— Наблюдай за ней. Её слова, письма, даже взгляд могут выдать, на чьей она стороне. Не требуй от неё лояльности — это её отпугнёт. Дай ей шанс раскрыться.
Я кивнул. Согласен. Примерно к таким же выводам пришел и я. Но мне не хватает знаний внутренних и внешних раскладов.
Значит можно подвести итоги. Анастасия — возможности, но только если я разгадаю её мотивы и сумею использовать их себе на благо. Высылка её свиты — необходимость. Надо убирать отсюда лишние глаза. Оставить эллинку под боком, форсировать союз… Надо подумать. Решение приму после разговора с эллинкой.
— А Шуйские? — спросил я, – Как поведет себя Ингвар, и могут ли Евпаторы стать противовесом, если те полезут за Вяткой?
— Шуйские — сложный случай, — Наталья нахмурилась, — Князь Владимир — человек мудрый, опытный, даже благородный, насколько это возможно для аристократа. Он понимает, что Вятка, отданная без боя и взятая тобой по праву силы — для него спорный актив, если не потерянный. Он не станет лезть в открытую, чтобы не потерять лицо. Но его дети и внуки — другое дело. Жадные, избалованные, подлые. Они видят в Вятке трофей, который можно отнять через подкуп, слухи или ренегатов. Не зная договоренностей между Ингваром и Ираклием, они могут использовать Анастасию, как повод обвинить тебя в сговоре с эллинами. Евпаторы могут стать противовесом, если Ираклий поддержит дочь. Но я бы поговорила с Рогнедой. Она знает Ираклия лучше, чем я. Они встречались на приёмах в Константинополе. Она скажет, пойдёт ли он за дочерью или бросит её.
— Я поговорю с Рогнедой, — кивнул я, — И присмотрю за Анастасией. Свиту отправлю в Княжество. Но, Наташа, — я посмотрел ей в глаза, — Рогнеда станет моей женой. Это не обсуждается.
Наталья кивнула, её губы тронула лёгкая улыбка:
— Да это было понятно еще при первом нашем походе. Слишком вы похожи.
Ничего себе заявление! Мне не понятно было, Рогнеде тем более, а этой пигалице уже все ясно было. Хотя, что я хотел от мага-аналитика? Они не так далеко ушли от предсказателей. Только в отличии от таких эмпатов, вместо интуиции и чувств, оперируют больше фактами.
Глава 7
После ухода Натальи, решил, не откладывая дело в долгий ящик поговорить с эллинкой. Её покои, скрытые в глубине женской части пещер, охраняли два ушкуйника из ватаги Стрежня с холодными и цепкими волчьими взглядами. Стоило переступить порог, в нос ударил запах благовоний и травяного настоя. Шелковые ковры смягчали резкие изгибы стен, магические светильники отбрасывали мягкий свет, а в углу потрескивал очаг. Уютненько, но вызывает диссонанс, учитывая где мы находимся.
Анастасия развалившись сидела в кресле, её алое платье с вышивкой струилось по хрупкой фигуре. Но стоило мне войти, она подскочила, напряженно застыв, и глядя на меня глазами загнанной лани. Руки, унизанные кольцами, нервно расправили подол платья. Девушка, почти девочка, гордо вскинула точеную головку, стараясь удержать маску холодной аристократки. Но юность и отсутствие жизненного опыта не позволили полностью скрыть страх, прорывающийся во взгляде, в мелких жестах, в том, как она сглотнула, как её плечи чуть напряглись, как взгляд метнулся к служанке и тут же вернулся ко мне.
— Ярл, — голос её был ровным, но с едва уловимой дрожью. — Чем обязана?
Я мотнул головой на выход, приказывая служанке из крестьян, приставленной Стрежнем к арестованной, уйти, и остался молча стоять, скрестив руки на груди и оглядывая девушку изучающим взглядом. А хороша! Красива! По-настоящему красива естественной юной красотой! Как-то раньше не обращал внимания. Не до того было — подготовка к штурму Вятки отнимала все время. А сейчас залюбовался. Грива черных волос, уложенных в причудливую прическу. Работа явно не служанки — крестьянка такое сделать не сможет. Значит сама. Несмотря ни на что, следит за собой. Молодец! Стержень у девочки есть. Огромные глаза в обрамлении пушистых ресниц. Симпатичный носик с небольшой милой горбинкой. Милые, слегка припухлые губки. Чувствуется порода.
Анастасия прикусила губу, стараясь скрыть нервную дрожь от моего пристального взгляда. Она боялась. И не только меня. Но и этого места, одиночества, неизвестности. Арест, потеря свиты, враждебное окружение — всё это давило на неё, и её холодность была лишь щитом, выкованным в интригах византийского двора. Но маска была тонкой, неумелой, не отточенной, как у Натальи, которую с детства готовили для работы в спецслужбах. Анастасия ещё не научилась скрывать свои чувства полностью.
— Один из твоих людей был среди убитых имперцев, — сказал я, мой голос был спокойным, но каждое слово било, как молот, — Гарнизон города знал о нас и был готов к нападению. Из-за этого погибли мои люди. Верные. Те, кто доверял мне. Ты скажешь, что ничего не знала?
Её лицо побледнело, пальцы сильнее вцепились в ткань платья, и она быстро отвела взгляд, будто ища, за что уцепиться. Но тут же нашла в себе силы, чтобы посмотреть мне в глаза.
