порывами гонял сияющую на солнце пыль, словно пытался намыть золотой песок, просеивая цементную и дорожную пыль в своих воздушных струях. Порывы внезапно прекращались, и эта белесая пудра зависала в воздухе, как в невесомости, оседая слишком медленно, почти незаметно глазу.
— Перевязать бы тебя надо, — Абдулбари кивнул на его окровавленный рукав.
Горюнов сдвинул гутру на затылок, сощурил правый глаз от сигаретного дыма и ободряюще хлопнул сирийца по плечу. Сел за руль и предупредил девушку:
— Руками я машу так же, как ногами. Но в этот раз пострадает твое лицо — нос и зубы. Пожалуйста, положи руки на колени ладонями вверх, чтобы я их видел. Так мы сохраним зубы и другие части тела.
Она послушно высвободила руки из складок никаба, и Горюнов увидел розовые ладони, испещренные линиями. «Что там ей уготовала Манат — богиня судьбы и могильного покоя? — подумал Петр, воскресив в памяти арабскую мифологию, покосившись на руки Джанант. — Мне придется в качестве заместителя Манат поработать. — Он вспомнил виденные еще до войны в Пальмире статуэтки Манат — каменных божков. Живо представил себя в таком же каменном обличье и усмехнулся».
…Информация от Хатимы о существовании Джанант бинт э-Захид Джад поступила в УБТ два с лишним месяца назад из ведомства, в котором работал Горюнов до того как стал «погорельцем».
«Подарочек» явно адресовали лично Горюнову, руководящему направлением ИГ. Нынешний его начальник генерал Уваров отозвал полковника из Сирии в Москву, чтобы дать инструкции и обсудить детали предстоящих поисков и нюансы работы в случае успеха.
Сначала Горюнова, прибывшего на работу прямо из Чкаловского, мурыжил зам Уварова. Заставил подробно отчитываться о пребывании в Сирии. «Ты возмутительно загорелый среди зимы», — это прозвучало несколько раз укоряющим рефреном, когда Попов глядел на скучного Петра, печатающего двумя пальцами на компьютере отчет. Горюнову очевидно намекали, что он отсиживается в Сирии и бьет там баклуши.
Любитель народных выражений, причем не только русских, но и курдских и арабских, Горюнов знал, что бить баклуши, то есть делать заготовки для дальнейшего изготовления деревянной посуды, поручали неопытным подмастерьям. Работа простая — раскалывай поленья и обтесывай. Никаких премудростей.
— Кто спешит — быстро устает, — ответил он на все нападки Попова курдской пословицей.
— Это ты Уварову объяснишь, — покачал головой зам. — А он тебя пошлет и укажет, куда, зачем и как быстро. Острослов!
Анатолий Сергеевич Уваров сутулился сильнее обычного, чем-то озабоченный, седой ежик волос усиливал впечатление, что генерал какой-то взъерошенный или простуженный. Он сидел за письменным столом в своем кабинете, обложившись справочниками отчего-то по криминалистике. Поднял грустные глаза на зашедшего к нему полковника, одетого в потертые джинсы и мятую рубашку, и вздохнул.
— Я с самолета, — уловил немой укор Горюнов по поводу дресс-кода и после приглашающего генеральского жеста сел за приставной стол. — У меня там камуфляж или вот… — он дернул себя за рукав и полез в нагрудный карман, где лежали смятая пачка сигарет и зажигалка.
Уваров снова вздохнул, взял с подоконника за своей спиной тяжелую зеленого стекла пепельницу и прокатил ее по полированной поверхности стола. Петр поймал, нисколько не испытывая угрызений совести ни по поводу своего внешнего вида, ни из-за курения. Его мать всегда утверждала, что у него вообще нет совести. А Горюнов и не пытался опровергнуть, считая муки совести непродуктивным атавизмом.
Вопреки прогнозам Попова, никаких претензий Уваров предъявлять полковнику не собирался. Да, ему порой хотелось надавать Горюнову по шапке, но он осознавал, что вытянул счастливый билет, когда у него в управлении оказался Петр Горюнов. За несколько лет совместной работы Уваров усвоил — давить на Петра Дмитрича дело бессмысленное. Внешне полковник соблюдает субординацию, а в итоге поведет себя в соответствии с ситуацией, то есть как Бог на душу положит и, уж точно не по инструкции. Любого другого за меньшие проступки Уваров замордовал бы выговорами, а если бы эти меры не подействовали, постарался бы уволить, разорвав контракт.
Но инструкции усовершенствуют и вносят в них коррективы как раз такие, как Горюнов, те, кто нащупывает новые пути. Иначе действия разведчика или контрразведчика в какой-то момент становятся читаемыми и предсказуемыми. Ведь с противоположной стороны действуют практически по таким же схемам.
— Дома еще не был? — Уваров достал из сейфа папку и флэшку.
— Вашими молитвами… — намекнул Горюнов, стряхивая пепел, скользнувший по гладкому бортику вымытой до скрипа пепельницы.
— Я ведь могу тебя отозвать из Сирии. И так коллеги ропщут, что ты там засиделся. Был я тут в доме-два, встретил Ермилова, так он ко мне с претензией. Куда я, дескать, тебя услал? Завел, понимаешь, себе адвоката в военной контрразведке! Он просил передать, что хочет с тобой увидеться. — Уваров оживился. — Может, у него есть что-нибудь полезное по нашему направлению?.. Ну да ладно. Пока нам самим хватает проблем. Вот, — он протянул Горюнову папку. — Прочти-ка.
