— Что там, что? — не выдержал и задал вопрос секретарь.
— Итальянский иммигрант Сальваторе Арелли заявляет об исчезновении своего сына Луиджи Арелли, который ра¬ботал на фазенде сеньора Андраду. Сальваторе Арелли уверен в том, что его сына убил сеньор Андраду из— за того, что дочь хозяина находилась в любовной связи с Луиджи Арелли. Тело, несмотря на поиски, так и не было найдено, и Луиджи Арелли был объявлен пропавшим без вести. Возможно, он просто— напросто сбежал, поскольку дочь сеньора Андраду была беременна от него.
Омеру закрыл папку. Ему предстояло хорошенько подумать. Неужели, спустя столько лет, у него появилась возможность распутать старинную загадку? Неужели, и в самом деле, существуют потусторонние силы, которые начинают действовать, когда человек нарушает законы справедливости? Не— ужели, его узник не бежит в испуге от закона, не болен психически, а стал тем, кого физически нет на свете уже много— много лет?!
Омеру размышлял, как ему поступить в создавшейся ситуации, а Маурисиу требовал на обед спагетти, отказывался есть бобы, которые мексиканцы так любят, звал возлюбленную Франсиску и грозил убить всякого, кто осмелится быть рядом с ней.
Франсиска, между тем, попросила Фарину сообщить Маурисиу о смерти сына. Ей казалось, что отец непременно должен знать о смерти сына, тем более, что в свой час Маурисиу был весьма озабочен его судьбой. Она решила это после заупокойной службы и похорон, попросив падре, который отпевал маленького, помолиться и за несчастного Маурисиу, сидевшего в тюрьме. Она надеялась, что после молитвы её сын придёт в себя и горестная весть дойдёт до него.
Разговор на поминках вертелся вокруг Маурисиу. И может быть, поэтому Катэрина сидела как каменная, словно бы отрешённая от происходящего. Улучив минутку, Зекинью попытался её разговорить.
— Мне кажется, — начал он, — что пройдёт недели две и нам следует тронуться в путь. Тебе станет легче, если ты уедешь подальше от своего горя.
— От своего горя никуда не уедешь, — тихо отозвалась Катэрина. — Я и сама не знаю, что со мной творится, Зекинью. Только я вдруг поняла, что если в Маурисиу и в самом деле вселилась неприкаянная душа его отца, то он ни в чём не виноват, а значит, и я должна с ним остаться.
— Глупости, Катэрина! — возмутился Зекинью. — Ты же любишь меня!
— Может, и люблю, — так же тихо сказала Катэрина, — но иной раз и любовь ничего не значит.
«Похоже, ты совсем спятила», — хотел сказать ей Зекинью, но не сказал, а только обнял за плечи. Если говорить честно, то бедняжке было от чего спятить — потеряла ребёнка, муж в тюрьме. Да и вдобавок, творится с этим мужем что— то неслыханное!
Фарина поговорил с Маурисиу, но весть о смерти сына тот воспринял равнодушно. Как известно, у Луиджи Арелли при жизни не было детей...
Старая Рита, услышав об этом, покачала головой.
— Бедный мой мальчик, — сказала она, — мне надо его навестить. Без меня, я чувствую, вам не справиться.
— Неужели ты сможешь вернуть нам Маурисиу? — спросила Франсиска со слезами на глазах.
— Я попробую найти настоящего Луиджи Арелли, — таинственно и многозначительно сказала Рита.
Фарина предложил отвезти её в город на машине, но Рита отказалась, заявив, что поедет туда вдвоём со своим Арсидесом.
Старую негритянку сначала не хотели пускать к сумасшедшему узнику. Только выживших из ума старух в тюрьме и не хватало! Но Омеру распорядился пустить её.
Рита крепко обняла своего любимчика.
— Бедолага ты мой! — ласково сказала она. — Другие нагрешили, а ты расплачиваешься! Но отца своего нужно почтить. Ты тоже перед ним провинился. Вон как переживал, что воспитавший, богатый да знатный, неродным оказался. Не захотел ты родную кровь принять, вот она и взбунтовалась. На тебе тоже грех немалый, ведь ты поднял руку на родную кровь... Но я тебе помогу, не оставлю тебя в беде. Только беду свою тебе избывать не здесь нужно, а там, где я тебе покажу... Пойдём со мной.
И старая Рита взяла Маурисиу за руку и вывела его из тюрьмы, словно вокруг и охранников не было. Никто ей не помешал, не возразил. Они прошли словно невидимки, сели на повозку, управляемую Форро, которого Рита упорно именовала Арсидесом, и приехали на фазенду. Маурисиу повиновался Рите, как будто был под гипнозом. Он и сам стал твердить, что ему непременно нужно отыскать могилу отца. Франсиска только руками всплеснула, увидев сына. Но Маурисиу, поздоровавшись с ней, вполне разумно сказал, что сейчас для него главное — похоронить отца, Луиджи Арелли, а дальше он готов ответить за все свои преступления, реальные и нереальные.
— Мой отец теперь стал мне дорог и близок, мама, — сказал Маурисиу. — Я очень виноват перед ним, я так не хотел быть его сыном. А он был человеком пылким, страстным, я это так хорошо понял. Жизнь жестоко обошлась с ним, поэтому я должен сделать всё, чтобы у него был покой после смерти.
