Онофри с довольным видом пояснил ей причину такого успеха:
— Сеньор Умберту просто чудеса творил, чтобы удержать фабрику на плаву!
— Я это уже поняла, — сказала Силвия. — Но для меня остаётся загадкой, как вы, сеньор Онофри, могли вступить с ним в сговор и отважиться на такую авантюру?
— Мне было очень больно смотреть, как закрывается фабрика, в которую ваш отец, дона Силвия, вложил столько сил. Поэтому, я и рискнул...
— Спасибо вам, — растрогалась она. — Теперь я уважаю вас ещё больше, чем прежде.
— Значит, вы не станете снова закрывать фабрику? — обрадовался Онофри.
— Нет, конечно, — улыбнулась Силвия. — Пойдёмте к сеньору Умберту, я хочу поздравить его с успехом. Пусть он спокойно занимает место управляющего и добивается новых производственных побед.
В тот же вечер Умберту, вернувшись с работы, не застал дома жены. Мариана, горничная Силвии, доложила ему, что госпожа сама села за руль автомобиля и уехала на свидание с поклонником, который присылает ей розы.
Умберту встревожился:
— Сама села за руль? Это же безумие! Она может не справиться с управлением!
— Но сеньоре сможет помочь тот мужчина, что осыпает её цветами! — нагнетала обстановку Мариана, действуя строго по указке Силвии, устроившей проверку мужу.
И Умберту проговорился:
— Да какой там поклонник?! Это чушь! А вот ездить одной на машине ей не следует, это очень опасно!
Выслушав подробный отчёт Марианы о разговоре с хозяином, Силвия сделала вывод, что букеты роз она ежедневно получала, вероятнее всего, от Умберту.
А он, в свою очередь, решил, что теперь, когда она оценила его титанические усилия по восстановлению ткацкого производства, нет смысла таиться и в остальном. Поэтому, получив очередной букет, Силвия обнаружила вложенное в него приглашение на ужин, правда, там было указано только время и место встречи, но отсутствовало имя поклонника: Умберту надеялся устроить жене сюрприз.
А она, прочитав записку, сказала с усмешкой Мариане:
— Сегодня можешь не готовить ужин и уйти пораньше домой, потому что я буду ужинать в ресторане с таинственным поклонником!
— А сеньор Умберту? — на всякий случай спросила Мариана, хотя и поняла, что имела в виду её госпожа.
— Мне кажется, он сегодня будет ужинать в том же ресторане, что и я! — ответила Силвия, заговорщически подмигнув Мариане.
И она не ошиблась: Умберту встретил её у ресторана с таким же роскошным букетом роз, какие она ежедневно получала от него на протяжении нескольких недель.
— Прими это в знак моей любви, — торжественно произнёс он. — И прости за ту невинную мистификацию. Только так я мог ещё раз доказать тебе свою преданность и любовь.
Силвия взяла его под руку, и они вошли в ресторан, где звучала тихая приятная музыка.
— Ты выбрал прекрасное место для нашего свидания! — сказала она с улыбкой, и Умберту, поняв, что он прощён, весело подхватил:
— Да, по— моему, это подходящее место для того, чтобы станцевать с тобой вальс, но отнюдь не прощальный!
Историю примирения Силвии с её мужем Нина рассказала Жозе Мануэлу, невольно восхищаясь Умберту, оказавшимся способным на такой неординарный поступок ради любви.
Жозе Мануэла это возмутило.
— Какая там любовь?! Этот тип увивался за каждой юбкой, неужели ты всё забыла? Он сделал это из шкурного интереса! Ему нужна не Силвия, а её фабрика!
Нина, никогда не питавшая симпатии к Умберту, в этой ситуации принялась рьяно защищать его:
— Да, Умберту волочился за женщинами, но ты забыл, что дома у него в то время была парализованная жена, которую он, кстати, не бросил в беде! Он всегда любил Силвию и доказал это сейчас!
— Ха— ха— ха! «Не бросил»! — рассмеялся Жозе Мануэл. — А как же те ключи от квартиры, которые он вручил доне Мадалене? А как же его обещание развестись с больной женой и жениться на тебе?! Если бы ты дала ему согласие, то бросил бы он Силвию или не бросил? Как ты считаешь? Я думаю, он скорее обманул бы тебя, потому что ему не захотелось бы навсегда распрощаться с фабрикой. Или ради тебя он смог бы пойти на такую жертву? Может, ты уже жалеешь, что не приняла тогда его предложения?
Нина обиделась, сказала, что ревность Жозе Мануэла для неё оскорбительна, а потом, выбрав самый неподходящий момент, заявила:
— Ты не способен понять, что такое любовь! Любимая женщина для тебя — это не просто твоя собственность, а хуже: арестантка! Ведь ты же посадил меня под домашний арест! Но я больше не стану с этим мириться и пойду работать ткачихой! Я уже обо всём договорилась с Силвией.
— А с Умберту ты тоже договорилась? — вскипел Жозе Мануэл. — Но я пока ещё твой муж и не позволю тебе возвращаться на ту проклятую фабрику, тем более — простой работницей!
— Ты кто угодно, только не муж! — в сердцах закричала Нина. — Ты тюремный надзиратель!
— И всё равно, я тебя туда не отпущу, — отрезал Жозе Мануэл. — Ты можешь работать, только не на той фабрике!
— Что я слышу? Ты разрешаешь мне работать? Ну, спасибо, мой господин! — поклонилась ему в пояс Нина, вызвав ещё большее негодование Жозе Мануэла.
