Сейчас Арефьева беспокоило, что в Пакистане орудовали боевики из Узбекистана и число их перевалило за четыре тысячи. Они сосредоточились в Зоне племен[6], вытесненные хорошо действующими узбекскими спецслужбами. Вместе с семьями они представляли опасность не только для правительства Пакистана, но и в конечном счете для Узбекистана, так как могли вернуться с нехорошими намерениями или, используя дружеские или родственные связи, оставшиеся на родине, агитировать на террористическую борьбу своих друзей и близких. А сколько узбеков работает в России? И сколькие из них окажутся в родстве с теми самыми ребятами, сбившимися в антиправительственные банды в Пакистане?
Амплуа боулера, игрока, подающего мяч, досталось Арефьеву, когда Нур ввел его в свою компанию, весьма ценную в плане полезных знакомств, а главное, удобную для контакта с агентом. В коротких перерывах можно переброситься парой слов. На довольно большом поле их никто не услышит и не прослушает. Тем более, Арефьева знали тут как специалиста посольства России по экономическим вопросам. Если и подозревали в работе на спецслужбы, то на крикетном поле подозрения сходили на нет. Играет человек, кидает мяч, сделанный из пробки и обтянутый кожей, хорошо кидает. В конце концов, разведчики тоже люди, могут они когда-нибудь расслабиться и не думать о работе.
Центр не слишком одобрял проведение контактов в такой обстановке, но справедливо рассудил, что резиденту там, в Исламабаде, виднее. Арефьев прикинул, что посторонних в клуб не пускают, а постоянный состав их команды не подразумевает внедрения представителей пакистанской контрразведки. Если только в команду соперников.
Появился Нур, как и все пакистанцы, несмотря на жару одетый в белую рубашку с длинными рукавами и даже в легкий бежевый джемпер с эмблемой полиции на груди. Он торопливо надевал защиту на ноги. Надо успеть сыграть до следующего намаза.
Молятся в Пакистане усердно. Однако молитвенное усердие не слишком помогало пакистанцам в жизни. Стоило отъехать чуть от Исламабада и можно было увидеть такую нищету, что, казалось, Аллах навсегда ушел из этих мест и даже следов узких ступней не оставил в серой пыли. А в городе хоть и чисто, но ощущение, что и тут как-то все неладно, в ожидании террористической атаки — везде блокпосты, военные с автоматами, полицейские с бамбуковой тростью.
Удалось переговорить с Нуром накоротке, пока отошли к столикам в тени стены, заросшей каперсником. Они пили кока-колу, которую в Пакистане поглощают в огромных количествах, хотя Арефьев предпочитал всем местным напиткам коктейль из древесной картошки, которую еще называют саподилла.
Нур икал от газировки и смущенно прикрывал блестевшее от пота лицо, темнокожее, словно изображенное на старой медной чеканке, только глаза у полицейского удивительно светлые, почти голубые.
— Вы, наверное, хотели разузнать о тех трех девушках, которых задержали на днях наши пограничники? — догадливо спросил он.
— Ты как всегда прозорлив, — похвалил Арефьев, отирая лицо белоснежным полотенцем. — А главное, осведомлен. Это же в Карачи.
— Их задержали в Кветте. Они с восемью детьми перешли границу с Ираном. Они же ваши гражданки. Вы можете официально с ними увидеться. У вас ведь Генконсульство в Карачи, если я не ошибаюсь.
— Позволь нам самим решать, что и как делать, — не слишком церемонился Арефьев. У них давно сложились такие отношения. Нур вежливо на «вы», а резидент чуть снисходительно, однако не гнушался и лести, хотя считал, что с пакистанца довольно и тех немалых денег, которые он получает. — Нам необходимо, чтобы нашелся в тюрьме человек, способный, как бы выразиться… — Арефьев призадумался.
— Разговорить их, — подсказал Нур, и его глазки, чуть затененные пушистыми веерными ресницами, заблестели. — Ну вы же сами понимаете, как это сложно.
Арефьев долгим взглядом посмотрел на полицейского.
— Нет, ну в самом деле, уважаемый Иван, — как следует имя он произнести не мог, и звучало это примерно как «Ивэн». — Вы же знаете, что наши управления имеют полномочия только в своих провинциях. К тому же тюремные порядки… Тысяч триста рупий меня бы устроили.
Резидент покачал головой, поражаясь неумеренности Нура.
— Любит ваш брат дурить иностранцев. Почти сто тысяч рублей вообще-то немалая сумма. Мы ограничены в средствах.
— Мне же лучше, нет проблем, — вздохнул Нур. — Пойдемте, нас зовут.
Они вернулись к игре. Но несколько раз удалось перекинуться парой слов вдали от других игроков.
— И все же за что такие деньги? — недоумевал Арефьев, безуспешно пытаясь сбить цену. — Должен быть разумный подход. Ты же понимаешь, если мы откажемся от этой затеи, ты потеряешь все. Не получишь ни двести пятьдесят, ни двести тысяч.
— Ну так что ж? — самодовольно улыбнулся полицейский. — Мне меньше проблем. Все-таки риск попасться. А я ведь рискую, очень рискую. Надо будет задействовать третьих лиц, а это дополнительный риск.
