Крадучись и постоянно прислушиваясь, Сольвейг пробралась к машинному отделению, пропахшему маслом и ржавчиной. Здесь было пусто. Лишь в дальнем углу стоял столик, освещенный тусклой лампой, за которым сидел и заполнял какие-то бумаги матрос в грязной робе. Сольвейг тихой тенью прошмыгнула в нагромождение механизмов. Не заметил!
Она закрепила три взрывных артефакта. Два на кожухе соединения огромного крутящегося вала с какой-то гремящей бандуриной, и один на ящике с кучей рычажков и кнопок. Её цель — вывести судно из строя, лишив его хода. Главное, чтобы выдержал корпус. Иначе они все утонут. Но не такие уж сильные артефакты у нее получились, чтобы разворотить стальное днище.
Теперь предстояло самое сложное — нейтрализовать команду. Тут оставалось полагаться только на удачу. Сольвейг не знала, сколько человек на борту, где они находятся, чем занимаются. Но и сидеть, ждать, когда тебя, как послушную овечку продадут какому-нибудь старому извращенцу в Империи или у эребов она не могла.
Но вот тут, как раз, удача от нее и отвернулась. Матрос, стоявший у лестницы, закричал, едва она высунула нос из трюма и корабль ожил, наполнившись топотом и руганью.
Сольвейг захлопнула люк, забаррикадировав его доской и примотав ржавой цепью к какой то трубе. Добежав до своего отсека, она так же захлопнула дверь, заблокировав ее. Сюда, в маленький коридорчик с несколькими комнатами, одну из которых занимала охрана, а другие служили камерами для рабов, больше ходов не было.
Дети смотрели на неё с ужасом. Глеб заорал:
— Ты нас угробила, дура! Надо было сидеть тихо! Они теперь нас прикончат!
Остальные зашептались, некоторые заплакали. Девочка с косичками завизжала:
— Они нас убьют! Надо ее выдать, и тогда, может быть, нас не накажут!
Дети подались вперед, намереваясь навалиться на Сольвейг. Она приготовилась драться, выставив перед собой нож, на котором еще виднелась кровь убитых надзирателей, её глаза горели решимостью:
— Хотите сдаться? Вас продадут, как скот, или убьют. Я дала вам амулеты, я дерусь за вас. А вы решили меня предать? — она оскалилась на Глеба, примеряющегося броситься на нее. — Ещё движение, и я вскрою тебе брюхо.
Парень в страхе отпрянул. Девочка с косичками спряталась за спины других. Вперед вышел веснушчатый мальчишка. Он никогда не лез на первые роли, предпочитая отмалчиваться. Сейчас его голос был твёрд:
— Я с тобой. Говори, что делать.
Еще один паренек кивнул и встал рядом с конопатым. Постепенно дети перестали плакать, их лица выражали робкую решимость. Сольвейг кивнула:
— Закройте этих, — она кивнула на робко жмущихся к Глебу ребятишек, — чтобы не мешались. И не бойтесь. Мы выберемся.
Мальчишки кивнули. А она активировала взрывной заряд. Грохот потряс корабль. Котлы в машинном отделении разорвало, судно сильно вздрогнуло. Дети завизжали. Послышались крики матросов и рев корабельной сирены. Команда занялась нейтрализацией последствий проведенной Сольвейг диверсии и на время забыла о запершихся в трюме мятежниках.
Гулкий скрежет металла и ругань экипажа эхом отдавались в трюме. Потерявших волю детей заперли в том же помещении, где они находились до сих пор. А Сольвейг, установив еще один взрывной артефакт на люк, ведущий с палубы в трюм, занялась с двумя помощниками возведением баррикады перед дверью. Они прекрасно понимали — если работорговцы доберутся до них, их ждёт расправа. В лучшем случае — смерть, в худшем — жестокое наказание, от которого не оправиться.
Постепенно крики и беготня стихли. А спустя время раздался грохот ударов металла об металл — разъяренные матросы пытались добраться до бунтовщиков. Подбадривая друг друга руганью, работорговцы упорно колотились в люк. Внезапно грохот прекратился, а спустя мгновение раздался взрыв, сменившийся воем боли и ярости.
Через несколько минут под ударами взбешенных матросов задрожала и дверь — последняя преграда отделяющая их от мучительной смерти. Бледная Сольвейг готовилась к последнему бою. Рядом с ней застыли мальчишки. Худенькие, бледные, трясущиеся, но полные решимости не сдаться без боя.
Вдруг снаружи раздались новые звуки — грохот, звон стали, рёв боли, боевые кличи. И голос, который она узнала бы из тысячи:
— Сольвейг!
Рагнар! Он пришёл! Сольвейг закричала в ответ:
— Я здесь! В трюме! — и бросилась растаскивать, так долго и тяжело создаваемую баррикаду. — Что стоите⁈ Помогайте! — крикнула она товарищам по несчастью, едва сдерживая слезы, от охватившей ее радости и облегчения.
Но помогать было уже не надо. Из-за двери раздался громкий голос:
— Сольвейг, отойди от двери. Отошла?
— Да, — девочка едва успела заскочить в пустую комнату, затянув за собой незадачливых помощников.
Баррикада с грохотом рассыпалась, и в проёме показался Рагнар, весь в крови, с магострелом в руке. За ним мелькнули Стрежень и его ватажники, добивавшие матросов. Сольвейг рванулась к Учителю. В коридоре у стены лежал мёртвый Лапа, ч пробитой широким ножом грудью. Эребский капитан пытался сопротивляться, что-то вереща о морском праве, пиратстве и проблемах. Но был одним ударом кулака, появившегося вслед за ярлом младшего Лодброка, отправлен в бессознательное состояние.