— Перестань юродствовать! — потребовал он, повысив голос.
Нина возмутилась:
— Ах, ты ещё и кричишь на меня?! Так вот, знай: я завтра же буду работать за ткацким станком на той фабрике, которую выбрала сама!
— Это чудовищно! — схватился за голову Жозе Мануэл. — Ты нисколько со мной не считаешься! Мнение мужа для тебя ничего не значит!
— Мужа, но не хозяина, не надсмотрщика! — подлила она масла в огонь.
— Да, я это уже слышал, ты не считаешь меня своим мужем, — подхватил он. — Тогда скажи, зачем мы живём вместе? Ты даже в постели не подпускаешь меня к себе!.. Скоро мне, пожалуй, придётся, как твоему Умберту, искать женщин на стороне...
Эта неосторожная фраза, сорвавшаяся у него с языка, стала решающей в их ссоре. Нина, топнув ногой, уже не закричала, а буквально завопила на весь дом:
— Ты можешь убираться к ним прямо сейчас! Да— да, я говорю это серьёзно: бери свои чемоданы и катись отсюда! И не появляйся здесь больше никогда!
— Это твоё последнее слово? — грозно спросил Жозе Мануэл.
— Да, — с вызовом ответила Нина. — Я сделала большую глупость, выйдя за тебя замуж!
— Ну, если так, то можешь считать себя свободной! — гневно бросил ей Жозе Мануэл и, хлопнув дверью, ушёл из дома.
Ночь он провёл в пансионе у Маркуса, оттуда же поехал и на работу. А когда вечером вернулся домой — Нины там уже не было. Как не было и её вещей, которые она днём перевезла в приют к Мадалене.
Жозе Мануэл, узнав об этом, решил, что не будет перед ней унижаться, упрашивая её вернуться обратно.
— Если она поймёт, что я ей нужен, то сама придёт ко мне. И тогда я её, конечно, прощу, — сказал он Маркусу.
Но дни шли, а Нина продолжала жить у матери и возвращаться к Жозе Мануэлу пока не собиралась. Мадалена уже устала наставлять её на путь истинный, говоря, что от добра, добра не ищут. На все её увещевания Нина отвечала одно:
— Я разочаровалась в Жозе Мануэле, в замужестве и вообще, в любви. Мне не нужен муж— господин, я буду сама себе хозяйкой.
Мадалена, слушая её, вздыхала и отмечала про себя, что самостоятельная жизнь, которую вела дочь, похоже, не очень её радует. С работы Нина всегда возвращалась грустной, от еды, как правило, отказывалась.
Поначалу Мадалена объясняла это усталостью Нины и усматривала в этом ещё один повод для упрёков.
— Ну что, добилась, чего хотела? Устаёшь так, что даже еда в горло не лезет? А могла бы сейчас жить как королева!
Позже, однако, Мадалена всерьёз обеспокоилась отсутствием аппетита у дочери.
— Это же ненормально, — рассудила она. — Ты целый день работаешь у станка, тебе надо есть, восстанавливать силы. А ты нос воротишь от еды. В чём дело? Может, ты больна? Сходи к врачу!
— Я ничем не больна! Просто меня тошнит при виде еды! — в сердцах обронила Нина, и тут Мадалену вдруг осенило:
— Ты беременна! Как же я сразу не догадалась?
Нина стала это отрицать, говорила, что уже больше месяца не спала с Жозе Мануэлом в одной постели, но Мадалена была абсолютно уверена в своём диагнозе, утверждая, что тошнота — это верный признак беременности. И, в конце концов, Нина тоже засомневалась.
— Это вовсе не входило в мои планы, — растерянно призналась она. — Я не хочу рожать от Жозе Мануэла. Это ему был нужен ребёнок, чтобы заставить меня сидеть дома!
Мадалена от возмущения замахала на дочь руками:
— Ты совсем спятила? Как можно говорить, что ты не хочешь ребёнка, если он уже в тебе живёт?! Это большой грех! Может, ты родишь его и сразу отдашь в приют? От тебя всякого можно ожидать!..
— Не беспокойся, не отдам, — проворчала Нина. — Если он всё же родится, то я буду воспитывать его одна!
— Ей— богу, ты сошла с ума! — всплеснула руками Мадалена. — Что значит одна? У тебя есть муж!
— Не начинай о нём, — скривилась Нина. — Я сама сумею вырастить своего ребёнка, а ты, надеюсь, мне поможешь...
— Я— то помогу, — вздохнула Мадалена, — только ребёнку было бы гораздо лучше в другом месте, в другом доме, рядом с родным отцом.
Не зная, как повлиять на собственную дочь, Мадалена обратилась за помощью к Дженаро и Тони, умоляя их по— родственному вразумить Нину, либо по— мужски поговорить с Жозе Мануэлом, чтобы ребёнок не рос без отца.
Тони для начала решил навестить Жозе Мануэла, а тот, услышав о ребёнке, не поверил ему:
— У нас уже давно ничего не было... Если Нина действительно беременна, то вряд ли это мой ребёнок...
После этого Тони и в самом деле пришлось поговорить с ним по— мужски, отстаивая честь Нины. К счастью, Жозе Мануэл быстро опомнился и взял свои слова обратно, а то бы Тони его точно избил!
Для переговоров с Ниной Жозе Мануэл отправился на фабрику и, дождавшись её у проходной, сразу же завёл речь о ребёнке: