— Тэмдэг-ын Хаалга, — произнёс Абылай тихо, почти шёпотом, — Гэсер прислал ключ к сердцу степи с тобой, сыном рода Кызыл-Жал. Он чтит прямых и смелых воинов, а не плетущих сети интриганов. Его душа — как ясное небо, и это говорит о нём больше, чем победы.
Тархан кивнул, его голос остался твёрдым, но уважительным.
— Господин знает и любит степь и чтит ее народ.
— Ложь! — рявкнул Койкыс-нойон вскакивая с места, его каркающий голос разбил тихое течение беседы, — Этот бродяга — самозванец! А твой язык Кызыл-Жал поганый и лживый, как шелудивый хвост шакала. Тэмдэг-ын Хаалга утеряна много веков назад. Откуда она может взяться у какого-то юнца из Пограничья⁈ — мужчина презрительно плюнул на потертый, почерневший от крови, оставшейся еще со дня битвы за Нократ, сапог гонца, — Я сдеру с тебя шкуру, голодранец, и прикажу бросить ее у порога своей юрты, чтобы вытирать об нее грязь со своих гутул.
Часть нойонов одобрительно загудела, согласно замотав сивыми мочалками бород.
Это уже был вызов не Тархану, а самому хану. И Абылай прекрасно понимал, почему Койкыс решил выступить именно сейчас. Глава рода Жылан один из лидеров опозиции, метящий на место Великого хана. Абылай давно бы закатал его в войлок и выбросил в Ертыс. Но тогда междоусобица вместо тихих интриг и взаимных подлостей перейдет в горячую стадию. А степи и так хватает трудностей. Кочевья зажаты между Проклятыми землями и Империей.
Свободные земли только на севере. Но там начинается сплошная тайга, неспособная прокормить тучные отары. Еще немного и начнется джут. Такое бывало и раньше. Но тогда можно было попросить помощи у Новгорода или пойти в набег на Империю. А сейчас и те и другие схлестнулись в схватке. На северных границах эллинов не протолкнуться от наемников и прочих авантюристов, желающих заработать на крови — своей и чужой. И в степи нужен мир, чтобы собраться с силами, родам объединиться и огнем пройтись по плодородным имперским провинциям. Тем более Евпаторы в этот раз пропустят орду вглубь территории без боя. Глупый Император эллинов совершил огромную ошибку, унизив род, хранивший мир на границе.
Хан не хотел совершать ошибку своего коллеги, пытаясь лавировать между родовыми интересами, играя на взаимных обидах и противоречиях. Но появление Тэмдэг-ын Хаалги полностью меняют расклады в его пользу. Если только будет время разобраться, как действует древняя реликвия. Ведь не только силой она наделяет своего владельца. Таких артефактов полно. Тут должно быть что-то другое. Но для этого надо поговорить с Мункэ-тенгри. Именно времени и разговора со жрецами и не хотел дать ему Койкыс, почувствовав угрозу всем своим тщательно лелеемым планам. Дурак! Баран, ослепленный жаждой власти, не видящий ничего дальше собственного носа.
Степь не может вечно жить скотоводством и редкими набегами, которые становятся все более кровавыми, унося жизни лучших багатуров. Это путь к упадку. Немногочисленные города, уцелевшие после краха Росской империи, превратились в шумные базары, а не в очаги прогресса. Промышленность умерла, сельское хозяйство не развивалось, шахты стояли заброшенными.
Степь нуждалась в городах, фабриках, школах, рудниках. Нужны были инженеры, строители, учителя, учёные. Нужны образованные маги, а не самородки шаманы и жрецы. Но где их взять? Империя, боясь усиления степи, запретила торговлю с кочевниками и закрыла свои учебные заведения для юношей из степных родов. Поэтому Абылай отправил своего сына Бахтияра и нескольких знатных юношей учиться в Княжество, к северянам. Это было частью его договорённостей с Ингваром. И отправит ещё. После войны Новгород пришлёт специалистов, чтобы строить города и развивать благословенные земли степи.
А такие, как Койкыс, цеплялись за старину, сеяли раздор и усобицы, мешая движению вперёд. Взяв в руки Тэмдэг-ын Хаалгу Абылай увидел реальный шанс сломить их сопротивление, повернуть свой народ в сторону прогресса. Но только если успеет разгадать тайну древней реликвии и заручиться поддержкой жрецов.
Хан уже собрался приказать турахаутам зарубить нойона, но вперед выступил гонец:
— Мои слова — правда, нойон, — он словно выплюнул этот титул, презрительно скривившись, — Если ты называешь меня лжецом, выйди против меня. Пусть степь увидит, кто говорит от имени неба, а кто — от своей зависти.
— Буду я еще мараться об худородного бродягу, — скривился Койкыс.
— Я младший сын главы рода Кызыл-Жал Батыра, и наш род ведет свое начало от Алтан-хана, и ты это знаешь. Мы всегда были выше пришлых от синцев Жылан.
Нойон зарычав схватился за саблю, но был остановлен твердой рукой ханского турахаута.
— В ханском шатре не дозволяется обнажать оружие, — спокойно прогудел мощный воин.
Абылай поднял руку, его голос был твёрдым и спокойным.
— Нельзя славным багатурам ссориться, когда твари аномалии лезут на степь, а с запада алчно смотрят на наши пастбища проклятые имперцы, — сказал он, пряча от всех злую усмешку в усы, — Не мечи, а благородная борьба решит ваш спор. Пусть сила правды покажет себя без крови.
