По острым камням — страница 47 из 58

— У тебя удивительная манера не отвечать на вопросы, — пожала плечами Джанант. Она накинула никаб, лежащий на стуле. Под никабом была кобура с Береттой. — Здесь я стараюсь быть незаметной, — пояснила она. — Мое появление у рядовых бойцов положительных эмоций не вызвало, а командиры терпят меня только из-за высокого положения в даишевской иерархии. Даже Хатиму приняли более благосклонно — она тоже для них рядовой боец, считают ее моей телохранительницей. Бери ствол и выполняй наконец свои обязанности. Мне ты необходим для статусности. Чем больше телохранителей, тем выше мои котировки. Подумываю нанять здесь еще охранников.

…Подземные тоннели-водоводы кяризы. Горюнов слышал о них еще когда учился в ВИИЯ. Один из слушателей рассказывал. Он прошел Афганистан и в Институте обучался на курсах, ему потребовалось знание фарси. Он потом и в самом деле отправился в Иран в легальную резидентуру, насколько знал Петр. Случайно узнал об этом, когда сам уже работал в Ираке. Так вот тот слушатель поведал курсантам о злосчастных кяризах, из которых афганцы-моджахеды выскакивали, как черти из табакерки. В каждой деревне была разветвленная сеть тоннелей, а план знали только местные старейшины.

Теперь Горюнов убедился не только в существовании этих самых кяризов, упрятанных глубоко под землей, каменистой и песчаной, но и в их удобстве. Все перемещения, почти все, совершались под землей, а стало быть никакой спутник или дрон не могли заметить оживления в данном районе. Жили в домиках на поверхности, а в подземные ходы попадали прямо из домов. Хотя деятельность на поверхности все же осуществлялась. Было и стрельбище, и небольшая полоса препятствий. Однако все, что располагалось снаружи было хорошо замаскировано, затянуто сверху песчаной маскировочной сетью.

Местные из деревни нисколько не страдали от присутствия даишевцев. Среди кошмарной нищеты афганцев для них было счастьем оказаться в эпицентре тренировочного лагеря. Им перепадала и еда, и деньги за постой и охрану, соблюдение маскировки и конспирацию. Они не болтали лишнего, когда ездили в соседнюю деревню на базар.

Как понял Петр, понаблюдав за жизнью лагеря, для своих террористических нужд боевики выбирались из деревни под видом местных. Да и весь состав «Хорасан» — это люди восточные. Многие местные, некоторые из Пакистана, но теперь прибыло пополнение из Ирака и Сирии, а среди новеньких и таджики, и узбеки.

Горюнов, когда не приходилось ходить с Джанант, разговаривал со многими, и с ним охотно откровенничали, выдавая и свои подлинные имена, и места рождения, имена родных. От нескольких боевиков он услышал о существовании крупного учебного центра в пакистанском Кашмире. Азад Кашмир. Многие джихадисты обучались там, прежде чем попасть сюда уже в качестве инструкторов. И там, и тут они сталкивались с пакистанскими спецами, упоминали некоего Заркави — представителя пакистанских спецслужб. По описанию под этого Заркави подходил Наваз. Ловко прикрываясь службой в Межведомственной разведке, он работал на ЦРУ и проворачивал делишки, создавая пакистанским спецслужбам имидж беспринципных людей, готовых работать со всеми подряд террористами ради того, чтобы получить полный контроль над Афганистаном.

В кяризах под населенным пунктом, были и штаб лагеря, и небольшая тюрьма для проштрафившихся боевиков или пленников, за которых собирались получить выкуп, торгуя их родственникам. Среди пленников оказались пара французов, почему-то швед, как понял Горюнов, журналист-географ, и англичанин, остальные — местные, из состоятельных семей, хотя, по представлениям афганцев, богатство — это добротная каракулевая шапка и шерстяные шаровары. Впрочем, богатые тут тоже есть, очень богатые. Как правило, деньги делались на торговле наркотиками, оружием и людьми.

За несколько дней до приезда Наваза, Горюнов облазил весь лагерь вдоль и поперек. Завел дружбу и с узбеками, и с таджиками «сирийского разлива» — нашли массу общих тем, так как у Петра был сирийский военный опыт, он сражался в районе Эр-Ракки за халифат.

Горюнов сносно изъяснялся и с местными бойцами, и с «нашими», постсоветскими азиатами, зная фарси и таджикский соответственно. Не рисковал говорить с ними по-русски. Вряд ли удалось бы мотивировать знание русского арабом из Ирака. Петра могли посчитать иранским шпионом. Объяснение он бы нашел, но вызвал бы подозрения у местных безопасников. Они и так косились на него из-за владения фарси, однако трогать не рисковали, понимая, что за ним стоит Джанант, а за ней Захид.

КСИР[22] и МИ[23] проявляли активность и в этом районе. Персам было из-за чего волноваться. Много иммигрантов из Афганистана работают в Иране, их дети учатся в иранских школах. Бойцы «Хорасан» могут внедряться через иммигрантов и вести пропаганду среди суннитского населения.

И все-таки арабский Горюнова, безупречный, с багдадским диалектом, снимал почти все сомнения у безопасников.

Одной из ночей, липких, душных, когда не спится и старенький «Ориент» тикает у виска, как пулемет, в дверь их домика забарабанили довольно бесцеремонно и резко. Петр сразу же притянул к себе автомат Калашникова, которым его тут снабдили помимо Беретты. В изголовье еще лежала эфка.