Горюнов пробежал глазами короткую справку. На второй странице приложения была напечатана стенограмма с диктофонной записи. Уваров видел только табачный дым, поднимавшийся над листками в руке полковника. Анатолий Сергеевич, глядя на длинные загорелые дочерна пальцы Горюнова, подумал, что сейчас он опустит листки, а за ними араб в клетчатом платке.
— Что? — высунулся из-за бумаг Петр, услышав смешок генерала. Но тот отмахнулся, и Горюнов, постучав тыльной стороной ладони по листкам, спросил: — С какого языка перевод? Откуда дровишки?
— С арабского. Из Пакистана.
Полковник нахмурился, удивляясь несоответствию.
— Там вроде урду и английский в ходу.
— Главная героиня этого занимательного диалога русская девушка — Ольга Валентиновна Беседина девяносто третьего года рождения, уроженка Липецка. Незамужняя, во всяком случае в России. Пересекла границу с Турцией в две тысячи пятнадцатом году, — Уваров вздохнул насчет каких-то своих мыслей и поглядел на часы. — Она не вернулась в РФ, виза просрочена. Далее, как в сказке, прошли годы, и нашу Ольгу Валентиновну поймали на границе Ирана и Пакистана под именем Хатима чуть больше года назад.
— Это что же, пакистанцы установили ее подлинную личность? — Горюнов вскинул глаза от документа, который перечитывал, слушая краем уха комментарии шефа.
— Слышу скепсис… Да нет, конечно! Девицы, а задержанных было трое, да еще с детьми, сами признали гражданство России, чтобы избежать тамошних наказаний за участие в ИГ. А вот то, что они из халифата, пакистанские коллеги установили. Проводники их вели игиловские, по ним и определили… Понятное дело, подключились к делу наши дипломаты. Речь шла о депортации задержанных в Россию, после проведения местного расследования. И месяца три назад вдруг пришла информация, что наши девушки убили надзирательницу и будут теперь отбывать наказание в Пакистане.
— В чем подвох?
— А нас не информировали о деталях. Скинули только вот этот загадочный диалог между Хатимой и, насколько я понял, эсвээровским агентом.
— А запись послушать можно? — Горюнов глянул на флэшку, лежащую перед генералом. — Это ведь она?
— Ну послушай-послушай, хотя там слово в слово перевод. Понимаю теперь, почему ты подружился с Ермиловым. О его дотошности уже легенды сложили. И ты туда же! Говорю же, слово в слово перевод.
— А интонации, а паузы… Э, обижаете, Уваров-сайид, — Петр взмахнул рукой совершенно как восточный человек. Только они умеют жестами выразить целую палитру эмоций, оставаясь при этом невозмутимыми, со смуглыми лицами — бронзовыми масками.
— Сядь вон там, — Анатолий Сергеевич показал пальцем в угол кабинета с журнальным столиком и включенным ноутбуком с наушниками, подготовленными для Горюнова. Он предугадал просьбу полковника. — А у меня еще масса дел. Десять минут и вернемся к разговору.
Уваров вышел из кабинета, а Горюнов, захватив пепельницу, переместился за журнальный столик. Когда генерал вернулся, ему пришлось открыть одно из окон — сигаретный дым напоминал слоеный пирог, пронизанный лучами зимнего солнца, пробивавшимися через щели жалюзи на трех окнах кабинета.
— Эта Разия, похоже, служит в полиции, — медленно заговорил Горюнов, выбрался из глубокого кресла и прошелся по кабинету, высокий и худой, оставляя за собой шлейф сигаретного дыма. — Наши коллеги не стали уж так сильно резать запись, чтобы мы не потеряли нить разговора, а Разия парой фраз оговорилась. И, скорее всего, раз ее допустили к заключенной иностранке в тюрьму, то она полицейская не маленького ранга. Очень любопытная дамочка. Вот с ней бы я замутил… Да не в том смысле, Анатолий Сергеевич, не пугайтесь вы так. Интересный персонаж. Вот только она уже чей-то агент, раз слила нам эту Хатиму. Ну Аллах с ней…
Горюнов чуть лукавил, планируя разведать о Разие по максимуму. Его заворожил ее низкий голос, гипнотический, вкрадчивый и полный напора одновременно. С такой можно интересно и продуктивно работать. Если она будет верна, то пойдет на многое. Петр сам не хотел себе признаться в том, что она напомнила ему Зарифу, идущую напролом, но не лишенную изобретательности. А стать офицером в Пакистане — это говорит о многих ее достоинствах.
Уваров посмотрел на него долгим взглядом и покачал головой, закатив глаза.
— Пусти лиса в курятник… — начал было он.
Однако Горюнов как всегда среагировал мгновенно арабской пословицей:
— От того, кто не ест чеснок, чесноком не пахнет.
— Это ты к чему? Что ты бабник? — улыбнулся генерал.
— Вот уж в этом никто меня не обвинял, — пожал плечами Петр. — Я вообще-то женат. Давайте-ка ближе к делу. Что нам эта Джанант? Речь о Пакистане и Афганистане. В общем, их головная боль, — он достал было пачку сигарет из кармана, но после гневного взгляда Уварова, взял с приставного стола карандаш из стакана и стал вертеть его в пальцах, прохаживаясь перед столом.