Он пролез в еще один узкий лаз, уже понимая, в каком направлении движется. Петр вспомнил и карту, полученную от Захида. Окрестности конспиративной квартиры он изучил досконально. Если перейти канал, то он попадет в район площади, где расположена штаб-квартира НАТО и центральный банк. Наконец, впереди забрезжил свет. Перекрытый решеткой выход, как и предупредил афганец, закрывался на задвижку изнутри. «Слава талибам! — подумал Горюнов. — Благодаря им сын старика оборудовал себе подземный путь отхода».
Вместе со светом хлынул запах мертвечины, помойки, гниения. Кое-как выбирая сухие места на дне почти пересохшего канала, Горюнов пересек его, и пошел переулками к площади, с радостью замечая афганцев, шедших навстречу. Тут район не оцепили и никакого намека на ищущих его американских солдат.
Петр шел намеренно медленно, чтобы незаметна стала хромота, а спешащий человек тем более обращает на себя внимание. Уже стемнело, когда он добрался до конспиративной квартиры «Вилаята Хорасан».
Отпер дверь своими ключами, а зайдя, прислонился спиной к двери, словно за ним гнались. «Кто же привел хвост?» — соображал он и пришел к выводу, что все-таки сам Виталий. Он же подозревал, что всё после гибели церэушника не успокоилось.
Через несколько минут по комнате были разбросаны окровавленные лоскуты ткани, а Джанант извлекла из своего саквояжа тот самый зловещий шприц, собираясь вколоть Горюнову обезболивающее. Дикие методы ему не пришлись по душе. Петр позвонил парням, с которыми собирался взрывать свадебный зал, и попросил их сходить в аптеку за бинтами, одноразовыми шприцами и антибиотиками по настоятельной просьбе Джанант. Она считала, что рана наверняка сильно инфицирована, если учесть, что бинтовал он ее шарфом, а затем лазил по подвалам.
Петр не рассказал ей о Виталии и его гибели, но поведал, что спасался бегством через подземный ход, не уточняя, откуда и от кого бежал. Джанант и так догадалась, что он встречался со связным.
— У нас все плохо? — спросила Джанант, промывая рану кипяченой водой, пока Петр буквально позеленел от боли. — Может, я все-таки простерилизую шприц?
— Нет уж, потерплю. Мне нужна связь с Центром, а для этого надо вернуться в Пакистан. Но мы не можем до окончания акции. И не факт, что Наваз нас вернет, а не захочет использовать и дальше, снова и снова. Тут придется надавить на Захида, чтобы он тебя затребовал в Ирак. Ну об этом преждевременно… Сейчас надо сохранить Хатиму в целости и сохранности… М-м, — застонал он.
— Ты себя сохранить не можешь. Потерпи, промыть надо как следует. Здесь кругом антисанитария. Как я поняла, Хатима будет числиться погибшей. Тогда куда мы ее денем? В Пакистан «покойница» не поедет. Так ведь?
Горюнов кивнул, потому что от боли не мог говорить. У него был вариант. Он еще перед отъездом из Москвы разузнал фамилию афганского резидента, так же как и пакистанского. Для него дорога в посольство закрыта, так светиться он не может себе позволить, наверное, даже если бы приполз туда смертельно раненный. Только в случае если узнает такую информацию, от которой будет зависеть жизнь миллионов людей, мир во всем мире и все в таком глобальном плане. Не меньше. Одна его жизнь ничего не значит. Он это помнил все годы, которые прослужил в нелегальной разведке. И дело даже не в том, что его жизнь не имеет ценности. А в том, что за его раскрытием последует провал других людей, связанных с ним, а также людей случайных, мирных местных, знавших его, которых он возможно использовал втемную. Это чревато, особенно в странах арабского мира, где законы порой слишком суровы.
Кабул, 17 августа 2019 года
Пояс шахидки для Хатимы тоже подготовили. Горюнов сам контролировал его изготовление. Он позаботился, чтобы этот пояс не взорвался ни при каких условиях. Даже если Хатима не сможет выбраться из свадебного зала. А должна.
Петр инструктировал ее весь вечер накануне. Джанант так и уснула под его монотонный хрипловатый голос. Она отстирала бирюзовый шарф от его крови и забрала себе. Шарф и теперь лежал у нее под подушкой. Джанант внимала его голосу, как молитве, не понимая ни слова. Она впервые слышала, как он говорит по-русски, и поражалась, как мягко звучит речь. Джанант не верила, что Петр русский, да он это и не утверждал.
Она разобрала из всей его речи только фамилию Кравцов. Петр повторял ее настойчиво, много раз. Он составил шифровку и заставил Хатиму вшить ее в шов никаба.
Все дни до теракта, когда Джанант связывалась с отцом, докладывая ему обстановку, она намекала, что здесь, в Афганистане, она страдает оттого, что не может в полной мере служить ДАИШ и выполнять волю своего достопочтимого отца. Вал лести, по совету Горюнова, она накатывала волну за волной нежным ласковым голосом покорной дочери. И видимо такая тактика возымела действие, поскольку Захид нехотя признал, что она не должна заниматься непосредственно акциями, есть дела и поважнее. Он согласился, что ей стоит вернуться в Ирак и вести там вербовочную деятельность для «Вилаята Хорасан», отдавая предпочтение выходцам из бывших советских республик.