Он пошел отбивать бросок, закинув биту на плечо. Через несколько минут игроки прервались на намаз и ланч. Об этом договаривались загодя. Так же как и о продолжении матча в другие дни. Один игровой день мог занять около шести часов с ограниченными оверами.
Арефьев оставил полицейского в одиночестве с его подсчетами и с Аллахом на время молитвы. Со всех мечетей Исламабада разносился азан, усиленный многочисленными мегафонами.
Вернувшиеся после молитвы игроки команд пошли в здание клуба на ланч. Тут был организованно подобие шведского стола, но еда, в основном, подавалась местная, привычная пакистанцам. На блюдах дымились овощи сабзи и чавал. Риса вообще тут едят много. Пироги и халим с чечевицей. Подали много видов мяса — и ягненок, и курица. В клуб ходили богатые чиновники, а обычные пакистанцы такого щедрого стола не видели. Разве что иногда едят курицу, пересушенную, пережаренную нещадно и острую невероятно — приготовленную так, чтобы избежать отравления.
За столом Нур заметно загрустил, не замечая со стороны Арефьева поползновений продолжить беседу. В итоге он подвинулся к резиденту и шепнул:
— Хорошо. Двести пятьдесят.
Арефьев призадумался. Он знал, что красная цена — тысяч сто пятьдесят. Однако если у агента возникнет чувство неудовлетворенности, а оно наложится на особый пакистанский норов, то привести это может к крайне неприятным для Арефьева последствиям. Резидент кивнул в ответ на пристальный вопрошающий взгляд.
Они снова сошлись, чтобы переговорить во время небольшой паузы, когда игроки утоляли жажду. Небо над Исламабадом затягивало тучами, но это не гарантировало дождь, а только усиление жары.
— А что вы от них хотите? — приступил к делу Нур и снова принялся икать от сильно газированной колы.
— Вытрясти всю их подноготную. Любыми способами. Пообещать им заплатить за информацию или даже освободить, устроить побег. Все что угодно. Нам их скоро забирать в Россию, не хочется получить кота в мешке. Кто они и что? Попали в Иран из Сирии или Ирака? Любые детали, фамилии, прозвища… Короче, выпотрошить их основательно.
— Вы всерьез насчет побега? Это же другие суммы…
— Стоп-стоп. Никаких побегов, ни в коем случае. Нам надо их заполучить в Россию в целости и сохранности. Просто слишком долго ждать, пока все процедуры, дипломатические и юридические, будут улажены. А нам надо понимать, что получим на выходе.
— То есть сулить золотые горы? Ну-ну, — улыбнулся Нур. — Это мы можем.
— А ты что всерьез насчет побега? — заинтересовался вдруг Арефьев.
Нур пожал плечами, что могло означать только одно — все зависит от суммы вознаграждения.
— Сколько времени понадобится?
— Неделя как минимум. Я оставлю знак около Клуба.
После того, как Нур наносил парольный знак, он делал закладку в свой шкафчик раздевалки. За членами клуба были закреплены эти шкафчики. Ключи имели только хозяева. Не дублировались ключи даже для администрации клуба. Эта традиция осталась со времен англичан в Пакистане. Нечего администрации копаться в шкафчиках джентльменов!
Но никто не предполагал, что хозяин шкафчика, владеющий им пока является действующим членом клуба и платит взносы, в здравом уме сделает дубликат ключа и передаст его другому члену. У Арефьева имелся ключ от шкафчика полицейского. Делать закладку в свой шкафчик резидент не позволял.
«Кто знает, вдруг кому из местных сотрудников службы наружного наблюдения придет в голову светлая мысль обшманать мой шкафчик, — здраво рассудил Арефьев. — Уж они найдут способ открыть замок так, что я не замечу. А может, и того хуже, таиться не станут. Хотя тут вмешаются владельцы клуба — они обеспечивают безопасность и конфиденциальность членов сего заведения. Если с помощью отмычки, еще куда ни шло — конфиденциальность не пострадает, во всяком случае, хозяин шкафчика не догадается о негласной проверочке. Тогда владельцы клуба попотеют, помнутся, но решат, что иностранца можно и потрясти слегка. Ведь вряд ли русский дипломат хранит в шкафчике что-нибудь ценное».
Пакистан, неподалеку от Карачи, тюрьма «Гаддани»
Единственное, что устраивало Айну, да и Захию с Хатимой — это строгие религиозные правила, соблюдающиеся в тюрьме. Намазы проходили регулярно и таких, как эти три фанатичные женщины, тут хватало. Пакистанцы в принципе набожные.
Условия ужасные в камере — жара, вонь, скученность. Ковры и матрасы на полу. Детей выпускали играть во двор, они не очень понимали, где находятся, играли и бегали. Хотя сильно испугались, когда их задержала полиция. Младший сын Захии и вовсе перестал разговаривать. Он и сейчас сидел в стороне от других детей под натянутым между двумя кустами платком.
Хатима беспокоила Айну больше всего. Ее моральное состояние. Бездетная Хатима находилась во дворе, приглядывая за детьми подруг. Бледная, черный хиджаб оттенял ее бледность. В тюрьме не разрешали носить никаб, да здесь к тому же одни женщины. Соблюдалось это строго. Мужчины-охранники если и были, то за внешним периметром. Айна прикидывала варианты побега.