— Так уж! Это пока что их головная боль. Пока. Вопрос в том, как быстро она станет болью Узбекистана, Таджикистана и Туркменистана. А там и до нас эти ребята на осликах своих доскачут. Парни ведь мастеровитые, они не только котлованы копают и дворы метут, но СВУ смастерить могут, особенно если пройдут подготовку на базе в Афганистане. Узбеки и в «Аль-Каиде», и в ИГИЛ принимают участие. Их ИДУ[14], присягнувшее халифату, базировалось в Пакистане, позже в Забуле на юго-востоке Афганистана.
— Я слышал, что «студенты» перебили ИДУ вместе с их главарем Гази, — Горюнов почесал затылок карандашом.
— Студенты? — переспросил Уваров, но вспомнил, что Горюнов как-то уже объяснял, что талиб в переводе с арабского языка означает именно «студент». — Да не совсем так. То есть тех талибы все-таки перебили, но ИДУ трансформировалось и функционирует. Находятся они в Афганистане. В Бадахшане дислоцируются. А вообще, дело совсем не в ИДУ…
— А в их количестве, — машинально пошутил полковник и осекся. — Да я в том смысле, что узбеков там на самом деле не так уж много. По моей информации их в Сирии, в Йемене, в Пакистане и в других странах, ну, тысячи две. Многие, если не большинство, узбеки из Кыргызстана.
— А у тебя откуда дровишки, как ты давеча изволил выразиться? — Уваров поворошил волосы, отчего его седой ежик стал еще более взъерошенным.
— Так из Сирии! Довелось ведь мне повоевать с теми же узбеками бок о бок, — Горюнов усмехнулся. — В бою не самые успешные бойцы. Хоронить тоже их доводилось. Вот от них я и узнал, что, к примеру, их вербовщики получали от ДАИШ тысяч по десять баксов. Это за не обкатанных-то бойцов. Вот они и гибли пачками. Опытные тоже встречались, но за них платили и по тридцать тысяч. А чаще их вербуют уже у нас. В России, я имею в виду, из простых рабочих парней. И в Турции.
— Так, мы что-то углубились в детали, — Уваров тряхнул головой. — Давай вернемся к нашей прелестной незнакомке… Кофе хочешь? — Он взглянул на подоконник, где стояла кофе-машина. — Только сделай сам и мне заодно.
Горюнов охотно кивнул и, уже когда машина зашумела и забулькала, задумчиво сказал:
— Допустим. Допустим есть шанс отловить ее в Сирии. Но это вилами по воде. Она ведь шурует где-нибудь в районе Идлиба и вряд ли сунется на территории неподконтрольные боевикам. Не самоубийца же. Скорее всего, попала туда через Турцию, туда и уйдет.
— Сирийцы потихоньку поддавливают эту зону, освобождают населенные пункты, в их фильтры попадают беженцы.
— И где гарантия, что в это сито попадет она? Разве что решит нам сделать подарок. В таком случае ей надо обернуться в подарочную бумагу и замотаться атласной лентой с бантиком, — хохотнул Горюнов. — А вот если бы знать, где она сейчас, вынудить переместиться в тот район, который атакуют сирийцы, тогда можно будет сидеть и ждать, что она попытается уйти в толпе беженцев.
— Это реально? — Уваров принял чашку из рук полковника и поглядел на него с надеждой.
— «Нет в мире таких крепостей, которые не могли бы взять большевики», — вспомнил Сталинское изречение Горюнов, прикидывая, как бы ему побыстрее связаться с Ясемом Тареком, минуя свой бывший Центр в лице генерала Александрова. У Петра была агентура, о которой не знал ни прежний Центр, ни нынешнее его руководство из УБТ. Так было всегда. С самого начала службы в Ираке, в Турции, да и сейчас уже появились новые люди на горизонте, в Сирии. В случае предательства эта скрытность раньше, на прежней нелегальной службе, позволяла сохранить агентуру, не потерять всю сеть разом.
Но по здравому размышлению Петр решил все же посетить с деловым и личным визитом бывшего шефа, попытаться выудить дополнительные сведения о Хатиме, а заодно прояснить личный вопрос, касающийся Мансура — сына Петра, родившегося от турецкой курдянки Дилар.
— Ты кладезь цитат, пословиц и поговорок, тебя надо отправить на преподавательскую работу в Академию делиться опытом с молодежью. Хватит тебе уже сидеть в окопах, — поддел его Уваров, которому поднадоела ирония и ерничанье полковника. — Ну что у тебя лицо вытянулось? Не все же тебе шутки шутить… Соберись, Петр Дмитрич, нам нужен алгоритм действий по этой Джанант, если тут вообще можно что-то выловить. А не твоя самодеятельность. Проанализируй все. Доложи мне в кратчайшие сроки.
— Есть, — кивнул Горюнов. — Проанализирую. — Он прекрасно знал, чего Уваров ждет от него. Затем и вызвал в Москву. Чтобы Петр по своим каналам узнал то, чего нет ни в стенограмме, ни в сопроводительной справке. — Может, чтобы я побыстрее «анализировал», дадите мне машину?
Уваров улыбнулся и поднял трубку телефона. Но тут же, спохватившись, вспомнил:
— Ты оружие сдал? Не вздумай тащить его домой! Тут тебе не Сирия. И что там у тебя за история с квартирами в Латакии? Эти твои перемещения в одиночку по стране… Ты уже несколько лет контрразведчик, а ведешь себя все равно как нелегал. Случись с тобой что, мы месяцами отписываться будем, в лучшем случае… А то и, — он смахнул с плеча невидимые глазу на гражданском пиджаке звездочки. — Иди, сдай стволы в оружейку. Машина тебя там подождет и домой доставит. Думаешь, он тебя примет?
