По праву любви — страница 35 из 62

—  Брось прикидываться дурачком! —  с грубоватой прямотой сказал ему Тони. —  Ты обокрал мою, жену, и я требую: верни деньги!

—  Молодой человек, выбирайте выражения! —  попробовал осадить его Фарина. —  Я никого не обокрал!

—  Но вы продали мне землю, которая ничего не стоит, —  вставила Мария более мягким тоном. —  Там сплошное болото, на которое даже невозможно ступить ногой —  тут же засосёт!

Франсиска, поинтересовавшись, где находится это болото, подтвердила слова Марии:

—  Да, я знаю те места. Это недалеко от бывшей фазенды моего отца. Помню, туда забрела одна из наших коров, так её не удалось спасти —  утонула в болоте.

Фарина мысленно отругал её за это неуместное, с его точки зрения, воспоминание, а вслух принялся сожалеть о том, что земля оказалась непригодной для жизни:

—  Я ведь тоже не видел эту землю. Мне было известно только, что она расположена неподалёку от нас. И я хотел сделать доброе дело, хотел, чтобы мы все жили тут по соседству...

Тони сразу же ухватился за эту ниточку, сменив свой воинственный тон на более вежливый:

—  Если вы руководствовались благими намерениями, а они не оправдались, то вам просто нужно вернуть деньги, разве не так? За этим мы сюда и пришли.

—  Как же я могу вернуть вам деньги, если не продавал ту фазенду? —  изобразил недоумение Фарина. —  Его продавала женщина, она же и получила деньги. Подтверди это, Мария!

—  Да, деньги получила Жустини, —  глухо произнесла Мария.

Тони понял, что от Фарины он ничего не добьётся, и, уже не сдерживаясь, обозвал его аферистом и вором. С тем он и покинул фазенду Франсиски, уводя оттуда плачущую Марию.

—  Не надо плакать, —  говорил он ей по дороге. —  Мы это переживём. Жустини, конечно же, денег нам тоже не отдаст, потому что это был заведомый обман, теперь мне всё абсолютно ясно. Они с Фариной сговорились и поделили деньги. Но ты не должна себя казнить. Я тоже виноват: занимался чем угодно, только не семьёй, и ты даже не имела возможности со мной посоветоваться. Но теперь всё будет иначе. Я буду работать и сумею прокормить тебя и Мартинью.


А тем временем Франсиска вела нелицеприятный разговор с Фариной.

—  Ты появился здесь с кучей денег и сказал, что провернул грандиозную сделку. Скажи прямо, это деньги Марии?

Под её испытующим взглядом Фарина сдался и не смог соврать, зато стал выкручиваться из этой сложной ситуации, пытаясь представить себя тоже невинной жертвой обмана:

—  Во—  первых, это не её деньги, а Мартино, во—  вторых, я получил их за посредничество, то есть честно заработал. Я же не виноват в том, что Мария сама дала маху!

—  Но она поверила тебе, а ты её так чудовищно подвёл! —  строго возразила Франсиска. —  Она лишилась всех своих средств. Ты видел, что с ней творилось? Такой участи даже врагу не пожелаешь. Верни ей деньги!

—  Ни в коем случае! —  жёстко ответил Фарина. —  Я добыл их для своего ребёнка и должен думать, прежде всего, о нём. Так же, впрочем, как и ты.

—  К сожалению, мне сейчас приходится думать о другом, —  с горечью произнесла Франсиска. —  Я впервые усомнилась в твоей порядочности.

Внезапно у неё начался приступ тошноты, и Фарина использовал этот момент, чтобы всё свести к шутке:

—  Тебя тошнит? От меня?

—  Нет, от беременности, —  с трудом вымолвила Франсиска и едва ли не бегом удалилась в ванную комнату.

Считая инцидент исчерпанным, Фарина облегчённо вздохнул, но тут к нему вошёл Маурисиу и гневно заявил:

—  Ну вот, сейчас всё ваше гнилое нутро вылезло наружу! Вы обокрали эту бедняжку, нагрели руки на её беде! То же самое вы собираетесь сделать и с нами, но я вам этого не позволю!

—  Поумерь свой пыл, неблагодарный! —  прикрикнул на него Фарина. —  Ты уже забыл, что я для тебя сделал?

—  Вы всё делали лишь затем, чтобы втереться в доверие к моей матери! И это вам удалось!

—  Замолчи! —  ещё жестче сказал Фарина. —  Ты обвиняешь меня в смертных грехах, а сам убил человека. Если ты об этом забыл, то сходи к сеньору Омеру. Он человек умный и хорошо ко мне относится...

—  Эго что, угроза? —  верно понял его намёк Маурисиу.

—  Понимай, как хочешь, но не вздумай опять дурить! Я не Мартино, со мной этот номер не пройдёт! —  предупредил его Фарина и услышал в ответ:

—  Да, я вижу, что Мартино по сравнению с вами был невинным барашком. А вы —  матёрый волчара, долго скрывавшийся под овечьей шкурой. Но ваш звериный оскал меня не испугает! Я тоже не дам в обиду ни себя, ни свою семью!

—  Ты пожалеешь об этих словах, мальчишка! —  сказал ему Фарина. А теперь пошёл прочь! Я больше не желаю с тобой разговаривать!



Глава 20


 После очередной неудачной забастовки все ткачихи вернулись на фабрику, и Умберту никого из них не уволил, зато и рабочий день им не сократил.

—  Я и так проявил к вам великодушие, —  сказал он, —  простил ваш неуместный бунт, хотя мог бы набрать других желающих, которые обивают пороги биржи труда.

