Тони потупился. Ему не хотелось говорить Камилии, что Мария почему— то не приходит к нему в последние дни. Но Камилия поняла его и без слов.
— Не будь наивным, — сказала она. — Твоя Мария уже нашла себе другого!
— Не смей дурно говорить о Марии! — взорвался Тони.
— Я сказала только то, что соответствует действительности, — продолжала гнуть своё Камилия. — Если бы она любила тебя, то была бы здесь, рядом с тобой.
— Извини, Камилия, но тебе лучше уйти, — хмуро произнёс Тони, а она ответила ему с победоносной улыбкой:
— Да, я сейчас уйду. А ты учти: в суде тебя защищать буду я. Значит, и благодарности заслуживаю я, а не она!
Глава 25
Каждую ночь Катэрина слышала чудесную, завораживающую музыку, которую наигрывал ей таинственный музыкант, не видимый в ночной мгле и не слышимый никем, кроме той, кому эта музыка предназначалась.
Констанция и Винченцо, опасаясь за рассудок дочери, пытались выследить этого музыканта. Если он существовал на самом деле, а не являлся плодом воспалённого воображения их дочери, то должны же и они его услышать! Но им не везло. Сколько раз они давали себе слово бодрствовать всю ночь! Однако им это не удавалось. Наработавшись за день, они засыпали крепким сном, так и не услышав никакой музыки. Наконец, Винченцо был вынужден признать собственное поражение:
— Вдвоём с тобой, Констанция, мы никогда не выследим этого музыканта. Он либо очень хитёр, либо...
— Либо его вообще не существует, — печально произнесла Констанция.
— Но неужели наша дочка сошла с ума? Я не хочу в это верить! — сказал Винченцо. — А что, если мы подрядим для этого дела Форро и Зангона? Пусть они посидят несколько ночей в засаде, может, кого— то и поймают.
Констанция восприняла его идею без восторга, но и возражать не стала. Пусть попробуют, может, у них что— то получится.
Просьба Винченцо озадачила Форро и Зангона.
— Мы, конечно, поможем вам, — сказал Форро, — но вдруг это наигрывает какая— нибудь потусторонняя душа?
— Ты что, струсил? — пристыдил его Винченцо.
— Если говорить честно, то я побаиваюсь, — признался Форро.
Зангон помалкивал, и по его виду было невозможно понять, что он думает на сей счёт.
— Так вы придёте сегодня ночью? — поставил вопрос ребром Винченцо.
— Да, придём, — ответил Зангон, а Форро лишь согласно кивнул.
Вездесущая Рита, слышавшая их разговор, сказала после отъезда Винченцо:
— Он хочет разгадать тайну, а это ни ему, ни вам не под силу.
— Почему? — спросил Форро. — Потому что нет никакого музыканта?
— Он есть. Только он играет для одной Катэрины, — ответила Рита.
— И кто же он? — не унимался Форро.
— Катэрине играет тот, кто полюбил её с первого взгляда и привязался к ней всем сердцем.
— Значит, это Маурисиу? — спросил Форро, но Рита сделала вид, будто не услышала его.
Вечером Зангон и Форро отправились на фазенду Винченцо, и Катэрина, узнав о готовящейся засаде, расстроилась:
— Вы его только спугнёте, а мне так хотелось сегодня послушать музыку!..
— Если они поймают этого музыканта, то мы заставим его играть для тебя даже днём! — попытался приободрить её Винченцо.
— Нет, его невозможно поймать, — покачала головой Катэрина, — потому что это ангел. Он прилетает и играет для меня, чтобы успокоить мою больную душу. От его музыки у меня становится легче на душе.
— Ладно, разберёмся, что это за ангел, — сказал Винченцо.
«Часовых» он расставил с разных сторон дома, а сам расположился у окна, откуда хорошо просматривался двор, освещённый полной луной.
Констанция тоже пристроилась на стуле рядом с мужем:
— Я разбужу тебя, если ты станешь засыпать.
— Да ты сама уснёшь через пять минут! — беззлобно проворчал Винченцо.
Уснули они, однако, оба. Но первой всё же проснулась Констанция и стала тормошить мужа:
— Винченцо! Винченцо! Проснись! Кто— то бегает возле дома! И музыка звучит! Ей— богу, звучит, я слышу. А ты?
Винченцо ничего не услышал. Впрочем, музыка уже перестала звучать, когда они с Констанцией выбежали во двор.
— Кто здесь? Эй, отзовись? — громко крикнул Винченцо, но на его зов сбежались только Форро и Зангон, а чуть позже подошла и Катэрина.
— Мама, он был здесь! Он не испугался засады!
— Кто, дочка? Кто это был? Ты видела его? — засыпала её вопросами Констанция.
— Нет, я только слышала музыку, — ответила Катэрина. — Это был ангел... Он уже улетел...
— А вы что— нибудь слышали? — набросился на «часовых» Винченцо. — Или все проспали?
— Да, я, кажется, уснул... Простите меня, — повинился Форро.
Зангон тоже принёс Винченцо свои извинения, и тот больше не стал привлекать их в засаду.
— Идите спать в дом, от вас всё равно никакого толку! — сказал он с досадой.
Констанция же осталась довольна результатом этих, пусть и не совсем удачных ночных бдений.