— Хм! — непонятно для Уварова отреагировал полковник и вышел из кабинета, подумав, что Зорова пора приструнить.
Когда Горюнов вынужденно перевелся из нелегальной службы в ФСБ, Зоров, ставший его подчиненным, какое-то время направлял полковника в русло новых правил в рамках работы контрразведки и очевидно обо всем детально докладывал руководству, приглядывая за своим своенравным шефом.
Они с Мироном работали уже несколько лет и пора было Зорову перестать отчитываться через голову начальника направления, работающего по ИГ. Но судя по тому, чем попрекал Горюнова генерал, Мирон жаловался на несоблюдение инструкций по безопасности. «Заботливый, сукин сын», — подумал о Зорове полковник, предвкушая, как возьмет его за жабры, когда доберется до майора в Хмеймиме.
По дороге к Александрову в генеральской машине Горюнов задремал, поразмыслив и решив, что неплохо в сущности быть генералом. Он так угрелся и удобно устроился на генеральском месте, что водитель его с трудом растолкал, когда они приехали.
Едва долговязая фигура Горюнова возникла в приемной Александрова, помощник генерала стремглав выбежал из-за письменного стола и с любезным выражением гладковыбритого скуластого лица замер перед ним. Петр помнил, что Александров называл его Витей и что он майор.
Глянув на майора Витю взглядом скромного героя, Горюнов спросил:
— Евгений Иванович у себя?
— Так точно, ждет вас.
Генерал заметно постарел и похудел, но все еще оставался на своем посту — ему пока не давали уйти со службы, слишком большой опыт. Он поднял глаза на Горюнова и снова уткнулся в бумаги, разложенные на столе, только рукой махнул то ли приветственно, то ли предлагая найти себе стул в череде стоящих вдоль длинного стола, напоминающего взлетную полосу, залитую дождем — в полировке отражались люминесцентные лампы, как сигнальные огни. Петр подумал, что улететь бы прямо сейчас обратно в Сирию, добраться до конспиративной квартиры в Латакии и завалиться спать. И гори все синим…
— Что ты хотел? — вывел его из задумчивости генерал. Он выбрался из-за стола и протянул ладонь для рукопожатия.
Петр стиснул его руку в своей жилистой и костлявой, пытаясь прочесть на невозмутимом лице бывшего шефа хоть какие-то перспективы откровенного разговора.
— Я хотел? — переспросил он. — Вас по-моему не удивило мое появление. Ваш майор Витя сказал, что вы меня ждете. Откуда весть о моем прибытии в Москву дошла до вас?
— Как высокопарно однако! Садись. Так что ты хотел?
— К примеру, узнать, как там мой Мансур?
— Откуда я знаю? — вспыхнул Евгений Иванович. — Домой приедешь и расспрашивай его. Он же твой сын.
— То есть вы оставили мальчишку в покое и заодно вашу затею сделать из него нелегала?
— Ну как тебе сказать… — Евгений Иванович отвернулся, и Горюнов увидел, как его затылок порозовел под седыми коротко стриженными волосами. — Ты же сам все понимаешь. Когда идет подготовка необходима полная конспирация.
— Допустим. А что если… — Горюнов поискал глазами пепельницу и крякнул досадливо, не увидев вожделенного объекта, решил повременить. — Мансуру еще семнадцать. — Он мечтательно посмотрел на потолок, обклеенный квадратными светло-бежевыми плитками.
Петр здорово лукавил. Зарифа привезла мальчишку в Москву, спасая от сотрудников MIT, разузнавших, что Мансур сын Горюнова, «перевербованного» турками и получившего псевдоним Садакатли[15]. Мальчишку митовцы хотели использовать в качестве рычага влияния на русского разведчика-нелегала. Не вышло. А когда Петр оформлял документы на Мансура в Москве, то уменьшил ему возраст на два года, благо сын выглядел намного младше своих лет. Уже тогда Горюнов догадывался, какой интерес у того же Александрова и иже с ним вызовет паренек, родившийся в Турции, знающий в совершенстве турецкий и курманджи, выросший в среде курдов РПК.
— У меня мать пожилая в Твери, — продолжил развивать мысль Горюнов. — Отправлю-ка я его туда, за бабушкой ухаживать.
Генерал обернулся, уперся руками в стол перед Горюновым и набычился:
— Ты меня пытаешься шантажировать?
— Да Боже упаси! Я просто поделился с вами своими семейными проблемами. Своими. Семейными, — оттенил он с милой улыбкой. И напомнил: — Мансурчик несовершеннолетний. Захочу, так в бараний рог его сверну. А я ведь могу его задавить.
— Не очень-то получалось у тебя его отговорить от профессии нелегала все эти годы, — неуверенно напомнил генерал, чувствуя, как этот небритый тип, которого он знает больше двадцати лет, выкручивает ему руки, не сходя со стула и не меняя расслабленной позы.
— Я на самом деле и не пытался. Пока что. А теперь вот что-то сомнения одолели. Это, знаете, как в природе у ворон. Они запоминают, что в прошлом году в их гнезде вылупились чужие птенцы, а потому в нынешнем году упорно отгоняют кукушек от своих гнезд. Неприятные воспоминания их тревожат, — Горюнов поморщился и снова поискал глазами пепельницу, достав смятую пачку сигарет из кармана и положив ее на «взлетную полосу» полированного стола.