Горюнов покрутил головой, подивившись причудливости воспоминаний. И увидел доктора Ваджи. Он тут подрабатывал в Клиническом отделении факультета медицины университета Париж Декарт. Деньги он всегда уважал. Но и бездельником не был. Оперировал помногу. Не гнушался любой работы.
Высокий, заметно постаревший, с седыми длинными, но редкими вьющимися волосами, выбивающимися из-под бежевой дорогой шляпы с небольшими полями, доктор поблескивал очками в золотистой оправе. Легкий плащ тоже не из дешевых. Да, благосостояние Ваджи выросло. Он всегда любил деньги, зарабатывал на всем. Горюнов не собирался распинать доктора за сребролюбие, тем паче у Ваджи много детей. Есть на кого тратить заработанное.
Больше сейчас Петр поносил спецов, продумавших внешний вид Михаила Гаспаряна настолько неосновательно, что его узнал не только случайно встреченный на улицах Парижа Рюштю, с которым он воевал несколько месяцев в Сирии на стороне ИГИЛ, но и доктор Ваджи. Хотя в данном случае было желательно быть узнанным.
Мельком взглянул на Горюнова, сидящего с газетой в руках, доктор прошел было мимо, но вдруг остановился и обернулся, словно пытался вспомнить о чем-то давно и надежно позабытом. Робкими, запинающимися шагами подошел к сидящему Петру и попросил сигарету по-французски. Горюнов протянул ему пачку и предупредил также по-французски:
— Месье, здесь кажется запрещено курить.
— Я не обознался? — едва слышно по-арабски спросил Ваджи.
— Пожалуй, нет, — усмехнулся Горюнов, переходя на арабский. — Здравствуй, дорогой Абдуззахир. Давненько не виделись. Мне нужен наш общий приятель. Как его отыскать?
— Не знаю, — замешкался Ваджи, — насколько я уполномочен…
— Уполномочен, — кивнул Петр. — Запроси Центр, если хочешь, однако только время потратишь. Ты меня знаешь, я не привык бросаться словами. Если говорю, значит все в порядке. Через час пусть он придет на рю де Рен в кафе «Кассет».
— Через два, — Ваджи смирился, что бывший его куратор выплыл, как айсберг, из влажного дождливого парижского воздуха, внезапно и неминуемо.
Горюнов поднялся со скамейки, кивнул на прощанье Ваджи и удалился со двора, сорвав по дороге короткую веточку вечнозеленого самшита и похлопывая ею себя по ноге.
Доктор проводил его ошалелым взглядом и, сбросив с себя оцепенение, через минуту бросился обратно в здание больницы, чтобы позвонить жене Тарека, которая все еще, как и несколько лет назад, работала у супругов Ваджи в доме поварихой и домохозяйкой. Хануф уже сама отыщет своего Тарека-сайида. Она в курсе дел мужа. Дочь завербованного Тареком много лет назад хамасовца, одного из лидеров ХАМАС, Хануф проверена Центром и подключена к работе.
В старинном доме, где на углу располагалось кафе «Кассет», было четыре этажа и мансардный пятый. На улицу еще не выставлялись столики, но торчали какие-то странные кадки с пучками двухметрового бамбука и реденькими розовыми искусственными цветочками на этом бамбуке. Если бы не цветочки, вся эта композиция напоминала кадку с розгами в бурсе или дореволюционной гимназии.
Внутри тоже декор не отличался изысканностью. Заросли искусственных цветов то ли а-ля Япония, то ли а-ля бюро ритуальных услуг. Представив, как отнесется к такой обстановке ироничный Тарек, Горюнов пожалел, что ему попалось на глаза именно это заведение, но переносить встречу в другое место уже было поздно.
Горюнов уселся в закутке, окруженный этими странными розовыми и белыми гирляндами шуршащих на сквозняке цветов и заказал улиток и луковый суп.
Тарек подошел бесшумно и приобнял Горюнова за плечи. Тот еще раз обругал про себя спецов по изменению его неизменившейся внешности.
— Ты меня еще в макушку поцелуй, — проворчал Петр, покосившись на бывшего полковника иракских спецслужб и личного охранника Саддама.
Тарек словно законсервировался — похудел, был коротко подстрижен, выглядел, пожалуй, даже молодо, лишь седина на висках и проседь в саддамовских усах напоминали, что он далеко не молод.
— Узнаю язвительного Кабира-сайида, — Тарек втиснулся в узкое пространство между обеденным столом и кадками с шуршащими цветами, покосившись на розовое облако из пластиковых лепестков за своей спиной.
— Я уже давно для тебя не сайид, — пожал плечами Горюнов. — Однако просьба имеется. Или поручение, расценивай как угодно.
— Расценю, — полковник взглянул на тарелку Петра и скривил очень смуглое лицо. Оно нисколько не утратило загар после, хоть и мягкой, европейской зимы. — Но сперва поесть бы чего-нибудь. Только не это, — он брезгливо ткнул в раковины улиток. — В этом богоугодном заведении есть что-нибудь похожее на еду?
— Мясо? — уточнил Горюнов с ухмылкой. — Найдется.
Тарек сделал заказ, подпер крупными почти квадратными ладонями подбородок и в ожидании уставился на бывшего напарника Кабира Салима. Подлинного имени его он не знал. При достаточно высокой степени доверия, которую с небольшой натяжкой можно было назвать дружбой, привязанностью, Петр не решался выдавать ему даже эту информацию, не говоря уже о многом другом. Вот и сейчас он изложил Тареку полученную из Пакистана информацию очень сдержанно. Сухие факты.
