Пара ушкуйников рванула вперед. Они буквально в считаные мгновения сняли часовых: оба рухнули с ножами в шее, не успев даже вскрикнуть. Еще сучащие ногами в предсмертной агонии тела тут же оттащили в сторону. Бронислав махнул своим. И три тени по пожарной лестнице ловко взлетели на крышу. Послышалась возня, хрип и наверху появилось едва различимое в туманной пелене лицо бойца. Он помахал рукой, показывая, что путь чист.
Мы стремительно ворвались в здание. Здесь воняло ржавчиной и плесенью, магические светильники мигали, бросая тени на стены. Я шёл первым, в руке нож. Магострел или магию лучше не применять. А если и применять, то в самом крайнем случае. Чем позже о нас узнают, тем лучшею.
Нечаев держался рядом, его перстень слабо мерцал магией, гася звук шагов. Какой интересный артефакт. Надо будет потом приглядеться к нему.
Короткий коридорчик сменился длинным, широким, расходящимся в две стороны. Стрежень разделил ватагу: четверо с ним, четверо с Клыком — его заместителем. Группа Стрежня рванула влево. Клык со своими – направо. Я задержался на секунду, прокрутив в голове план помещения, и пошел за Стрежнем. Где-то там должен быть вход в подвал.
На первом этаже, судя по всему, гильдейцы устроили склад. Все помещения заставлены какими-то мешками и ящиками, от которых ощутимо фонило хаосом аномалии. Послышались тихие голоса. Трое гильдейцев переговаривались за ящиками. Дым сигар вился в воздухе. Их магострелы лежали рядом с ними.
Стрежень кивнул своим парням. Трое ушкуйников, крадучись гусиным шагом, прикрываясь ящиками, подобрались к курильщикам. Первый гильдеец умер от ножа в затылок, даже не дёрнувшись. Второй потянулся за магострелом, но наш боец зажал ему рот, вонзив клинок в грудь. Третий успел открыть рот, чтобы закричать, но его крик потонул в потоке крове, хлынувшей из перерезанного горла. Тела утащили за ящики. Кровавую лужу закидали мешками с хабаром. И замерли прислушиваясь. Тишина. Продолжаем работать.
Первый этаж больше не подкинул сюрпризов. До лестницы добрались без проблем. Ушкуйники, активировав артефакты, рванули наверх, их фигуры растворялись в полумраке. Мы с Нечаевым двинулись в подвал. Сырая бетонная лестница закручивалась вниз, упираясь в тяжёлую стальную дверь. У двери всего один боец. Нечаев влил силу в перстень, его тень смазалась, и Молчан метнул нож. Гильдеец рухнул, не поняв даже, отчего умер.
Странно. Почему здесь так мало людей? По идее, Мурман с Лапой должны плотно окружить себя толпой сторонников. Они же прекрасно понимают, что я за ними приду в любом случае. Или меня не воспринимают всерьез? Нет. Это маловероятно. После того, как я пошумел в трущобах, вырезав банду Кракена, и угомонил Лапу на сходке ватаманов, Мурман не должен был допустить такой прокол.
Я проверил дверь: магический замок. Переплетение энергий, делает преграду в отсутствии ключа непреодолимой — для тех кто не чувствует эти нити. А я их вижу. Влил энергию в узел управления и плетение распалось.
Перед нами оказался длинный темный коридор, оканчивающийся полоской света из приоткрытой двери. Мы с Молчаном не сговариваясь рванули к ней. Артефакты глушили наши шаги. Но видимо недостаточно. Потому что стоило нам ворваться в просторный, обставленный в деловом стиле зал, как на нас бросилась пятерка воинов. Скрываться уже не было смысла. И тут я увидел настоящую силу Нечаева.
Ну, что сказать — впечатляюще. Он буквально размазал охранников Мурмана по бетонному полу. Их защитные артефакты несколько мгновений посопротивлялись и взорвались. Что стало с телами лучше не говорить. Такое ощущение, что на людей упала многотонная плита. Правда, и Молчану досталось. Заместитель главы «Ока» пошатывался, а из носа тонкой струйкой текла кровь.
Интересоваться его самочувствием не стал. Мужик здоровый — очухается. Да и вряд ли с ним что-то серьезное. Просто пиковая нагрузка на каналы. Бывает. Через пару минут, как новенький будет. Нечаев только приходил в себя, а я уже был в соседней комнате, откуда явственно фонило маной.
Мурман стоял у стола, нависнув над раскиданными по нему бумагами и артефактами. Глаза холодные, без тени страха. Лишь усталость и… сожаление? Он потирал запястье, на котором бугрился бордовым шрам от старой раны.
— Рагнар, — спокойно произнес он, — не ждал тебя так быстро, — он грустно покачал головой, оправдываясь, — Я не хотел войны. Девочка была лишь аргументом, чтобы ты отошел. Ты же сломал все, что я строил полжизни.
— Где она? — спросил я, едва сдерживаясь, чтобы не убить его.
Старик словно не слышал мой вопрос:
— Мы стали организацией, понимаешь. Не сборищем голодранцев-авантюристов, а организацией. Пенсии ветеранам и инвалидам. Поддержка семей погибших. Подготовка новичков. Думаешь, это было легко⁈ — яростно взвизгнул он, обжигая меня злобным взглядом, — А знаешь, сколько сил и денег для этого понадобилось⁈ И тут появляешься ты. Все, кто ратовал за традиции, — слово «традиции» он выплюнул с презрением, — воспряли. Еще бы! Одиночка. Удачей, силой и доблестью заслуживший звание ярла Пограничья. Да кто бы ты был, без этих двух старых идиотов — Фроди и Радомиры⁈ Ничтожество! Ты и они ничтожество! — прошипел он.
