«Я везу не вещь, — повторил про себя Дженаро, — я везу спасение».
Ещё несколько дней прошли в хлопотах по распродаже домашней утвари. Дженаро прихватил для Мариузы старинную кофемолку, наверное, ей это будет приятно. А больше ничего не взял.
В день отъезда ему даже прощаться ни с кем не пришлось: дуче радовал народ очередной зажигательной речью, и все торжественно стояли на площади и благоговейно слушали её. Дженаро порадовался, что хоть от этого он избавлен, и потихоньку двинулся пешком до станции, откуда должен был сесть на поезд и отправиться в Неаполь. Рояль он отправил заранее, шёл налегке, поглядывая по сторонам и прощаясь навек с тем, что было ему привычно и дорого. Урожай собрали, солнце выжгло поля, и только виноградники зеленели, радуя взор тяжёлыми гроздьями. Сердце у Дженаро щемило, но стоило ему услышать, проходя очередную деревеньку, громогласный голос дуче, как вся его ностальгия улетучивалась. Дженаро сплёвывал и прибавлял шагу. Что ни говори, он стал уже чужаком, и ему было видно, как дурят этих глупых баранов, которых завтра пошлют на бойню, ничего не дав им взамен.
Мысленно Дженаро поблагодарил Бога за то, что Тони ничего такого не грозит, что тяготы, которые сейчас переживают его близкие, человеку по силам и с ними вполне можно справиться. Поблагодарил он и дуче, который помог ему расстаться с родиной, иначе, кто знает, может, его старое сердце и разорвалось бы от горькой боли расставания?..
Глава 7
Маурисиу продолжал ночевать в облюбованном им сарае, но случалось, приходил в материнский дом на обед или ужин. С Фариной он держался в высшей степени корректно, но Франсиска нервничала, чувствуя, что доверяться внешним проявлениям любезности не стоит. Она не могла забыть змеи, которую обнаружила под подушкой.
Фарина всячески успокаивал её, пребывая в уверенности, что Маурисиу всего— навсего мальчишка, с которым он справится вмиг, если только тот задумает на него замахнуться. Такое уже было, и оба они это помнили.
Франсиска звала сына вернуться в дом, ей было бы спокойнее, если бы он был на глазах. Но Маурисиу отказывался. Ему было удобнее жить без надзора. Вёл он себя мирно, не ссорился с матерью, не пытался вернуть Катэрину и сына домой, охотно беседовал о пустяках с Беатрисой и ласково здоровался с Жулией и Ритой. Но это было лишь затишье перед бурей.
В один прекрасный день Маурисиу сел в свой автомобиль и отправился к следователю Омеру, чтобы сделать важное заявление. Он сказал, что видел винчестер того самого калибра, который интересовал комиссара, у Фарины!
Ну чем не гениальный ход? Маурисиу дрожал от радостного возбуждения, представляя, как арестовывают Фарину и ведут в тюрьму. Он избавлялся от итальянца так просто, так надёжно и чужими руками!
Омеру подозрительно посмотрел на Маурисиу. Не очень— то ему хотелось вновь открывать дело, которое он уже закрывал столько раз.
— Вы же сказали, что ничего не понимаете в ружьях, поскольку никогда их в руках не держали. Откуда же тогда вы определили марку и калибр? Или вы мне соврали?
— Разумеется, с уверенностью я ничего утверждать не могу, — поправился Маурисиу. — Я делаю только предположение. Сеньор Фарина живёт теперь у нас в доме, но ружьё своё он не привёз. Оно осталось в доме моего тестя, и там я его видел.
— Но я обыскал весь дом сеньора Винченцо и никаких ружей не нашёл, — заявил Омеру.
— Значит, он хорошо его спрятал. Может, в своей комнате, а может, ещё где— нибудь, — твёрдо заявил Маурисиу. Уж он то, точно знал, что винчестер находится у Фарины.
Сведения были любопытными, но особого доверия не внушали. Омеру уже проверял версию с Фариной, и она оказалась несостоятельной.
— Мне трудно представить, что сеньор Фарина при своём весе мог забраться на крышу и стрелять оттуда, — задумчиво протянул Омеру.
— Стрелял кто— нибудь из его дружков, которых я выгнал со своей фазенды, а он приютил, боясь, что они проговорятся, — настаивал Маурисиу.
Он уже начал злиться. Ему было крайне неприятно, что следователь, вместо того чтобы сразу же схватить преступника, сомневается и тянет время.
Омеру задумался. Он проверял и Зекинью, и Форро, и Зангона, все они оказались вне подозрений. Оставался опять какой— то неизвестный, который сделал своё чёрное дело и исчез.
Разозлённый Маурисиу решил подлить ещё масла, потому, что огонь никак не разгорался:
— У Фарины было более чем достаточно оснований для убийства. Он хотел заполучить нашу фазенду и обольстить мою мать, что вскоре и сделал. А ещё он хотел получить деньги с Марии, которой очень хотелось избавиться от мужа и стать наследницей.
После этого сообщения Омеру заколебался. Версия выстраивалась достаточно стройная. У Фарины действительно было немало мотивов для убийства. Но вместе с тем Маурисиу не внушал ему большого доверия, он всё время нервничал, наводил на след, то одного, то другого, следы оказывались ложными. У Омеру было достаточно опыта, чтобы понимать, в каких случаях люди ведут себя именно так. Другое дело, что понимания мало для предъявления обвинения... А вот что касается Фарины, то поступивший сигнал нужно было проверять...
