— Это правда, что ты беременна? Я действительно скоро стану отцом?
— Нет, неправда, — сухо ответила Нина.
— А дона Мадалена говорила Тони, будто ты...
— Мама всё выдумала! — отрезала Нина. — У меня просто не было аппетита, а она раздула из мухи слона.
— Я тебе не верю, — сказал Жозе Мануэл. — Ты скрываешь от меня беременность, потому что не хочешь возвращаться домой.
— Да, не хочу, — подтвердила Нина. — Но скрывать мне от тебя нечего. На все твои вопросы я ответила, а теперь, будь добр, оставь меня. Иди домой!
— Я пойду туда только вместе с тобой! — заявил Жозе Мануэл, ухватив её за руку.
Нина стала вырываться и грубить ему:
— Отпусти! Не трогай меня! Я не твоя собственность! Ты мне опротивел со своими собственническими замашками!
— Ах, так?! Опротивел?! — взбеленился Жозе Мануэл и выпилил то, за что часом раньше едва не получил по физиономии от Тони: — Так, может, ты и гонишь меня только потому, что беременна от другого мужчины — более приятного, чем я? Вероятно, он не вызывает у тебя отвращения, если ты даже захотела от него ребёнка?!
Нина, извернувшись, ответила ему на это пощёчиной.
Жозе Мануэл тотчас же понял, какую непростительную глупость совершил, и, встав перед Ниной на колени, принялся умолять её о прощении.
Ткачихи, выходившие из ворот фабрики, прыскали от смеха при виде этой сцены, а наиболее любопытные вмиг образовали плотный круг, не давая Нине возможности уйти от Жозе Мануэла, продолжавшего удерживать её за руку и клясться в любви.
Нина же была оскорблена до глубины души и не желала его слушать.
— Я никогда к тебе не вернусь! Теперь, это невозможно! Ты принял меня за какую— то девку, способную спать с кем угодно!.. — твердила она, не слушая его и порываясь уйти.
В этот момент из ворот выехал на машине Умберту и, увидев толпу, резко затормозил.
— Что здесь происходит? — грозно спросил он у ткачих, думая, что они устроили очередной митинг протеста.
Ткачихи послушно расступились, и Умберту воочию увидел, как Жозе Мануэл унижается перед Ниной, а она безуспешно пытается от него уйти.
— Тебе нужна помощь, Нина? — спросил Умберту, с презрением глядя на Жозе Мануэла, который сразу же злобно прохрипел в ответ:
— Не лезь не в свои дела! Я говорю с женой!
Умберту недоумённо пожал плечами и уже собрался уйти, но тут вдруг Нина обратилась к нему с неожиданной просьбой:
— Сеньор Умберту, помогите! Увезите меня подальше от этого ужасного человека!
Жозе Мануэл, услышав такое, сам отпустил руку Нины.
А она бросилась бежать от него как от прокажённого, и Умберту не без труда остановил её и затолкал к себе в машину.
Изумлённые ткачихи с осуждением смотрели вслед удаляющейся машине — их симпатии явно были на стороне Жозе Мануэла. Он же, ощутив на себе их сочувственные взгляды, обхватил руками голову и ринулся прочь из толпы.
Большего унижения он не испытывал ни разу в жизни. Да что там унижение! Это было предательство! Это была публичная демонстрация самого подлого и пошлого предательства!
— Теперь мы расстались окончательно, — доложил он Тони, придя к нему в пансион. — Примирение между нами невозможно.
— А если родится ребёнок? — спросил Тони, и Жозе Мануэл обескуражил его своим ответом:
— После сегодняшней встречи с Ниной я могу повторить только то, что сказал тебе утром: вряд ли это мой ребёнок. А теперь, ты можешь и морду мне набить, мне уже всё равно...
Глава 14
Три счастливые, семейные пары проводили свой медовый месяц на фазенде Франсиски, не помышляя ни о каком свадебном путешествии.
Даже Зангон, прежде, мечтавший уехать с молодой женой на дикие земли, теперь никуда не порывался, потому, что Жулия не хотела оставлять бабушку без своей опеки.
Рита же, понимая, на какую жертву пришлось пойти Зангону ради любви, сочла своим долгом успокоить его и приободрить.
— Ты не горюй, — сказала она, положив руку на плечо Зангона, — уже не далёк тот день, когда ты увезёшь мою внучку в дальние края.
— Нет, я тебя никогда не оставлю здесь одну! — вновь заявила Жулия.
— А я и не говорю, что ты меня бросишь, — спокойно сказала Рита. — Я сама уйду от вас, когда закончится мой земной срок. А вы уедете отсюда, пересечёте много речек, будете глотать дорожную пыль, мокнуть под дождём, но, в конце концов, доберётесь до места, которое похоже на рай. Там в реках много рыбы, деревья ломятся от плодов, и у земли нет стольких хозяев, как здесь. Там уже ни вы, ни ваши дети не будете никому служить, потому что над вами не будет господ...
— А ваш сын Арсидес где будет жить? — спросил Зангон.
— Арсидеса вам придётся взять с собой, — ответила Рита, — иначе вы туда не доедете. Арсидес будет хранить вас в пути.
Зангон с воодушевлением воспринял рассказ Риты о дальней свободной земле, а Жулия взгрустнула, что бывало с ней всегда, когда бабушка заводила речь о своей не такой уж далёкой смерти.