— Кабир! — позвали негромко из-за двери. Значит, все-таки не намеревались побеспокоить Джанант.

А она уже стояла рядом вместе с Хатимой. Обе успели накинуть платья и взять в руки пистолеты. В абайях, бледные и лохматые спросонья они выглядели, как призраки.

Петр кивнул Джанант, и она властно спросила: «В чем дело? Что за переполох среди ночи?»

— Не волнуйся, госпожа. Меня попросили позвать Кабира. Прибыл какой-то важный человек из Пакистана.

— Подожди, я оденусь, — откликнулся Петр, хотя сам спал в джинсах. Оставалось только натянуть рубашку и влезть в кроссовки, которыми он здесь заменил пакистанские сандалии — слишком каменистая земля, мелкие острые камни то и дело попадали в обувь и травмировали ступни.

— Наваз, — одними губами произнесла Джанант.

Мельком взглянув на Хатиму, Горюнов торопливо одевался. Его заинтересовало выражение лица девушки — никакого удивления и даже испуга. Петру захотелось было взять ее за горлышко, прижать к стенке и поинтересоваться причиной приезда Наваза. Но решил беседу отложить на потом. Если оно будет, это «потом». Сейчас его самого начнут брать за горлышко.

Пока он шел по каменистой тропинке за провожатым, видевшим в темноте, как кошка, посетила крамольная мысль дать деру. Но он отбросил ее не из-за отчаянной храбрости, снизошедшей на него в эту темную афганскую ночь, а из-за опасения, что удрать ему не дадут. Местность он знает плохо. Догонят. И напинают. И шансов тогда уже не будет. Побег — признание вины автоматически.

Низкие домики кишлака с плоскими крышами, прилепившиеся у подножия горы, скрывались в кромешной темноте, а вот небо выше черных силуэтов гор казалось светлым на фоне этой тени, лежащей на горах и у их подножья.

Горюнов отчего-то некстати вспомнил, что именно в этом районе Афганистана работала 66-я мотострелковая бригада во время афганской войны. Советские парни видели то же небо и горы, что и он сейчас. «Может, в последний раз», — «оптимистично» подумал Горюнов, шагнув в дом, темный снаружи. Внутри дверной проем, ведущий в комнату, был отгорожен плотной шторой от входной двери. Светомаскировка.

Наваз сидел за столом, перед ним стоял ноутбук. Рядом лежал спутниковый телефон и девятимиллиметровый пакистанский «Трушот», такой же, каким Горюнову предлагала вооружиться Разия.

— Я все о тебе знаю, — без обиняков сказал Наваз, захлопывая ноутбук, и показал на складной стул с матерчатыми сиденьем и спинкой.

Горюнов сел, предпочитая выслушать обвинения в разведдеятельности до конца. Тем более тон Наваза был, скорее, благожелательным, чем изобличительным.

— Я несколько недооценил тебя, — Наваз расстегнул пуговицу на вороте рубашки, потянулся к рюкзаку, стоящему у ножки стола и достал бутылку минералки. Отпил прямо из горлышка. — Ты оказывается воевал под началом Аббаса. Правда, я так и не понял, куда ты подевался после две тысячи пятнадцатого года. Тебя не было в Сирии, да и в Ираке до нынешнего времени. Ты ведь был инструктором и снайпером. — Он смотрел пристально в глаза Петра, и в слабом свете помаргивающей лампочки его глаза, карие, близко посаженные казались красными, как бывает на неудачных фотографиях.

Его демократичная одежда — джинсы и рубашка-поло, его добродушный вид не могли обмануть Горюнова. Он имел дело с опасным типом, изворотливым и беспринципным, уже продавшимся американцам. Чтобы получать новые и новые суммы на счета в каком-нибудь швейцарском банке, он пойдет на все и будет жертвовать, особенно охотно чужими жизнями. Возможно и Джанант для него тоже разменная монета. Но для чего ему мог понадобиться Кабир Салим, от которого он еще совсем недавно хотел избавиться, как от балласта?

— О тебе я получил хорошие отзывы. И все-таки, где ты пропадал четыре года? И как ты смог стать инструктором, если был обычным парикмахером? Или работа в цирюльне — это прикрытие?

— Прикрытие? — Горюнов достал сигареты и посмотрел на собеседника вопросительно. Тот кивнул. Секундная пауза, пока прикуривал, позволила собраться с мыслями. — Не понимаю, о чем речь. К тому же у меня начальница уважаемая Джанант — вот с ней и обсуждай все вопросы. Я тебя помню, мы заезжали к тебе в Равалпинди, — Петр вспомнил ту конспиративную квартиру и подумал, что именно в Равалпинди находится командование пакистанской армии.

Наваз усмехнулся.

— Правильно отвечаешь. Вот только я не хочу иметь дел с бабами. Если бы не ее папаша… — он развел руками. — Слишком он серьезный человек в ДАИШ. А мне нужен опытный человек около, — он снова хмыкнул, — «уважаемой Джанант». Ты здесь потому, что я направил сюда Джанант. Так же, как и Хатиму. В середине августа у нас запланировано мероприятие в Кабуле. Мне необходимо, чтобы Хатима стала одной из исполнительниц. Остальных подберите с Джанант по своему усмотрению из местных бойцов.