ро замял дело. Отец по каким-то неведомым мне причинам подозревал Спартокидов, — она пожала плечами, — с тех пор и началась наша вражда с соседями. А я стала бояться соседей и всего что с ними связно. И теперь мои страхи догнали меня. Они здесь, Рагнар, — она всхлипнула, — рядом с тобой. С нами.
Я встал и, подойдя к ней, положил руки на напряженные плечи девушки. Настя вздрогнула, но вырываться не стала.
— Успокойся. Кто бы там ни был, я сумею тебя защитить.
— От них невозможно спастись, — покачала она головой, но я почувствовал, что ее напряжение постепенно спадает, — Я слышала, что тела с выжженными глазами находили даже в императорском дворце.
— Пограничье не императорский дворец, а я не Никифор, — усмехнулся я, продолжая успокаивающе гладить хрупкие плечи. А голова тем временем была занята совсем другими мыслями.
Спартокиды. Это имя уже всплывало в разговорах с Рогнедой. Кларисса Спартокид, убитая ею в бою. Третья по силе в их роду. Если Анастасия права, это может быть местью. Но почему Фроди? Почему моё окружение? Я чувствовал, как внутри закипает холодная ярость. Каждый новый кусок этой мозаики только усиливал ощущение, что я иду по тонкому льду, а под ним — бездонная пропасть. К этой неопределенности еще и добавлялось беспокойство за судьбу Сольвейг.
— Ты упомянула Спартокидов, — я старался говорить мягко, почти небрежно, чтобы не заставлять ее снова нервничать, — что ещё твой отец говорил о них? Было что-то, что связывало их с этими ритуалами? Или с чем-то большим?
Анастасия пожала плечами:
— Не помню, — покачала она головой, — отец не очень любил говорить об этом. Он упоминал, что Спартокиды всегда были странными. Их род старше многих в Империи. Папа никогда не вдавался в детали. А мне это было не очень интересно, чтобы расспрашивать, — она нахмурилась, её пальцы нервно постучали по столу, словно она пыталась что-то вспомнить, — Нет. Больше ничего не скажу. Но я боюсь, Рагнар. За себя, за тебя… — она повернула голову и с грустью посмотрела на меня
Её последние слова повисли в воздухе, и я почувствовал, как внутри меня что-то дрогнуло. Не страх — я давно научился его контролировать. Скорее тревога за тех, кто рядом. Фроди был моим человеком, и его смерть легла на мои плечи тяжёлым грузом. Еще и пропажа Сольвейг. Только бы с девочкой ничего не случилось! Ей и так досталось. И я не мог позволить, чтобы это повторилось.
Но больше всего меня раздражало, что я не знал, с кем имею дело. Слухи, догадки, домыслы — всё это словно мелкий камешек в обуви, мешающий двигаться дальше. Только я справлялся с одной трудностью, как на горизонте появлялись новые. Хуже всего, что кто-то пытался задеть меня через близких.
— Если это Спартокиды, как думаешь, чего они могут хотеть от Пограничья? Или от меня? — я замолчал, глядя ей в глаза, давая время обдумать. — Ты лучше меня разбираешься в делах Империи. Есть что-то, что мне стоит знать, чтобы избежать промахов?
Она задумалась и покачала головой.
— Не уверена, Рагнар. Я поговорю с отцом, — её тон стал тверже, а взгляд решительнее, — он может быть в курсе или сможет получить информацию по своим каналам. Но если это культ, могу сказать точно — они не просто противники. Они фанатики. И они не отступят, пока не достигнут своей цели.
Я хмыкнул, скрывая за усмешкой нарастающее беспокойство. Фанатики. Да, это серьёзная угроза. Ещё и какой-то древний культ. Теперь понятно, отчего так всполошились местные боги. Могли бы и прямо дать понять, что им от меня надо. Хотя… побоялись. Решили, что уйду. В принципе — правильно. Меня же в этом мире ничего не держит… Не держало… А теперь — Сольвейг, Рогнеда, Радомира, Наташа, Настя, всё Пограничье! Всё-таки привязали они меня к Мидгарду. Манипуляторы чёртовы!
— Пусть попробуют, — мой голос был холоден, — Но будет лучше, если я найду их первым.
Анастасия посмотрела на меня, и в глазах девушки мелькнуло облегчения.
В этот момент нас прервали. Дверь столовой тихо отворилась, и один из моих людей, стоявший на страже, объявил:
— Ярл, господин Нечаев прибыл. Просит встречи. Говорит — ты его ждешь.
Я кивнул. По жилам прокатилась волна азарта. Раз Молчан здесь — значит у «Ока» появилась какая-то информация. Я бросил взгляд на Анастасию, которая напряглась, но тут же взяла себя в руки.
— Зови, — сказал я, откидываясь на спинку стула, — и скажи там кому-нибудь, пусть принесут ещё кофе. Для гостя.
Через минуту в столовую вошёл Молчан:
— Рагнар, патрикия, — он вежливо поклонился, с мокрых волос брызнули капельки воды. По Нечаеву было хорошо видно — спать он еще не ложился.
Анастасия слегка кивнула в ответ, её лицо осталось непроницаемым, но я заметил, как пальцы девушки нервно стиснули край скатерти.
— Молчан, — я встал, протянув ему руку, — не ожидал так рано тебя увидеть. Присоединяйся, взбодрись кофейком. А то выглядишь, как савежеподнятый упырь. Заодно как раз и расскажешь, что удалось выяснить.