Ткачихи безропотно промолчали, а Нина громогласно обвинила Умберту в смерти Матильды:

—  Она умерла потому, что сбежала из больницы. Она боялась потерять работу. А потом ей пришлось убегать от полиции. Вот что на самом деле означает ваше «великодушие». Вы убийца, сеньор Умберту!

Не стерпев такого обвинения, он уволил Нину, и Силвия на сей раз его поддержала. Однако на защиту Нины не¬ожиданно встали ткачихи. Наибольшую активность среди них проявила Мира —  иммигрантка из Восточной Европы, бежавшая оттуда по политическим мотивам. На родине ей грозила тюрьма за коммунистическую деятельность, но товарищи помогли Мире перебраться за границу. Здесь она долго не могла найти работу, а когда, наконец, устроилась на фабрику, то столкнулась с такой же социальной несправедливостью, какая была и в Европе. Поэтому Мира и не смогла промолчать.

—  Мы не позволим вам уволить Нину! —  заявила она Умберту, и ткачихи тоже загалдели вразнобой:

—  Правильно! Не позволим! Нина должна работать здесь!

Окинув их насмешливым взглядом, Умберту хладнокровно предложил:

—  Все, кто против увольнения Нины, могут уйти с фабрики вместе с ней. Я никого удерживать не стану.

—  Нет, я уйду одна, —  сказала Нина, обращаясь к подругам по работе. —  Не нужно из—  за меня вступать в конфликт. Я не хочу, чтобы вы лишились работы.

Она ушла, Умберту тоже отправился в свой кабинет, а Мира сказала ткачихам:

—  Я понимаю, вы и слушать не хотите о забастовке. Но если мы не станем заявлять хозяину о своих правах, то никогда ничего не добьёмся. Нина пострадала за всех нас, и мы должны её вернуть. Только на сей раз будем действовать хитрее!

И она предложила ткачихам устроить так называемую ползучую забастовку, или другими словами —  обыкновенный саботаж. Ткачихам идея Миры понравилась, и с того же дни они стали работать черепашьими темпами. На работу выходили все, а производительность упала чуть ли не до нуля.

Когда Умберту понял, в чём причина столь низкой производительности труда, он снова пригрозил работницам увольнением, но тут уже в ситуацию вмешался Жакобину и от имени ткачих выдвинул требование:

—  Верните на работу Нину, иначе ежедневный выход продукции будет становиться всё меньше и меньше!

—  Но я и так уже понёс огромные убытки! —  вскипел Умберту. —  И всё из—  за таких, как Нина! Не нужна она здесь!

—  А вы подумайте хорошенько, что для вас выгоднее, —  настоятельно посоветовал ему Жакобину.

Пока Умберту думал, Нина безуспешно пыталась найти работу. Жозе Мануэл всё это время был при ней. Это он спас её от полицейской погони, он же занимался похоронами Матильды, а затем вместе с Ниной и Мадаленой утешал осиротевшего Томаса.

Разумеется, Жозе Мануэл предлагал Нине вернуться в их дом, но у неё опять нашлась причина для отказа: нехорошо оставлять мальчика только на Мадалену. Нужно помочь ей, пока не отыщется тётка Томаса.

Жозе Мануэл терпеливо ждал, не торопил её. А когда узнал, что Нину вновь уволили, внутренне возликовал и, учтя прежний опыт общения со своей строптивой женой, высказал ей... сочувствие.

—  Я понял, наконец, что ты не можешь жить без работы, —  сказал он совершенно искренне, а дальше уже слукавил: —  Поэтому и хочу поддержать тебя в трудную минуту. Не переживай, работа найдётся. Не на этой фабрике, так на другой. Главное, что мы сейчас вместе и прекрасно понимаем друг друга.

—  А ты, похоже, и впрямь переменился, —  удивлённо заметила Нина, приняв его уловку за чистую монету. —  Спасибо тебе за поддержку. Я тоже думаю, что смогу найти работу. Как раз сегодня я собиралась пойти к Камилии на её швейную фабрику. Надеюсь, она ещё не забыла, как бедствовала тут вместе с нами, и не откажет мне в помощи.

Жозе Мануэл огорчился: конечно же, Камилия постарается найти для Нины работу, в этом он нисколько не сомневался. Но этому нужно воспрепятствовать! Любой ценой! И, стремясь выиграть время, Жозе Мануэл посоветовал Нине пойти на фабрику в самом конце рабочего дня, чтобы поговорить с Камилией в спокойной обстановке. А сам отправился туда чуть раньше и попросил Камилию не давать Нине работу.

Её удивила такая просьба.

—  Ты что, больше не любишь Нину? —  спросила она недоумённо.

—  Наоборот, слишком люблю! —  ответил Жозе Мануэл.

—  Тогда я совсем ничего не понимаю, —  призналась Камилия. —  Нине нужна работа, а мне нужна портниха. Нина разбирается в тканях, она могла бы стать моей правой рукой...

—  Могла бы. Но я прошу тебя помочь мне, а заодно и Нине. Я очень люблю её, не могу жить без неё, а она ушла из дома, потому что хотела работать. У неё это навязчивая идея. Она хочет быть независимой.

—  Я её понимаю, —  сказала Камилия. —  Она не собирается сидеть дома и смотреть, как жизнь проходит мимо. Я точно такая же. И поэтому не стану отказывать Нине. А тебе лучше уйти. Если она, не дай Бог, тебя здесь увидит —  будет большой скандал.