— Ну что ж, пишите, — вздохнул Омеру.
Маурисиу подтвердил своё сообщение письменным заявлением и, счастливый, отправился домой. Он потирал руки, не сомневаясь, что теперь с ненавистным итальянцем будет покончено.
Франсиска, ожидая сына, была в смятении. Утром она поделилась с Ритой своими наблюдениями за Маурисиу, рассказала, что тот стал гораздо спокойнее и, похоже, ничего уже не имеет против Фарины. А вот змея... Что значит змея в постели?
— Вы и сами знаете, что это значит, — печально отозвалась Рита. — Значит, что всё будет у вас непросто, дона Франсиска. Маурисиу — хороший мальчик, он никогда ничего плохого не сделает, но вот тот, другой... Он вас в покое не оставит! И заберите сокровища, пока их никто другой не забрал!
— Где же они? — всплеснула руками Франсиска.
— В норе, которую Маурисиу стал называть своим домом, — ответила Рита.
— Но ведь мой сын сказал, что не может ограбить мать, — в ужасе произнесла Франсиска.
— Сын не может, он прав. Но тот, другой, может всё! Заберите сокровища, пока они не пропали.
Франсиска отправилась в нору вместе с Фариной, одна она не переступила бы и порога. Долго искать не пришлось, драгоценности и золото лежали едва прикрытые.
— Пойду за машиной, — сказал Фарина. — В руках нам всего этого не унести.
Франсиска даже не обрадовалась находке, её заботило только состояние сына. Так притворяться? Так искусно лгать? Стать настоящим преступником, убийцей, грабителем? Человеком без стыда и совести? Но по какой причине? Логики в поступках Маурисиу не было. Было бы логично, если бы он, совершив преступление, украл сокровища для того, чтобы скрыться навек и жить где— то вдалеке безбедно. Так поступил бы настоящий преступник. Но её сын не собирался уезжать. Да и сокровищ не прятал... Значит, он болен? Сошёл с ума? Но почему тогда он рассуждает вполне разумно? Почему вдруг снова стал тихим и приветливым?
Оставалась ещё версия Риты. В Маурисиу вселился мстительный дух несчастного возлюбленного Франсиски. Он погиб насильственной смертью, и его не похоронили по— христиански, вот он и бродит неприкаянным и творит в отместку всевозможные преступления. Орудием мести он избрал собственного сына. Франсиске трудно было поверить в это, но сердце ей подсказывало, что Рита недалека от истины... А если так, то несчастный Маурисиу вполне мог быть и грабителем, и убийцей...
Когда до Франсиски это дошло, она разрыдалась. Фарина пытался и никак не мог её успокоить.
Она спустилась к обеду с опухшими от слёз глазами. Беатриса прибавила ей волнения и беспокойства, сообщив, что следователь Омеру побывал на фазенде Винченцо, нашёл винчестер и увёз его.
С Франсиской едва не случилась истерика. Она не сомневалась, что Маурисиу арестуют. Она уже прощалась с ним. Фарина опять её успокаивал.
— Я съезжу и обо всём расспрошу Винченцо, — пообещал он. — После этого будем решать, что делать.
Винченцо и Фарине было о чём поговорить, у них обоих была одна головная боль — Маурисиу.
Винченцо винил зятя в том, что тот не сумел удержать жену. Катэрина и слышать больше не хотела о муже и твердила одно:
— Он мне опротивел, знать его не хочу. Сколько я слёз из— за него пролила! Целыми ночами плакала, а ему хоть бы что!
Винченцо понимал, что имеет в виду его дочка и как горька её женская обида. Но ему не нравилось другое: Зекинью так поглядывает на Катэрину, что она не сегодня, завтра пойдёт за ним, будто тёлка на верёвочке. Он собрался прогнать этого Зекинью в шею, послать его куда подальше, но Катэрина, узнав об этом, сказала:
— Прогонишь Зекинью, я уйду вместе с ним!
Винченцо знал свою доченьку, она могла и не такое выкинуть. С её— то характером! Он примолк, не зная, что делать и как поступить. И ещё больше рассердился на Маурисиу из— за того, что тот повесил на него такую заботу. А потом к Винченцо подошёл Зекинью, поговорил по— хорошему, считай, что посватался. Это при живом— то муже! Но Винченцо смирился, понимая, что лучше пусть все будет в открытую, с согласия и благословения родителей, чем тайком. Он позвал Катэрину, пусть говорят оба. Зекинью рассказал о своей мечте получить бесплатную землю и развести на ней бычков. Винченцо стало полегче. Он и сам недавно мечтал о том же самом. Катэрина сидела и слушала Зекинью, будто оракула.
— А что будет с моим внуком? — грозно спросил Винченцо. — О малом ребёнке вы подумали?
— Я подумала, — без промедления отозвалась Катэрина. — Твой внук с тобой и останется. Ему на новых землях делать нечего! А как только мы там обустроимся, то за ним приедем. А может, и за вами.
Возразить против такого решения было нечего, и Винченцо сказал:
— Хоть и не нравится мне, как вы начинаете свою семейную жизнь, но пусть всё дурное на этом и кончится. Желаю вам, чтобы жизнь была у вас долгой, а с остальным вы и сами разберётесь.