— Уважаемый Инсаф, я был бы тебе крайне признателен, если бы ты дал мне возможность увидеться и пообщаться с тем узбеком. Я бы даже записал на видео его рассказы для наглядности того, как беспринципно действует ДАИШ против талибов, да и в Пакистане тоже. Вот совсем недавно, в мае, они пытались подорвать суфийскую мечеть в Лахоре.
— Да, я слыхал про мечеть, — задумчиво проговорил Инсаф.
— А я ведь в долгу не останусь, — Горюнов достал из кармана деньги и протянул талибу.
Вопреки прогнозам Разии, Инсаф не возражал против наличных. Наоборот, схватил доллары крепкими пальцами жадно и охотно и вопросительно глянул на Петра.
— Это за сегодняшнее интервью, — вынужден был уточнить он. — А за интервью с узбеком, в случае если он будет столь же откровенен, как и ты, получишь столько же. Он ведь где-то поблизости?
Инсаф что-то промурлыкал. Ни да, ни нет. Из чего Горюнов сделал вывод, что угадал. Не удивился бы, если бы выяснилось, что узбек находится сейчас в квартире, скажем, заперт в туалете, прикован наручниками к водопроводной трубе. Петру даже захотелось посетить санузел из вредности, но он не стал дразнить талиба. С ними лучше не связываться. Даже учитывая лояльность данного конкретного индивида, нет никакой гарантии, что одноглазый моджахед, обидевшись на недоверие, на косой взгляд, на невпопад сказанное слово, не настучит своим подельникам по «национально-освободительному движению», а те не прибьют Горюнова кирпичиком по буйной головушке и не скинут в зловонную речку. Нет, с такими, как учил незабвенный Александров, нельзя заискивать, но и надобно проявлять такт, соблюдать политес.
«Следует уважить талиба», — любил говаривать бывший шеф Горюнова. При мысли об Александрове Петр вздохнул. Он был вынужден сообщить о возможной гибели Виталия в Кабуле, хотя предпочел бы сделать это лично. Но такая информация требовала немедленной передачи в Центр, поскольку там уже потеряли Самандара, он не вышел в оговоренные сроки на связь, как предполагал Горюнов. И его догадки подтвердились, хотя он очень надеялся, что Виталий лишь только ранен, пусть и тяжело.
Впрочем, то, что он не вышел на связь не убеждало стопроцентно в его гибели. Виталий может быть арестован, госпитализирован, наверняка выяснением всех деталей сейчас занимается кто-то из легальной резидентуры, и не исключено, что послана спецгруппа, нацеленная на расследование обстоятельств возможной гибели и на подтверждение факта гибели. В таких ситуациях, как это ни противно, нельзя исключать и вероятность предательства.
Смерть Виталия могли имитировать, чтобы Центр считал его погибшим, спокойно предавался горю, награждал посмертно героя, вместо того, чтобы стремительно и последовательно замораживать и консервировать все связи офицера нелегальной разведки, его агентуру. Ведь в это же время ее так же стремительно, может быть, уже разрабатывает иностранная контрразведка. В данном случае — ЦРУ, но нельзя исключать и работу MI6.
В таком случае, как вписать ликвидацию Эдли в эту схему? Профессиональная подготовка «ухода» Виталия? Дескать, его преследовали, взяли связного (не исключено, что по его же наводке), подбираются к нему.
Всю ситуацию можно перевернуть вверх ногами. Всегда в их работе. Но Горюнов верил Виталию. Знал, что Эдли реально ликвидирован игиловцами «Вилаята Хорасан». Джанант получила фото после подрыва церэушника около магазина в Кабуле. Труп сложно было опознать, но возможно, он соответствовал изображению на фото, предоставленному Виталием. Однако, где уверенность, что фото изначально не подлог? И все-таки Петр верил. Он умел разбираться в людях. Виталий не лгал.
Будучи сам в положении перевербованного турками, Горюнов испытал всю палитру чувств, которые ощущает при этом разведчик, пусть и не стал предателем, а повел двойную игру. Виталий выглядел как человек загнанный в угол, но не сдавшийся. Он был в тонусе, собирался бороться до конца, веря, что все же есть лазейка, через которую он выскочит в последнюю минуту, когда дело примет совсем уж скверный оборот.
— Завтра, — сказал Инсаф, — будет тебе встреча. Только один приходи. Без оператора. Снимай сам, без лишних свидетелей.
Джанант пришлось предупредить на случай, если талиб начнет хитрить и к одному пленнику решит добавить и журналиста из Ирака. За журналиста слупить можно не в пример больше, чем за несчастного узбека, пусть даже тот считается самым матерым боевиком в ИГ. Не указ ему и Разия. К тому же ей придется доказать, что Горюнов исчез с радаров именно после визита к Инсафу. Он не сомневался, что Разия с «Трушотом» в кобуре представляет реальную угрозу для талиба, но Петр не успевал предупредить ее, что снова отправится к Инсафу, поэтому проинформировал Джанант, выслушав, как от сварливой жены, нотации по поводу безопасности и отсутствии необходимости так рисковать.
— Я тебе пачку таких узбеков притащу. Что ты вцепился в этого?
— Отдыхай! Копи энергию для общения с папашей. Там твоя прыть пригодится, — мрачно велел Горюнов. — Пусть попросит Наваза выправить нам документы. Мы не сможем безболезненно уехать в Ирак с просроченной визой.