Но грустила Жулия недолго: вскоре к ней заглянула Беатриса, и они уединились, чтобы посекретничать о своих женских делах и поделиться друг с дружкой пока ещё небогатым, семейным опытом.
— Я и не догадывалась, что мужчины так хороши, — призналась Жулия Беатрисе. — Теперь я понимаю, почему ты не устояла перед Марселло ещё задолго до свадьбы. Если бы мы с Зангоном не поженились так скоро, я бы тоже, наверно, не устояла...
— Ничего, немножко потерпела, зато у тебя теперь настоящий медовый месяц, — в тон ей ответила Беатриса. — А у нас с Марселло сразу начались семейные хлопоты.
Жулия, услышав такое, посмотрела на Беатрису едва ли не с ужасом и спросила растерянно:
— Как?.. Неужели вам всё это... надоело? Неужели это может когда— нибудь надоесть?!
— Нет, не беспокойся, — засмеялась Беатриса. — Мы с Марселло ещё не наскучили друг другу. Но сейчас мы больше думаем и говорим о нашем будущем ребёнке, готовим для него приданое, выбираем ему имя. Это совсем другие заботы, чем у тебя, хотя они тоже очень приятные.
О будущем ребёнке Беатриса постоянно говорила не только с Марселло, но и с матерью. Обе были счастливы, предвкушая радость материнства.
— Странно! — удивилась Франсиска. — Я уже родила двух детей, но эту беременность переживаю так, как будто она у меня первая. Всё заново, всё с чистого листа!
— Это потому, что твоя жизнь началась заново, — высказала своё мнение Беатриса, и Франсиска с ней согласилась:
— Да, я не побоялась начать новую жизнь, и за это была вознаграждена. Мне повезло забеременеть, хотя в моём возрасте я о таком подарке и мечтать не могла!
— А как мне повезло! — озорно усмехнулась Беатриса. — Точнее, не мне, а моему ребёнку: у твоего будет только мама, а у моего ещё и бабушка!
Франсиска засмеялась и в шутку погрозила ей пальцем:
— Не смей произносить при мне это слово! Я не бабушка, а молодая мама!
Случалось, они шутили по поводу своей беременности и в присутствии Маурисиу, пока однажды не заметили, что ему это неприятно слышать.
— Маурисиу опять стал каким— то угрюмым, — обеспокоилась Франсиска. — Мне кажется, он уже сейчас ревнует меня к будущему ребёнку.
— Нет, мама, ты зря беспокоишься, тут дело в другом, — возразила Беатриса. — Мы радуемся, говоря о своих будущих детях, а у Маурисиу это вызывает боль, потому, что он невольно вспоминает об умершем сыне. Нам надо это учесть и впредь не затевать подобных разговоров при Маурисиу.
Вскоре, однако, Беатриса получила возможность убедиться в том, что беспокойство Франсиски тоже не было безосновательным.
Обычно после завтрака Беатриса занималась с Марселло в библиотеке, обучая его языку, математике и правилам этикета. Последний предмет был для него самым сложным, поскольку требовал практических навыков, а бедняга Марселло до сих пор ещё не научился есть, с помощью ножа и вилки, отчего чувствовал себя неловко за обеденным слотом. Но в тот день, к счастью, был урок литературы, а не этикета.
— Напиши сочинение, Марселло, — сказала Беатриса. — Тему выбери сам: любовь или семейная жизнь.
— Любовь! — тотчас же воскликнул Марселло. — И семейная жизнь!
Беатриса засмеялась, но при этом попросила его:
— Перестань дурачиться. Выбери что— нибудь одно.
— Нет, я хочу всё сразу! — заявил Марселло и принялся жадно целовать Беатрису, пытаясь повалить её на диван.
В этот момент к ним и заглянул Маурисиу, но, увидев их целующимися, тут же повернул обратно.
— Маурисиу, постой! — окликнула его Беатриса, и он вернулся.
— Простите, что помешал вам. Я только хотел спросить, вы не знаете, когда сеньор Фарина поедет в Сан— Паулу?
— Завтра, — ответила Беатриса.
Маурисиу облегчённо вздохнул:
— Ну, слава Богу! Может, хоть после его отъезда наша мать захочет уделить нам немного внимания.
— Маурисиу, мама никогда не лишала нас своего внимания, — с укором заметила Беатриса.
— Это было раньше, — возразил он. — А теперь, когда наша мама ждёт ребёнка от сеньора Фарины, она очень изменилась.
— Все женщины меняются, когда ждут ребёнка, — мягко промолвила Беатриса. — Я тоже, наверно, не исключение. Ты прости нас. Иногда мы с мамой радуемся, говоря о своих будущих детях, и забываем, что твой малыш умер.
Маурисиу нахмурился, напрягся и процедил сквозь зубы:
— Да, мой сын умер... Я потерял и его, и Катэрину.
Беатриса нежно погладила его по плечу:
— Не убивайся, Маурисиу. Ты молодой, красивый, у тебя ещё всё будет — и жена, и дети!
Он же в ответ резко оттолкнул Беатрису и быстро вышел из комнаты.
— Твой брат всё— таки очень странный, — сказал Марселло. — Никогда не знаешь, какой стороной он к тебе повернётся.
Примерно, то же, сказал и Фарина Франсиске, заметив явную перемену в настроении Маурисиу:
— Он опять относится ко мне враждебно, я это чувствую. И на тебя смотрит косо. Поэтому ты, пожалуйста, будь с ним по осторожнее, а то неизвестно, что ему взбредёт на ум.