— Я… я не знала, ярл, — её голос сорвался на мгновение, но она выпрямилась, пытаясь вернуть достоинство. — Клянусь. Я не посылала его. И мой отец… Он не мог! Я не… — она замолчала, её губы дрогнули, и она снова прикусила их, чтобы скрыть это, — Я не рада находится здесь. Но я не хотела, чтобы кто-то погиб. И род Евпаторов никогда не был связан с предательством! — Анастасия замерла, задрав подбородок. На ресницах блеснули капли слез, которые девушка тут же стремительным движением руки смахнула.
— Разве? — я посмотрел на нее с ироничной улыбкой, — Тогда почему ты здесь?
Она растерялась, а потом, поняв, о чем я говорю, вспыхнула краской. В глазах зажегся огонек ярости:
— Это Империя предала нас! — зло зашипела она, — А мы просто хотим выжить! Император душит нас. Мы погрязли в долгах. Да. Нашему роду принадлежат порты на Понте. Не все, только в Таврии. Виноградники. Мы выращиваем зерно и фрукты. Но этого мало, чтобы своими силами держать восточную границу Империи. Последние десять лет из Константинополя не получено ни одной драхмы на оборону. А Император оскорбил нас, унизил отца, — её глаза вспыхнули обидой, но тут же потухли, — Отец отправил меня сюда, чтобы найти союзников. Не для предательства, а для спасения. Я не знаю всех его замыслов. Но я… не хочу быть пешкой. Я хочу, чтобы мой выбор значил что-то.
Я сделал шаг ближе, наблюдая за ней. Она не лгала — или была чертовски хороша в этом. Страх в её глазах был настоящим, но она боролась, цепляясь за выученную в Константинополе манеру держаться. Я молчал, зная, что тишина тоже может быть пыткой, заставляя говорить лучше каленого железа.
— Чего ты хочешь, Анастасия? — наконец, спросил я, смягчив тон, — Не твой отец, род, Император, Великий князь, а именно ты. Почему ты здесь? Что держит тебя в этой игре?
Она сглотнула, её пальцы нервно теребили кольцо на руке. Её взгляд метнулся к очагу, потом ко мне, и я увидел, как она борется с желанием опустить глаза.
— Я хочу, чтобы мой род жил, — её голос был тихим, почти шёпотом. — Отец… Он видит в этом браке спасение рода, возможность вернуть брата из плена, — здесь её голос дрогнул от обиды, — Заручиться поддержкой Новгорода и Великой степи, получить доступ к Пограничью с его ресурсами, — она запнулась и затравленно посмотрела на меня.
От холодной аристократки не осталось ничего. Маленькая, насмерть перепуганная девочка, которую выдернули из привычной среды и выбросили, как ненужную вещь в страшную, жестокую реальность. Еще вчера она наслаждалась беззаботной юностью, строя планы на балы, развлечения, любовь. А сегодня оказалась под арестом в жутких сырых пещерах посреди ужасных Заброшенных или(,) как их называют в Степи и Империи — Проклятых земель.
Я ободряюще улыбнулся ей и плюхнулся в удобное кресло. По-хозяйски разлил вино, стоящее тут же на столе, в два бокала.
— Садись, — я кивнул на кресло, в котором она только что сидела.
Девушка осторожно, словно боясь поломаться, опустилась на мягкий бархат. А эллинка умеет добиваться своего. Кажется, эти пафосные табуретки я видел у Олега в каюте. И вино шикарное! Я втянул ноздрями солнечный аромат и пригубил янтарную жидкость.
— Отличное вино, — качнул я головой.
— Это с наших виноградников, — тихо пролепетала Настя, — Лучшее.
— Выпей, успокойся. Не съем я тебя, — я кивнул ей на налитый бокал. Она изящно подхватила дрожащими пальцами тонкую ножку и… присосалась к чудесному напитку, как нищий к утренней бормотухе.
Да уж. Проняло красавицу. Но по-другому никак. Мне надо было ее раскачать на эмоции. На самом деле я действовал аккуратно, практически нежно, учитывая, что передо мной почти ребенок — ровесница Зоряны.
— Итак, — я дождался, когда девушка немного успокоится, — Чего ждет от нашего брака твой отец, я знаю. Но я так и не услышал, чего хочешь ты?
Анастасия сжала бокал так, что пальцы побелели, и её взгляд, всё ещё влажный от недавних слёз, замер на мне. Она молчала, словно слова застряли где-то внутри. Её губы дрогнули:
— Я… — начала она, но голос предательски сорвался. Она сглотнула, опустила глаза на бокал, потом снова подняла их, и в них мелькнула смесь страха, надежды и сомнений, — Я не знаю, ярл. Я никогда не думала, что мне придётся решать самой, — она замолчала, её пальцы нервно теребили край платья, — Я мечтала выйти замуж за прекрасного, мужественного патрикия, блистать при дворе Императора, потом родить детей, вести хозяйство, — она горько усмехнулась и еще раз приникла к бокалу, который я подновил, — А теперь… Я не знаю… Ты… Ты другой. Сильный. Необузданный. Дикий. Не как те, в Константинополе, что говорят одно, а делают другое, — она запнулась, её щёки слегка порозовели, глаза заблестели, а кончик языка пробежался по губам.
Эхей, а девочка-то созрела. И что-то подобное я уже слышал. От Зоряны. А впрочем, чему удивляться — они ровесницы. Гормоны играют, а мозги отсутствуют.
— И это манит, привлекает и будоражит кровь, — она подняла на меня шальные глаза, — Но я… — её голос стал тише, — Я боюсь. Тебя. Этого места. Всего. И… — она сжала губы, словно боясь сказать лишнее. Хотя, чего тут бояться: и так, как открытая книга! А ведь даже не давил ментально. Но тут и не надо было. Она сама себя накрутила еще до моего прихода, — Я не хочу быть третьей. Не хочу стоять в тени. Это… это унизительно.