— А всё— таки музыка есть! — сказала она. — Я сама её слышала! Наша дочь не сумасшедшая, Винченцо.
— Мама, ты тоже слышала?! — обрадовалась Катэрина. — Значит, эта музыка звучит не в моём воображении, а в действительности! Может, когда— нибудь я увижу моего ангела? Я буду ждать его...
Послушав её, Форро ещё больше утвердился в своём предположении, что по ночам Катэрине наигрывает не кто иной, как Маурисиу, и на следующий день заговорил с ним об этом.
— Прошлой ночью мы с Зангоном сидели в засаде, чтобы узнать, кто развлекает музыкой Катэрину.
— Развлекает музыкой? — удивился Маурисиу.
— Да, каждую ночь ей кто— то играет. Она ещё не знает кто, но её сердечко уже готово открыться для этого музыканта.
Маурисиу посмотрел на Форро с недоверием, но Зангон всё подтвердил:
— Это правда, сеньор Маурисиу. Катэрина слышит музыку, которая её лечит. Она ведь стала очень печальной, с тех пор как умер ваш сын. К тому же она расстроена из— за того, что поссорилась с вами.
— Этого не может быть, — сказал Маурисиу. — Катэрина ничуть не опечалилась, расставшись со мной. Она считает меня чудовищем.
— И всё же скажите нам, — продолжил гнуть свою линию Форро, — это не вы играете для неё по ночам?
— Нет, — твёрдо ответил Маурисиу. — Это может быть кто угодно, только не я. По крайней мере, прошлой ночью я был дома. И вообще у меня сейчас совсем другие заботы.
Маурисиу действительно было в те дни не до Катэрины. Всю его энергию поглощало противостояние с Фариной, который перешёл к активным наступательным действиям, заручившись поддержкой капитана Рамиру.
Посулив Омеру скорый перевод на службу в Сан— Паулу, он потребовал, соответственно, и ускорить арест Маурисиу.
Но Омеру, у которого впереди замаячила радужная перспектива, теперь должен был особенно взвешивать каждый свой шаг и поэтому проявил осторожность:
— Если вы помните, я закрыл это уголовное дело весьма необычным способом. И теперь мне придётся здорово повертеться, чтобы открыть его заново и при этом не запятнать своей репутации честного полицейского.
— Тут я вам не помощник, — сказал Фарина. — Я своё обязательство выполнил, теперь ваш черёд!
Омеру мог бы возразить ему, что пока он выполнил обязательство только на словах, но вместо этого предпочёл ответить Фарине более дипломатично:
— Как вы понимаете, такие дела быстро не делаются. На это потребуется время.
— Но я не могу долго ждать, — нахмурился Фарина. — Маурисиу с каждым днём становится всё опаснее, а у меня скоро должен родиться сын! Я просто не имею права подвергать своего наследника опасности.
— Не беспокойтесь, когда ваш сын появится на свет, я уберу Маурисиу с вашего пути, — заверил его Омеру, добавив: — Но в рамках закона! Мне нужно поговорить с психиатром. Возможно, нам удастся запереть Маурисиу в сумасшедшем доме. А уж после этого мы сможем смело, не боясь последствий, продолжить дело об убийстве сеньора Мартино.
— Сумасшедший дом?.. — в задумчивости произнёс Фарина. — Что ж, по— моему, это хорошая идея! Только учтите, его мать не должна ничего знать о нашем сговоре.
— Распространять подобную информацию не в моих интересах, — ответил комиссар Омеру.
Маурисиу, разумеется, не догадывался об их тайном сговоре, но у него и так было достаточно оснований для того, чтобы всерьёз опасаться Фарины. Тот беззастенчиво шёл к намеченной цели, стремясь юридически оформить на своё имя всю фазенду Франсиски.
Однажды он потребовал этого от Франсиски, казалось бы, в самый неподходящий момент. Они говорили о будущем ребёнке, и Фарина, как всегда, мечтал о том, что у него непременно родится сын. Франсиску с некоторых пор это уже начало пугать. Она ведь не имела возможности выбирать пол будущего ребёнка. А что, если родится девочка? Фарина не будет любить её?
— Сын или дочь, какая разница? Это уж как Господу будет угодно, — осторожно заметила она и опять услышала от Фарины:
— Нет, только сын! Мне нужен наследник, который будет носить моё имя.
Франсиску это покоробило, но она всё же попыталась ответить ему в шутливой форме:
— Вы, мужчины, помешаны на сыновьях! Если родится дочь, будь доволен и этим. Я уже не в том возрасте, чтобы рожать ещё раз.
— Я уверен, будет сын, — вновь повторил Фарина и без всякой предварительной подготовки перешёл к главной для него теме: — Кстати, нам надо поговорить о деле. Помнишь, ты однажды сказала, что хочешь перевести часть фазенды на моё имя, потому что я вкладываю в неё свои деньги?
— Я этого не говорила. Ты сам предложил мне так сделать, — справедливости ради заметила Франсиска.
Фарина плутовато усмехнулся:
— Ладно, пусть так, но ты согласилась, что это будет справедливо. Пойми, это нужно не для меня, а для нашего сына. Мы должны позаботиться о его будущем!
Франсиска вроде и не возражала ему, но сказала, что прежде ей необходимо поговорить со своими детьми.