— Захид Джад? — переспросил полковник, глубоко задумавшись. — Знавал я одного… Да и дочь его помню. По возрасту та, которую ты описал, вполне может быть его дочерью. Только я видел ее совсем маленькой, да и то мельком. Неужели не помнишь? Захид аль-Тикрити Алия Ишмаил. Приближенный Саддама-сайида. Он вился около него, был дальним родственником. И, как я предполагаю, он и сдал место схрона Саддама.
— Это доказано? — оживился Горюнов, в самом деле припоминая наконец, где он слышал имя отца Джанант. Оно и правда частенько звучало с экрана телевизора, из новостей. Что-то о строительстве больницы в Багдаде. Или ремонте?..
— Зачем тебе доказательства? Недостаточно моего веского слова?
— Ну вот, а я все ждал, когда ты начнешь язвить. Даже заскучал, хабиби.
— Раз я оправдал твои ожидания, — Тарек пригладил усы, — давай выпьем, что ли, за встречу. Водки бы… Ты с собой не привез? — увидев как Горюнов с улыбкой покачал головой, Тарек подозвал девушку-официантку. — Что у вас из крепких напитков?
— Пастис, — весело ответила худощавая девушка, стреляя глазками в понравившегося ей Горюнова. Тот лучезарно улыбался в ответ, впервые похвалив мысленно своих «визажистов-парикмахеров». Ему подкрасили волосы, убрав и без того незначительную седину. И вот результат!
— Мой юный друг, — заметил эти переглядывания Тарек, — любитель крепких напитков, а этот ваш пастис — бурда.
Девушка охотно кивнула и пожала плечами.
— Несите, — махнул рукой Горюнов, — и водички холодной.
Он знал, что сорокаградусный пастис с лакрицей и анисом. Сорок градусов его нисколько не беспокоили, а вот вкус аниса оставлял желать лучшего. Его, как и турецкую анисовую водку, лучше разбавлять.
— Так что, старый, думаешь, родственница того самого Захида объявилась? — Горюнов смотрел в глаза Тарека. — Если, говоришь, отец предал Саддама, как его дочь в ДАИШ угодила? Там ведь сплошь сторонники Саддама, тем более в Ираке, где она и была замечена. Одета богато, с телохранителями. Что-то не клеится одно с другим.
— Во-первых, о предательстве Захида нигде официально не сообщалось. Это мои личные выкладки. И люди из моей группы в Багдаде тоже склонялись к такому же мнению. Мочили мы американцев и кое-кого из наших, кто остался жив и не эмигрировал. Таких подозревали априори. И доказательства не нужны. Подкупленные людишки, однозначно. Так вот и Захид был одним из тех, кто безбоязненно оставался в Ираке, и на свободе. Про них американцы создали легенду, чтобы прикрыть своих помощников и осведомителей. Дескать, коалиционные силы — справедливые и демократичные — не всех чиновников правительства Саддама отдали под суд и казнили, поскольку некоторые из правительства работали на тирана из-под палки, из страха за своих близких. Из подобных Захиду строили новую власть, подконтрольную Штатам. На первых порах им нужны были чиновники-советники, осведомленные о нашей иракской кухне. Потом они и тех слили. Начали менять на шиитов.
— А во-вторых? — Горюнов перебил, понимая, что, если Тарек заведется по поводу шиитов, далеко уйдет от темы. Он налил в бокалы воды из графина, пастис приобрел мутный, слегка молочный оттенок, оправдывая свое название, в переводе означающее микстуру.
— Во-вторых, когда Захида турнули из этих самых штатовских советников, он мог броситься искать защиты у кого угодно. В том числе и у формировавшихся тогда групп даишевцев. Он боялся нас, боялся американцев — вот и нашел лазейку… А положение среди них мог занять солидное. Все же саддамовский чиновник высокого уровня. Даишевцы закрыли бы глаза на то, что он некоторое время работал в переходном американском правительстве.
— Почему?
— Теряешь сноровку, — Тарек посмеялся, выпил. — Ну и бурда же! И курить тут нигде нельзя. Что за страна! Как ты-то без табака держишься?
— С трудом, на одном энтузиазме и раздражении, что ты тянешь кота за хвост.
— Если уж тянуть, то местного, в сапогах, — блеснул знанием французских сказок полковник.
Горюнов вспомнил, что у Тарека не так давно родилась дочка. Он представил себе Тарека читающего ей Шарля Перро.
— Ради престижа они его взять могли, проигнорировав общение Захида с американцами. А за папашей подтянулась и его дочь. Женщины берут все большую власть в структурах террористических организаций. Ну, тебе это наверняка известно… — Тарек задумчиво подергал себя за ус. — Тогда становится понятным, почему она представлялась полным именем, чтобы все понимали, чья она дочь, да и сама, небось, уже стала дамой авторитетной в этой среде. Да зачем она вам? Там подобных ей хватает.
Горюнов промолчал, не произнося вслух то, что вертелось на языке. Что если Захид не ударил горшок об горшок с американцами, а по их заданию двинул к игиловцам? По сей день продолжает выполнять задания церэушников, а заодно и дочь приобщил. Семейный бизнес? С американскими спецслужбами, маячащими за спиной, Джанант может себе позволить спокойно разъезжать везде по Ираку с телохранителями.