Франсиска слушала сына со слезами на глазах. И боялась, что сейчас откроется дверь и войдёт Омеру с охранниками, они наденут на Маурисиу наручники и заберут его с собой.
Дверь открылась. И вошёл Омеру. Но один, без охранников.
— Я согласен искать могилу Луиджи Арелли, — сказал он. — Я сам приму участие в поисках.
Омеру недаром так долго думал, он принял решение, и оно казалось ему единственно правильным.
Франсиска возблагодарила небо. Видимо, не зря она просила падре помолиться. Его молитва оказалась действенной, и невозможное стало возможным.
Франсиска подробно рассказала следователю и сыну, где находилась фазенда, принадлежавшая её отцу. Главная при¬мета той местности — река с запрудой. Новый владелец мог многое там переменить, но уж речка никуда не могла подеваться. До фазенды было километров тридцать, и следователь попросил дать ему коня посмирнее.
— Я давно уже не садился в седло, — сказал он со вздохом.
Но когда посмотрел на самого смирного конька, то сказал, что предпочёл бы добраться до фазенды на машине, поскольку не сможет преодолеть такой путь в седле.
На том они и порешили. Молодежь должна была отправиться на лошадях, а следователь на машине.
— Я договорюсь с владельцем, чтобы нам разрешили поиски, — пообещал он, — и буду вас там ждать.
Выехать решили на следующий день. Рита посоветовала взять с собой Форро и Зангона.
— Дело это непростое, — сказала она. — Помощь непременно понадобится. Пусть возьмут с собой заступы и мешок побольше. Может, и не один.
От её простых, обыденных слов у всех мороз прошёл по коже. До этих пор Маурисиу больше всего заботило, как он найдёт могилу. Он представлял огромные пространства чужой фазенды, представлял, как медленно едет по ним. И что? Что дальше? Как он поймёт, что под тем кофейным деревом или под тем валуном лежит его отец? Страх, который владел им, был душевным страхом. Волнением. Беспокойством. Но после слов Риты, Маурисиу охватил физический страх. Он вдруг осознал, что должен будет не только найти могилу, но и раскопать её и найти... увидеть... прикоснуться... Тошнота подступила к горлу Маурисиу. Он всегда боялся покойников, а тут... Но он превозмог себя.
«Это мой отец, мой родной отец, — несколько раз повторил он сам себе. — Я должен уложить его спать. Пусть он спит без снов. Не видит их сам и не тревожит своими снами других».
После того, как Рита вывела его из тюрьмы, Маурисиу стал прежним Маурисиу, тонко чувствующим, много знающим молодым человеком, который даже представить не мог, что возможно поднять руку на себе подобного, а не то, что накинуться на него и убить.
Следователь видел перед собой человека не только разумного, но добросердечного, предупредительного, внимательного, который не притворялся, а был таким на самом деле. Точно так же как неделю назад был страстным, необузданным, неуступчивым...
«Ну что ж, разберёмся и с этой загадкой, — обещал себе полицейский комиссар Омеру, немало повидавший на своём веку. — Могила в дебрях джунглей всё равно, что песчинка в пустыне. Посмотрим, сможет ли Маурисиу найти её. А не найдёт, ничто не помешает мне арестовать его».
Провожая брата, Беатриса крепко поцеловала его.
— Я рада, Маурисиу, что и твой отец обретёт покой. Я верю, он приведёт тебя прямо к своей могиле. И верю, что Бог даст тебе силы справиться с твоим долгом.
Беатриса с некоторых пор стала верить в чудеса. Она вдруг почувствовала, что в мире существует не только материальная сила, но и более утончённая, духовная. Душевная. И эта сила куда мощнее всех других сил. Она поверила в неё после того, как Марселло преобразился, читая Данте. Ему было трудно читать эту книгу, но, преодолевая трудности, он продвигался всё дальше, и душа его ожила. Беатрису он называл теперь не иначе, как «моя Беатриче», говоря, что она ведёт его к свету. Это чудо было куда большим, чем, если бы они увидели перед собой ангела небесного или рогатого чёрта.
И вот теперь она верила, что не меньшее чудо будет свершено для её брата, что он тоже вступил на путь, который ведёт к обретению живой души.
Маурисиу так же крепко обнял сестру и вскочил на лошадь. Мужчины тронули поводья, и копыта зацокали по камням. Дорога в неведомое началась.
Рита затеплила свечу и сказала Жулии:
— Свеча будет гореть, пока они не вернутся. Сгорит одна, поставим другую. И пусть святой Георгий помогает им в пути.
Молились об успехе необычной поездки и обитатели фазенды Винченцо. Франсиска, которой было невмоготу ждать у себя дома, поехала к своей сватье и нашла её молящейся.
— Мы не держим зла на Маурисиу, — сказала Констанция, — мы молимся о том, чтобы он разыскал отцовскую могилу.
— Спасибо, — поблагодарила Франсиска.
Сама она сейчас молиться не могла, перед глазами у неё, как наваждение, стоял тот страшный день, когда её отец выстрелил в её возлюбленного. Она подхватила Луиджи, прижала к себе, но ноги у неё подкосились, и оба они упали. Упали в воду реки, на берегу которой они обычно встречались. И вода, светлая вода, стала красной от крови...