Сознавая правоту Фарины, Франсиска, тем не менее, принялась защищать сына:
— Ты преувеличиваешь! Маурисиу тебя очень уважает. А в его отношениях со мной сейчас проявляется обычная мальчишеская ревность. Дети всегда ревнуют мать к ещё не родившемуся ребёнку.
— Но Маурисиу давно уже вышел из детского возраста!
— Возраст в данном случае не имеет значения. По отношению к матери дети всегда остаются детьми.
Фарина не стал спорить с Франсиской, но при этом высказался довольно жёстко:
— И всё равно, к своему ребёнку я его не подпущу! Мы должны беречь нашего малыша, он будет самой главной персоной на фазенде!
Франсиску несколько покоробило такое заявление, но она тоже не стала спорить с Фариной и перевела разговор на другую тему:
— Нам следует подумать о наших финансовых проблемах. Кофе сейчас опять не приносит прибыли, а на содержание фазенды нужны деньги, поэтому я решила продать старинные золотые монеты...
— Нет— нет! Ни в коем случае! — воскликнул Фарина. — У меня есть деньги, я поеду в Сан— Паулу и сниму их с банковского счета. Тебе ни о чём не нужно беспокоиться, это теперь моя забота, и я всё сделаю ради тебя и нашего ребёнка. Он должен быть богатым, очень богатым!
Перед поездкой в Сан— Паулу Фарина счёл необходимым заново навести мосты дружбы с Маурисиу: с отцовской теплотой в голосе попросил его позаботиться о матери, которая сейчас очень нуждалась в мужской опеке.
Маурисиу в ответ снисходительно улыбнулся:
— Не беспокойтесь, всё будет хорошо, о матери я позабочусь.
Фарина, однако, не успокоился, а встревожился ещё больше и поэтому, тайком от всех поговорил ещё и с Марселло, поручив ему временно исполнять обязанности хозяина дома и главы семьи.
— Но почему я?.. — опешил Марселло. — Разве Маурисиу тоже уезжает?
— Нет, он, к сожалению, остаётся здесь, поэтому, я и прошу тебя: внимательно следи за всем, что происходит в доме, и особенно следи за Маурисиу. Мне кажется, у него опять стали проявляться прежние странности.
— Да, я тоже это заметил, — озабоченно произнёс Марселло и попросил Фарину: — Вы уж, пожалуйста, не задерживайтесь там надолго, а то мало ли что может случиться!..
— Ты не каркай и не паникуй заранее, — сказал Фарина. — А если, не дай Бог, ситуация всё— таки выйдет из— под контроля, то сразу же извести меня телеграммой. Я оставлю тебе адрес отеля, в котором буду жить.
Все, кто с тревогой наблюдал за изменившимся состоянием Маурисиу, не догадывались о том, что это беспокоило и его самого. В отличие от прошлого раза, когда Маурисиу не владел собой и не осознавал своей неадекватности, сейчас всё было по— другому. Сейчас Маурисиу пугало его странное состояние.
А странность заключалась в том, что он вдруг остро почувствовал опасность, исходившую от Фарины.
Но, этого же, не может быть, это абсурд! Маурисиу хорошо помнил, как Фарина вытащил его из беды, значит, он — друг, а не враг. Всё это Маурисиу понимал рассудком, но кожей, нутром, каким— то непонятным чутьём, которое его самого пугало, он чувствовал в Фарине именно врага, причём очень опасного, беспощадного. Подчиняясь этому чувству, он инстинктивно пытался защитить мать от Фарины, а она, не понимая, что происходит с сыном, усматривала в его поведении ревность к своему ещё не родившемуся ребёнку.
Чудовищная раздвоенность, в которой пребывал Маурисиу, совсем измучила его. Он боялся, что может сойти с ума. И особенно страшно ему было, когда он, то ли во сне, то ли наяву услышал голос, отчётливо твердивший, что Фарина — враг.
«Это беда, это сумасшествие!» — подумал Маурисиу и поспешил за помощью к старухе Рите.
— Помоги мне, Рита! — взмолился он. — Я опять теряю рассудок. Мне кажется, что Фарина — опасный человек, хотя я знаю, что это не так.
— И чем же он, по— твоему, опасен? — озабоченно спросила Рита.
— До сих пор это было лишь чувство, которое я не мог объяснить. Но сегодня ночью я вдруг отчётливо услышал голос, который сказал мне, чем опасен Фарина. Ему нужно всё, без остатка: дом, фазенда, моя мать, которую он уже подчинил себе. Всё это он хочет заполучить для своего ребёнка, а меня и Беатрису собирается вышвырнуть вон!
Рита скорбно покачала головой и сказала назидательным тоном:
— Не нужно доверяться голосам. Ты же не знаешь, кому принадлежал тот голос, что не давал тебе спать сегодня ночью. Может, это как раз и был твой враг, пытавшийся сбить тебя с толку! И Фарину... не трогай.
— Но что мне делать с этим ужасным чувством? Как от него избавиться?
— Ты не можешь от него избавиться, это не в твоей власти, — сказала Рита. — Но ты не должен следовать ему в своих поступках. Не поддавайся ему! Сто раз подумай, прежде чем сделать что— нибудь. Только так ты сможешь защитить и себя, и мать, и сестру.
Совет Риты не принёс утешения Маурисиу, но всё же, после беседы с ней ему стало немного легче.