— Учитель! — Сольвейг бросилась к Рагнару, крепко обхватив его руками. Слёзы жгли глаза, но она не дала им пролиться. — Я знала! Была уверена, что ты придёшь!
Рагнар неловко приобнял ее в ответ, его взгляд был непривычно мягким и теплым:
— Все хорошо, — он гладил ее по спине, — Все хорошо. Ты их здорово потрепала. Котлы взорвала? Твоя работа?
Она часто-часто закивала, гордо улыбнувшись сквозь слезы и глядя на учителя влюбленными глазами:
— Не могла просто сидеть — ждать пока продадут, как овцу.
— Это по-нашему, — хмыкнул он, оглядывая дымящийся трюм. — А это кто? — он кивнул на двух растерянно прижавшихся к стене мальчуганов, во все глаза разглядывающих Олега. Еще бы. Нет ни одного человека в Княжестве, кто не знал бы, как выглядит Наследник Великого князя.
— Это Стах и Горазд. Они мне помогали. А там, — Сольвейг небрежно махнула в сторону закрытой камеры, — остальные.
Рагнар внимательно посмотрел в глаза ученице, потом на засмущавшихся мальчуганов и его губы тронула едва заметная улыбка:
— Ну, бери своих помощников, и дуйте на «Сокол». А вот эту дрянь мы уберем, — и он легким движением руки снял с нее проклятый ошейник.
Мана рванулась по каналам, вырвав у девочки стон боли и наслаждения. Сольвейг тряхнула головой, прогоняя эйфорию, вызванную избавлением от подавителя, и повернулась к мальчишкам. Они смотрели на Рагнара с благоговением. На лицах, ещё недавно серых от страха, теперь играл румянец, а глаза светились надеждой.
— Пойдемте, — девочка махнула им рукой, приглашая за собой, и по-армейски вытянулась перед Наследником:
— Господин капитан, разрешите, подняться на борт?
Можно было и не спрашивать. Но ведь так хотелось покрасоваться! Судя по мелькнувшей в глазах княжича веселой искорке, он прекрасно понял мотивы девочки:
— Разрешаю, госпожа маг-офицер, — серьезно кивнул Наследник, и настала очередь Сольвейг купаться в восхищенных взглядах двух совершенно растерявшихся пареньков.
— Ну что замерли, — слегка красуясь, усмехнулась девочка, — пойдемте, — и забыв про всю свою важность добавила, — я вам щас такое покажу…
И она практически вытянула за собой Стаха и Горазда. Сольвейг чувствовала себя живой. Она сделала всё, что могла — сражалась, защищала, выстояла. Учитель был рядом. Теперь всё будет хорошо.
Рагнар с Олегом переглянулись и рассмеялись.
— А когда это мою ученицу в маг-офицеры произвели? — сквозь смех выдавил ярл.
— Со вчерашнего дня, — перестав смеяться, совершенно серьезно ответил Наследник, — час назад приказ подписал задним числом.
Рагнар подавился смехом:
— Нахрена⁈
— Потому что я хоть пока и Наследник, но мне моя задница дорога в совершенно неповрежденном состоянии. И если за обычную девчонку я влезать в международный скандал права не имел, то за освобождение маг-офицера, одного из двух, владеющих секретом постановки защиты от аномалии, меня если не наградят, то уж не разжалуют точно.
— Ну, ты жук!
— С кем поведешься, — усмехнулся тот.
— Стрежень, — Рагнар посмотрел на своего ватамана, — хабар проверили?
— А то ж! — осклабился тот.
— Тогда давайте, уводите детей, грузите самое ценное и валим.
— Но… — возмущенно заикнулся Лодброк.
— Команда в доле, — услышавшие это участвовавшие в десанте матросы из команды «Сокола» радостно загудели.
— Ай, да ну тебя! — махнул рукой Олег, — я у себя в каюте буду. Как закончите, скажешь. А вы что тут топчетесь? — сорвался он на своих, — быстро детьми занялись! И помогите людям ярла, а то до ночи тут проваландаемся!
Глава 16
Великий князь был в ярости. Его глаза пылали янтарным огнем, зрачки вытянулись, как у зверя. Бледный как смерть Олег, сжавшись и опустив взгляд, молча стоял рядом со мной. Звериная сущность — сила и слабость Лодброков не позволяла ему посмотреть в глаза отцу. Только не сейчас. Сейчас, когда Ингваром руководят инстинкты, такой взгляд будет воспринят однозначно, как вызов.
Кабинет казался темным от переполнявшей его тяжелой, давящей ауры.
— Вы понимаете, что натворили⁈ — низко на грани инфразвука рычал князь, каждое слово с неприятным зудом ввинчивалось в мозг. — Захват эребского судна! Под их флагом! Вы толкаете Княжество к еще одной войне! На юге мы и так по горло в дерьме с имперскими шакалами, а вы решили добавить к ним эребов? Я планировал весной раздавить ренегатов, отбить наши земли, а теперь мне придется тушить пожар, который вы развели, и держать резервы, опасаясь удара с запада!
Я спокойно посмотрел ему в глаза. Моя собственная сила клокотала внутри, готовая вырваться. Я знал, что он готов броситься на меня или отдать приказ арестовать. И знал, что он не сделает этого. Как зверь, он чувствовал мою силу. А как политик понимал, что Пограничье без меня уйдет из-под контроля, и вернуть его будет не так уж просто, если вообще возможно.