— Где девочка⁈ — я надавил на него ментально. На лбу Мурмана выступили капельки пота, он вцепился пальцами в столешницу, не поддаваясь моему воздействию. Воля, конечно, у него стальная. Да и не смог бы другой встать во главе буйной вольницы, каковой являлась Гильдия.
— А нет ее, — глумливо ощерился старик, — Лапа продал её эребам! И сам сбежал с ними! — выкрикнул он, седая голова нервно задергалась. — Ночью… Утром я нашёл пустую комнату… Он кинул меня, Рагнар! Меня! Я хотел сделку, а теперь я пустой.
Он резко выхватил из-под столешницы магострел, но не успел даже направить его на меня. Я просто убил его. Маленькая молния и он оседает на пол с дымящейся дыркой в голове.
— Рагнар, — услышал я голос Нечаева, — тут Кнуд.
Я обернулся. Кнуд лежал на полу, на каком-то тряпье. Нога сломана, лицо в крови, на губах при дыхании пузырится кровавая пена. Полные боли и страха глаза впились в меня:
— Рагнар, я не хотел, — зашептал он, и закашлялся, поперхнувшись кровью.
— Кто тебя так?
— Лапа. Я не хотел, чтобы он увез девочку, — трактирщик застонал и потеря сознание. Я схватил его за руку, вскрывая его разум. Воспоминания хлынули потоком: какие-то малолетние бродяги, Лапа, связанная Сольвейг, маска, черно-синий балахон, Фроди, Корень, Рябой. Я не мог поверить. Это Кнуд сдал их культистам. Он продал друга из страха перед ним. Кнуд до одури боялся Старого Ворона, боялся посмотреть ему в глаза, боялся вины за похищение девочки, за предательство их идеалов. И потому предал еще раз.
— Это ты сдал Фроди, — неверяще прошептал я, глядя в мутные глаза, — и ловушку на Сольвейг придумал ты. А он же верил тебе до последнего.
Кнуд сжал зубы, лицо исказилось, слёзы смешались с кровью.
— Лапа заставил, — обреченно просипел он, — Сказал, что Старый Ворон найдёт нас, и убьет. Я не хотел его смерти, Рагнар. Не хотел… Но ты не знаешь кто такой Фроди… Он страшный человек… И ведьма… Жрица смерти… Черная…
Я видел его страх, его ненависть к себе, но так же видел лица тех, кого он предал. И сострадания не было. Вонзившийся в горло нож прервал это бессвязное бормотание. Кнуд дёрнулся, пальцы царапнули мою руку, и он затих. Пустота сдавила грудь. Сольвейг у эребов. Лапа сбежал. Я опоздал.
Мы выбрались из конторы. Стрежень с ватагой спустились с верхних этажей. Они зачистили здание без потерь. Да и некого там было зачищать. Все близкие покинули стариков, запятнавших финал некогда достойных жизней, похищением детей, работорговлей и предательством.
— Куда теперь? — спросил Стрежень, мрачно теребя рукоять ножа.
— На базу флота, — ответил я. — «Сокол» догонит их. Молчан, мне нужны порты назначения и названия судов, вышедших из Або сегодня ночью и утром.
— Это плохая идея, Рагнар. Ты можешь спровоцировать войну. Ни Ингвар, ни Олег на это не пойдут.
— Ты их уговоришь, — я посмотрел на Молчана, — а я помогу вам с культом Эрлика. Поверь, я смогу.
Нечаев покачал головой:
— До базы сами доберетесь?
— Да. Езжай к князю. Я надеюсь на тебя.
Он снова покачал головой и, молча развернувшись, побрел к морю. Туда, где на старом пирсе армейцы оборудовали себе командный пункт. Там его ждала машина.
База флота гудела: двигатели ревели, матросы таскали ящики. Олег уже ждал меня. Лицо напряжённое, взгляд затравленный.
— Рагнар, — в голосе слышались неуверенность и тревога. — Я с тобой. Но если мы не найдем Сольвейг — эребы, в лучшем случае поднимут вой. В худшем — это война. Отец меня порвёт.
— Отцу я сделал предложение, от которого он не сможет отказаться. Но ты же знаешь — они сейчас будут полдня совещаться, а время не ждет.
Олег сжал кулаки, посмотрел на «Сокол», потом на меня:
— Демоны с тобой! — он обреченно махнул рукой, — «Сокол» готов. В конце концов, ну перестану быть наследником. Может, оно и к лучшему. Не надо будет жениться на этой франкской фифе.
— Во всем есть свои плюсы, — улыбнулся я. Но на душе все равно скребли кошки. Удастся ли догнать и найти корабль, на котором увезли Сольвейг, жива ли она?
Сольвейг сидела неподвижно, её лицо хранило ледяное спокойствие, но внутри девочки полыхал пожар.
Здесь она находилась с того самого дня, как её выкрали из трущоб. Это не было похоже на то, через что ей пришлось пройти в банде у Кракена. Тут не было сырого подземелья и ржавой клетки. Её не били, не пытали, а держали в чистой комнате с довольно удобной кроватью, застеленной чистым, пахнущим свежестью бельём. В ее распоряжении были умывальник, душ и отхожее место за плотной занавеской.
Еду приносили трижды в день — тёплый хлеб, горячее, копчёную рыбу, фрукты. Питалась она лучше, чем кормились многие в Заброшенных землях, не говоря уж о трущобах. Но Сольвейг не обманывалась. Этот комфорт был не заботой, а расчётом. Она — ценный заложник — рычаг, с помощью которого главари Гильдии хотят манипулировать ярлом Пограничья.