Уже подходя к своему особняку, он увидел, как возле домика Риты остановилась коляска и из неё вышли Катэрина и Зекинью. Не желая встречаться с бывшей женой даже взглядом, Маурисиу ускорил шаг...
А Катэрина и Зекинью тем временем весело приветствовали Риту, Жулию и Зангона.
— Дружище Зангон, мы приехали узнать, готовы ли вы с Жулией отправиться на новые земли! — сообщил Зекинью без каких— либо предисловий.
Зангон был вынужден его огорчить, сказав, что он твёрдо решил осесть на этой фазенде и в ближайшее время никуда не поедет.
Зекинью же, не зная, чем было обусловлено такое решение Зангона, принялся его уговаривать:
— Ты что, совсем потерял вкус к вольной жизни? Он, видите ли, решил осесть! А что ты будешь тут иметь? Хозяйский табун? А там не будет никаких хозяев, только дикие быки, рыбы в реках и птицы на огромных деревьях. Представь: вы с Жулией просыпаетесь под звонкий птичий щебет, выходите из своей хижины, а вокруг прыгают мартышки, порхают попугаи...
— Не трудись, тебе не удастся меня соблазнить, — сказал Зангон. — Мы с Жулией никуда не поедем, потому, что не можем оставить здесь её бабушку.
— Да— а, не ожидал я от тебя такого... — опечалился Зекинью. — Неужели наши пути и вправду расходятся?
— А ты что, всё равно поедешь туда и один, без меня?! — спросил изумлённый Зангон.
— Да, поеду, — беспечно заявил Зекинью. — Только не один, а с Катэриной!
— И ты не побоишься ехать в такую даль, в неведомые места? — спросила Жулия у Катэрины.
— С Зекинью мне ничего не страшно, — ответила та.
Рита, молча слушавшая их разговор, сочла необходимым вмешаться и увела Катэрину в свою каморку, где хранились всякие целебные травы и снадобья.
— Сегодня у меня был Маурисиу, — начала она издалека, но Катэрина её тут же прервала:
— Мне это не интересно! Я живу теперь с Зекинью.
— А ты всё же выслушай старуху, — настойчиво произнесла Рита. — Я хотела сказать, что Маурисиу сейчас плохо, но за него я более спокойна, чем за тебя.
— Напрасно беспокоитесь, со мной всё в порядке!
— Нет, Катэрина, я всё вижу! — строго сказала Рита. — Ты совсем плоха. Тебе нужно вспомнить, что у тебя есть ум и сердце, пока ты не натворила новых бед!
— Я ничего дурного не сделала! — вскинулась на старуху Катэрина.
— Ты согрешила против собственного мужа! — перешла к открытым обвинениям Рита. — Не поддержала его в беде, спуталась с Зекинью. И сына ты потеряла по собственной вине.
— Да как вы смеете?! — возмутилась Катэрина. — Мой мальчик умер от кори!
— Это было наказание! — пояснила Рита. — Ты была наказана за свою глупость и бессердечие. Одумайся, Катэрина! Не надейся на Зекинью, иначе ты себя погубишь!
После того разговора с Ритой Катэрина стала неузнаваемой. Она бродила целыми днями по фазенде, никого не замечая, никого не слыша. От еды она отказывалась, Зекинью к себе не допускала, а когда он проявил настойчивость, вообще выгнала его из своей спальни.
Однажды она ушла из дома ещё до рассвета, когда все спали. Утром Констанция забила тревогу, не обнаружив дочери:
— Надо искать её! Она же не в себе, с ней может случиться любое несчастье!
Винченцо растормошил спящего Зекинью, но тот и сам не знал, где Катэрина.
— Она выставила меня из спальни, — сказал он с обидой, но у Винченцо это не вызвало сочувствия.
— Ты же говорил, что любишь её! Хотел жить с ней! А теперь жалуешься мне на Катэрину? — упрекал его Винченцо.
— Надо было давно увезти её отсюда, — сказал Зекинью. Может, в другом месте, под другим солнцем она бы снова ожила... Пойдёмте к реке, она там часто сидит одна…
Они и в самом деле отыскали Катэрину у реки, только на сей раз, она была там не одна. Рядом с ней на берегу реки сидел… Маурисиу.
Что его привело сюда в такую рань, он и сам был не в состоянии объяснить. Просто ему в ту ночь тоже не спалось, он вышел из дома и побрёл вдоль реки...
Катэрина изпугалась, увидев его рядом с собой, но он выразительным движением руки показал: «Сиди, не бойся, я тебя не трону, не обижу» — и тоже присел чуть поодаль.
Какое— то время они, молча, смотрели на воду, а потом стали тихо разговаривать.
— Как странно, — сказал Маурисиу, — всё ушло, утекло, как эта вода... Мы были женаты, у нас был ребёнок... Он умер...
— Да, наш мальчик... — отозвалась Катэрина. — Иногда мне кажется, что он смотрит на меня из глубины реки... Он ушёл от нас, потому что я оступилась.
Маурисиу посмотрел на неё с удивлением:
— Ты считаешь себя виноватой? Но тогда и я виноват.
— Мы оба виноваты, Маурисиу. Думали только о себе, и Бог нас наказал.
— Я был болен, не владел собой.
— А я тебя боялась... И тогда наша любовь кончилась.
— Да, кончилась, — повторил вслед за Катэриной Маурисиу. — Я тоже разлюбил тебя. Ты стала самым большим разочарованием в моей жизни... Но в душе ещё жива боль... Да, боль из— за то