Джанант скинула туфли и забралась с ногами на матрас, отвернувшись к стене.
— Иди, иди! Я тебя второй раз выручать не стану, — пробормотала она. — Разия тебя просто хочет подставить.
— Ох уж мне эти дамочки, — закатил глаза Петр и хлопнул входной дверью.
Инсаф от своего дома повел его и в самом деле к железной дороге, но, вопреки ожиданиям Горюнова, шли они не к сараюшкам по ту сторону железнодорожного полотна, а вдоль него, спотыкаясь о камни и жестянки из-под газировки.
В конце пути под палящим солнцем, раскалившим насыпь выше сорока градусов, их ждали сооружения, похожие на гаражи. Инсаф отпер дверь на одном из них, и они вошли в темное помещение, пронизанное несколькими остриями солнечного пыльного света, проникающего через дырявую крышу. Воняло тут потом, табаком и оружейной смазкой. Как видно в разные периоды своей бурной жизни Инсаф здесь хранил и оружие.
В глубине этого склада-убежища зашевелилось что-то или кто-то. Горюнов напрягся, постарался встать чуть позади Инсафа на случай, если придется обороняться. Инсафа он успеет вырубить сразу же.
Но драться не пришлось. Приглядевшись, привыкнув к полутьме, Горюнов различил сидящего на полу, на грязном матрасе, человека, худощавого, с блестевшими на узком лице черными глазами. Он не был прикован наручниками, как ожидал Петр, однако по его настороженной позе становилось понятно, что Инсаф его отстегнул от трубы, тянувшейся за его спиной вдоль всей стены, совсем незадолго до прихода «журналиста», чтобы тот не догадался о статусе узбека. Хотя все трое, кажется, и так понимали все друг о друге.
— Надеюсь, Икром будет вести себя уважительно, — поглядев пристально на пленника одним глазом, намекнул Инсаф узбеку, что не стоит болтать лишнего.
Горюнов включил небольшую наладонную камеру, но и с таким же успехом можно было записывать на телефон. Просто Петр не хотел выпадать из образа журналиста. Хотя Инсаф очевидно догадывался, что Кабир никакой не журналист, а Бог его знает кто. Возможно, вербовщик ДАИШ. Что если он и купит пленника?
Пленник тоже смотрел на Петра с надеждой на избавление от одноглазого, который вечерами иногда пинал его тут в темнице, просто так, от нечего делать или не раздобыв гашиш.
Петр попросил узбека представиться. Тот, замученный, надрессированный Инсафом, глядя прямо в красный огонек камеры, сообщил:
— Меня зовут Икром Базарбаев.
— Ты принадлежишь местной группировке ДАИШ «Вилайята Хорасан»?
Инсаф сел в углу на корточки и закурил.
— Да, я из «Хорасана».
— Где находился твой лагерь?
— В Нангархаре. Там ведь штаб «Хорасана», — он сказал и осекся, испуганно взглянув на Инсафа.
— Это не секрет, — подбодрил его Горюнов. — Мне говорили, что ты обучался военному делу в особой группе, состоящей из русскоговорящего контингента.
— Да, так и было. Среди нас были, в основном узбеки, из ИДУ, таджики, пара кавказцев.
— А разве ИДУ еще существует?
— Конечно. Чего ему сделается! Переместились по большей части в Афган. Наши спецслужбы нас поприжали.
Разговаривали на английском. Узбек пока что справлялся, используя небольшой набор слов, которым владел. Но уже вскоре Горюнов убедился, что у этого узбека слишком хорошо подвешен язык, и его знание английского несколько превосходит ожидания.
Невнятная, несформированная мыслишка-догадка царапнула Петра, как птичьим коготком, и проскочила, поскольку на первом плане сейчас стояло другое:
— Причина создания группы? Вам объяснили? К чему готовили?
— В том-то и дело, что часть группы, кто попроще, что ли, поглупее — тех в шахиды. На убой. Их довольно быстро отделили от других, и с ними занимались даишевские психологи, промывали мозги и довольно успешно, кидая на теракты в Афганистане.
— Ты, как я понимаю, попал в другую часть группы? — Горюнов закурил и протянул пачку сигарет пленнику. Но тот покачал головой:
— Не курю. Да, я попал к избранным, — он усмехнулся. — Однако ненадолго…
Глядя на Икрома, Петр вспомнил, как сам внедрялся в ИГ в Эр-Ракке и вынужден был на тот период завязать с куревом, дабы не получить палкой по хребтине по законам черного халифата. Сравнение, пришедшее на ум, словно звоночек тренькнуло в мозгу, уже во второй раз за время разговора.
Он пока не видел фактических подтверждений своим догадкам, но на уровне подсознания засела заноза — сомнение.
— Чему вас там обучали?
— Да наверное тому же, что и везде. Работе подрывника, стрелять из всего, из чего можно выстрелить, радиоделу, запоминанию…
— Насколько мне известно, так не везде. Это похоже на подготовку диверсионного отряда.
Икром, глядевший до того неотрывно на огонек видеокамеры, быстро взглянул на Горюнова и снова уставился в объектив.
— Вас готовили к заброске в другие страны? — напрямую спросил Петр.