Я указал на стул напротив, стараясь держать непринужденный тон, но нутро бурлило, требуя немедленных действий. Молчан не из тех, кто приходит без причины, особенно после бессонной ночи.
— Благодарю, — кивнул Молчан, стрельнув в меня странным взглядом (На упыря что ли в стойку встал? Так некромантия — это лженаука!) и устало опустился на предложенный стул, — ты прав, новости есть. И все плохие.
Я криво усмехнулся, разливая кофе из кофейника, принесенного Ардаком, в вытащенную из серванта чашку:
— Хороших новостей в нашей ситуации ожидать не приходится. Разве что, все враги, проникнутся муками совести и коллективно самоубьются, выдав нам перед этим все свои секреты. Рассказывай
Молчан сделал паузу, отпив горячий кофе.
— Хорошо, — с блаженством протянул он, — замерз, как собака, — и сразу перешел к делу, — Рябой и Корень нашлись. Живы. Но в кататонии. Лежат в госпитале, бормочут что-то невнятное. Доктора говорят, их разум повреждён. Сильно. Не знаю, что с ними сделали, и кто на такое способен, но очень хочу с ними пообщаться.
Я выпрямился, чувствуя, как внутри натянулась струна:
— Кататония? — переспросил я, стараясь говорить спокойно, но мои мысли уже работали на пределе. Повреждённый разум. Очень похоже на грубую работу менталиста. Надо срочно ехать в госпиталь! Если убийцы Фроди не связаны с Гильдией, то сейчас, выпотрошив старых ушкуйников, могли узнать о девочке и ее связи со мной. Учитывая, что неизвестные целенаправленно бьют по моему окружению, ученица в еще большей опасности, чем предполагалось изначально. Надо было еще вчера идти ее вытаскивать. Но соваться непонятно куда, не располагая никакой информацией, кроме того, что за похищением стоит Гильдия, и что скрываются они где-то на территории порта, глупо.
— Да, — кивнул Молчан, отпивая кофе. — Доктора бессильны. Но я подумал, ты захочешь сам на них взглянуть. Может, у тебя есть… свои способы.
Он вперился в меня цепким взглядом, но я не дрогнул. «Око» не знало о моих возможностях. Но интуиция и аналитические способности Молчана вызывали уважение. Я кивнул, скрывая напряжение за спокойной безмятежностью.
— Хочу, — сказал я, вставая. — Закончил? Тогда едем в госпиталь. Посмотрим, что там с ними. И надо закинуть Анастасию, к вам в «Око». Она хотела еще раз поговорить с отцом.
Молчан кивнул, залпом допивая кофе. Я повернулся к Насте, которая смотрела на нас с едва заметной тревогой.
— Поговоришь с отцом и оставайся в штаб-квартире «Ока», — это было похоже на приказ, да что там, приказом мои слова и были, но сейчас не до дипломатии и расшаркиваниях, — Жди меня там. И будь осторожна.
Она кивнула:
— Мне надо собраться.
Опять задержка. Но она права. Положение обязывает.
— Полчаса.
— Я соберусь раньше, — и она взлетела по лестнице наверх, к своим покоям.
В госпитале пахло прелостью и лекарствами, смешанными с едким запахом дезинфекции. Тусклый свет магических светильников отбрасывал длинные тени на серые стены, а за окнами всё так же монотонно стучал дождь. Рябой и Корень находились в отдельной палате, под охраной агентов «Ока». Лица бывших ушкуйников были бледными, глаза пустыми, как у кукол. Рябой лежал на кровати, бессмысленно глазея в потолок. Из уголка рта на подушку тянулась нитка густой слюны и растекалась лужицей по белоснежной наволочке. Корень, которого миловидная медсестра завезла на каталке в палату с процедур, раскачивался всем телом и бормотал что-то бессвязное. Доктор, пожилой мужчина с усталым взглядом, только развёл руками, когда я спросил его об их состоянии:
— Их разум… сломан, — развел он руками, отводя взгляд, — Мы не знаем, что с ними сделали. Такое не лечится.
Я кивнул, скрывая холодную ярость, которая закипала внутри. Молчан стоял рядом, его лицо было непроницаемым, но я чувствовал его напряжение.
— Оставьте меня, — жестко произнес я, — Молчан, тебя это тоже касается.
Нечаев бросил на меня тяжелый взгляд, но спорить не стал. Он знал, что я не буду объяснять своих решений и все равно сделаю так, как нужно мне. Доктор и Молчан вышли, закрыв за собой дверь. Медсестричка выскочила еще раньше, стрельнув в меня любопытными глазками.
Я остался один с двумя стариками, чьи разумы были почти уничтожены. Но я знал, что даже в разрушенном сознании остаются следы. И, к счастью, я умел их находить.
Подойдя к Рябому, сел рядом с ним на кровать и, положив руку ему на лоб, почувствовал слабый отголосок его мыслей — хаотичных, рваных, как лоскутки ткани. Мне пришлось закрыть глаза, чтобы сконцентрироваться и коснуться его сознания. Оно напоминало разбитое зеркало — осколки воспоминаний, смешанные с болью и страхом. И как найти в этом калейдоскопе фрагментов чужой жизни то, что мне нужно? Попробую пойти от эмоций. Последнее что чувствовал старик — страх, жуткий, всепоглощающий ужас. Он и сейчас пребывает в этом состоянии. Надо визуализировать его чувства и начать собирать вокруг них последние воспоминания.