Койкыс предвкушающе усмехнулся и быстро, пока хан не передумал, рявкунл:
— Я согласен!
Еще бы. С давних пор он слыл одним из лучших борцов степи. Любил эту забаву и буквально жил ей. А вот на клинках нойон был не очень. Обычно за него сражались нукеры. Потому и отказался он по началу от поединка. Койкыс хотел жить и быть Великим ханом, а не оказаться зарубленным каким-то юным забиякой из захудалого рода.
— Пусть небо рассудит нас, — Тархан спокойно, не стесняясь присутствующих, стал стягивать с себя кожаную куртку, простую рубаху, шаровары, пока не остался в одних исподних коротких штанах. Бороться в одежде — дать сопернику преимущество. Его примеру последовал и Койкыс, с кровожадной улыбкой поглядывая на противника. Он не планировал оставлять в живых выскочку Кызыл-Жала.
На ковре в центре шатра расчистили место, нойоны и телохранители образовали круг. Хан кивнул головой, и борцы закружи по шатру, как птицы размахивая руками. От гостей послышались возгласы поддержки. В основном в сторону Койкыса, за молодого наглеца никто не переживал. Зачем беспокоится о трупе? Все были уверены в победе нойона. Все, кроме Абылая. Великий хан знал, что его враг обречен. Так решила Тэмдэг-ын Хаалга.
Движения нойона были тяжёлыми, но уверенными, как у старого медведя, привыкшего ломать врагов. Гибкий и стремительный Тархан невысокий, поджарый, жилистый больше напоминал степного волка. Глаза борцов горели холодным огнём, а тела двигались с необычайной ловкостью.
Борьба началась мгновенно. Койкыс рванулся вперёд, его руки, как клещи, попытались обхватить Тархана за талию. Парень уклонился, скользнув в сторону, его ноги тут же нашли опору, а руки едва не зацепили соперника за шею. Опытный борец сумел уйти, отбив захват ладонями. Зрители затаили дыхание, шатёр наполнился звуками тяжёлого дыхания и шарканья босых ступней о войлок. Койкыс, рыча, снова бросился на соперника, торопясь задавить Тархана силой и опытом. Юный багатур, используя скорость, поднырнул под руку нойона, обхватил его за талию и рванул вбок. Койкыс пошатнулся, но устоял, его кулак едва не задел лицо парня. Гонец увернулся, его пальцы вцепились в плечо Койкыса, а колено ударило под рёбра. Нойон хрипло выдохнул, но ответил мощным рывком, пытаясь повалить Тархана на ковёр.
Толпа нойонов подалась ближе, восторженно загомонив. Молодой воин, чувствуя, что более опытный противник начинает теснить его, резко изменил тактику. Он поддал вперёд, позволяя нойону вложиться в бросок, и в этот момент крутанулся, используя его силу против него же. Этот прием он подсмотрел у Господина, когда тот тренировал пятерку своих ближних турахаутов. Койкыс, потеряв равновесие, рухнул на колено. Тархан не дал ему встать, его руки сомкнулись на шее и плече нойона, а нога подцепила лодыжку. С резким рывком он повалил соперника на ковёр, прижав всем весом. Нойон сопротивлялся, его мускулы напряглись, вены вздулись, но юноша держал крепко, как капкан.
В этот момент парень поймал тяжелый, помутневший от кровожадной ненависти взгляд Абылая. Хан едва заметно опустил веки, скривив губы. Такой же сын Степи, как и хан, гонец прекрасно понял, что от него хочет Владыка этих земель. Парень усилил давление, его колено вдавилось в спину Койкыса. Раздался резкий хруст, словно в шатре кто-то сломал сухой сук. Тело нойона обмякло, его полные обиды и недоумения глаза потухли. Тишина в шатре стала мёртвой, только лампы потрескивали в углу. Нойоны замерли глядя на Великого хана, который уже в открытую презрительно улыбался, глядя на мертвое тело врага. И аристократы вдруг поняли, осознали, что только что, вместе с позвоночником их лидера, сломалась их надежда на вольную независимую жизнь. В Степь пришел Закон!
— Ты доказал свою правду, воин, — Абылай положил руку на плечо Тархану, — Но теперь тебе надо поспешить обратно. Передай брату, что молодые багатутры выступят ему на помощь, едва просохнет земля. Твоему отцу Батыру я сам расскажу, какого замечательного сына он вырастил. Слуги, отправить гонца в становище Кызыл-Жал, я желаю видеть их своими гостями.
— Благодарю, Великий хан, — гонец низко поклонился. Только что Владыка степи взял под свою защиту его род, оградив от мести наследников и воинов Жылан.
— Ступай, — Абылай небрежно махнул гонцу на полог шатра, тут же забыв о воине. Тархан кивнул и, подхватив свои вещи, вышел, перешагнув через труп Койкыс-нойона. А хан повернулся к своим гостям, — Хорошо, что вы сегодня решили погостить у меня, уважаемые. Нам о многом надо поговорить, — и в его глазах загорелось багровое пламя ярости.
Император был в бешенстве. Высокомерное лицо правителя огромной Империи пылало гневным румянцем, пробивающимся через толстый слой белил, а тонкие губы нервно подрагивали, выдавая ярость, смешанную с тревогой. Глаза метали искры, а брови сошлись в резкой складке, словно высеченной резцом.
Перед Императором в позе покорного раболепия, боясь поднять взгляд, склонился худощавый мужчина в простой серой тоге. Руки Советника по тайным