Такой посыл наводил Горюнова на мысль, что освоением территорий Пакистана и Афганистана «Вилаят Хорасан» не ограничится, поползет дальше, как сель. Грязь, щепки, мусор со всего арабского мира. Хотя из Турции бойцы не польстятся ни на какие деньги, они в Сирии бьются на стороне ИГ в надежде на расширение турецких земель и восстановление Османской империи. Их кормят в достаточном размере турки, турецкие спецслужбы снабжают оперативной информацией, с их позиций из оружия, которым не обладают игиловцы, обстреливают сирийских военных. Нет, им в Афганистане делать нечего. А вот сирийским головорезам и иракским есть резон. Они не видят перспектив оставаться в Сирии, где их давят и скоро додавят. Игиловцы с Кавказа, из Татарстана, из других регионов России, из бывших советских республик готовы ехать и в Афганистан. Лишь бы платили. Да и в России слишком серьезно работают по террористам, то одну сеть вскрывают, то другую, перекрывают финансирование. Возвращаться рискованно.
Хатима вместе с девушкой-смертницей ушли в свадебный зал еще утром. Никабы хорошо скрывали пояса шахидок. Только шахидка из Мосула все время пила воду, испытывая жажду и ломку. Это могло ее выдать. Хатима позвонила и предупредила, что напарница нервничает. Афганцы — народ опытный, терроризм у них процветает, женщину-наркоманку они могут вычислить. Одна надежда, что в предсвадебной суете на уборщицу не обратят внимания.
Петр жалел девушку и попросил Джанант вколоть ей хотя бы обезболивающее, благо осталось несколько ампул после его ранения. Нога успела поджить, но на голени теперь багровела вмятина, не восполнившаяся до сих пор здоровыми тканями. Горюнов слегка прихрамывал, но больше по инерции.
Он велел Джанант дожидаться его на конспиративной квартире, ни при каких обстоятельствах не уходить, а если он не вернется до двенадцати ночи, она должна связаться с Навазом и действовать по его указаниям.
Горюнов занял позицию у черного входа в свадебный зал. Еще час назад он видел, как подъезжали к залу автомобили с гостями. Судя по дороговизне машин и одежде гостей они и в самом деле имели отношение к талибам. Получали ощутимую прибыль от торговли оружием и наркотиками. Только так можно объяснить роскошь в нищем Афганистане.
В зал Шахри Дубай приехало много женщин с детьми. Около тысячи человек. Зал-то огромный. Уже стемнело, моргала неоновая подсветка. Петр посмотрел на часы: 22.30. До взрыва оставалось десять минут. Хатима до сих пор не вышла, а уже должна была пятнадцать минут назад.
Теперь ей никто не мог помешать уйти, поскольку планировался подрыв в двух разных концах зала. Девушки друг друга не контролировали.
Горюнов не мог предотвратить взрыв, игиловцы осуществили бы его в любом случае. Не здесь рванет, так в другом месте. Не сегодня, так завтра. А сорви Петр сегодняшнюю акцию, он подставит Джанант. Потерять такого агента, находящегося на острие, в родственной связи с агентом ЦРУ, он не имеет права. Хорошо уже то, что он уменьшил мощность взрыва в половину. Пояс Хатимы не взорвется. Но где же она сама?
Ждать он больше не мог. Оторвался от фонарного столба, который подпирал больше часа, и перешел дорогу, толкнув дверь заднего входа. Тут не было охраны. Отсюда, как видел через дорогу Петр, только изредка выходили официанты в белых рубашках с галстуками-бабочками и курили торопливо. Да еще открывали однажды обе створки дверей, чтобы закатить на низкой тележке нечто в белой картонной коробке, по-видимому, торт.
Петр надвинул кепку на глаза, не исключая, что в коридорах тут есть камеры видеонаблюдения. По металлическому рифленому полу, удобному, чтобы завозить продукты на тележках, он быстро прошагал до кухни. Оттуда сильно несло запахом жареного лука и подгорелого мяса.
Он потратил слишком много времени, чтобы найти Хатиму. К тому же те женщины, что находились на кухне, были в никабах. Петр отыскал ее за минуту до взрыва. Она испуганно посмотрела на него в прорезь никаба и взглянула на часы. Но у нее они показывали без четверти восемь, а поскольку окон на кухне не было, то понять, что наступила ночь Хатима не могла.
— Часы встали, — шепнула она из-под ткани никаба.
— Живо, на выход! — велел Петр, и они устремились по коридорам. — Почему ты не вышла? — спросил он на ходу. — Ты с ума сошла? Сейчас рванет. У нее на поясе стоит таймер, чтобы она не передумала. Мы не успеем…
— Я думала, еще рано.
— Тебе не надо было вообще сюда идти…
— Как же, они нас проводили до двери и только потом уехали.
Они почти успели. Взрыв настиг их, когда они в нескольких метрах перед собой видели дверь заветного выхода.
Взрыв был мощный. Смертница находилась в этот момент в зале, но как раз за стеной проходил коридор, по которому шли Хатима и Петр.
Основной удар с разлетевшимися болтами и шарикоподшипниками из начинки пояса пришелся на гостей. Однако взрывная волна ударила и в стену коридора, гуляла по залу, отражаясь от колонн и стен какое-то время. Вынесла двери, сорвала декоративные панели с потолка, разметала столы.