ся, что к чему, не уйдет с аэродрома, сколько бы это ни отняло времени. А на следующий день подробно расскажет обо всем подчиненным и обязательно будет добиваться от них, чтобы это новшество было внедрено в практику. Так было, например, с освоением радиополукомпаса «Чайка». Перед самой войной перегнали на аэродром несколько десятков новых самолетов, оборудованных этой радиоаппаратурой. Узнал об этом Карымов и потерял покой. Несколько дней он просидел со штурманом звена лейтенантом Иваном Белых в кабине самолета, пока не освоил новую радиоаппаратуру. И конечно, научил этому своих подчиненных — летчиков, штурманов.
Особенно полюбился Карымову молодой летчик Николай Булыгин — спокойный, малоразговорчивый, сдержанный и настойчивый командир. Карымов к нему присматривался, изучал, а потом предложил совместно осваивать новую технику и ее боевое применение. Они первыми в эскадрилье закончили программу полетов в закрытой кабине, первыми стали осваивать и полеты в ночных условиях.
— Все это нам пригодится в будущих боях с врагом, — говорил Карымов.
Штурман экипажа Булыгина лейтенант Николай Колесник во многом был похож на своего командира. За год до войны Колесник прибыл в наш полк на должность штурмана самолета. Николай быстро зарекомендовал себя любознательным и инициативным офицером. Внешне он был всегда опрятен, подтянут, приятная улыбка не сходила с его добродушного лица.
— Николай, у тебя смешинки застряли в глазах, — шутили друзья.
— Ну и пусть, они не мешают мне смотреть на мир, — весело отвечал Колесник.
Однажды во время учебного полета на полигон у Колесника отказал бомбоприцел. Можно было закрыть люки, поставить аппаратуру на предохранитель и следовать домой. Но не таков Николай. Он не мог, не выполнив задания, возвратиться на аэродром. Булыгин по просьбе штурмана отошел от полигона и встал в круг. А штурман принялся искать неисправность. Он осмотрел основные узлы прицела и обнаружил разъединение щеток. Устранив неполадку, Николай подал сигнал следовать на цель. С первого захода он поразил объект и таким образом успешно выполнил очередное упражнение.
Мы, однополчане, не удивлялись тому, как два смоленских парня, два Николая — Булыгин и Колесник — быстро приобретали практические навыки, становились вровень с опытными летчиками. Не отставали от своих старших товарищей по экипажу радист сержант Петр Титов и воздушный стрелок сержант Никифор Кусенков. Воины много и упорно занимались на земле, отлично выполнили все свои обязанности в воздухе.
Прочные знания, полученные во время учебы, чувство боевой дружбы и войскового товарищества пригодились авиаторам в боях с немецко-фашистскими захватчиками. Экипаж лейтенанта Булыгина не пропускал ни одного дня, в любую погоду воины шли в полет. Авиаторы беспощадно били врага.
Воздушные бойцы видели сожженные города и села, горе и слезы тысяч и тысяч советских людей — женщин, стариков, детей. И сердце Булыгина наполнялось жгучей ненавистью к фашистам. С первых боевых вылетов командир и члены комсомольского экипажа поклялись мстить врагу. Много бомб сбросили они на головы гитлеровцев, постоянно стремились наращивать свои бомбовые удары.
...Перед глазами Булыгина — вражеская переправа, а по ней, словно гадюки, ползут танки. Сейчас они преодолеют водный рубеж и устремятся дальше на восток, сея всюду смерть...
Впереди летит командир звена коммунист Карымов. Зенитки усилили огонь, до старший лейтенант не сворачивает с боевого курса, создавая лучшие условия для работы штурмана. Будыгин старается не отстать от ведущего. И в этот миг его самолет подбросило, словно на ухабе, — в центроплане разорвался зенитный снаряд. Пламя быстро охватило машину. Все это видел командир звена.
— Булыгин! Прыгай! — закричал Карымов. Экипаж находился в критическом положении. У товарищей еще оставалась возможность воспользоваться парашютами. Об этом им напоминал сейчас командир звена... Тут же отозвался лейтенант Колесник:
— Переправа цела, ее надо таранить!
— Только так можно рассчитаться с фашистами! — тут же поддержал штурмана сержант Титов.
Комсомольцы летчик Николай Булыгин, штурман Николай Колесник, воздушные стрелки Петр Титов и Никифор Кусенков, погибая, решили выполнить задачу. Крепко сжимая штурвал, бесстрашный летчик направил пылающий корабль на вражескую переправу.
— Идем на таран! Прощайте, друзья! — послышался взволнованный голос Булыгина. — Да здравствует наша победа! — еще громче звучали последние слова героя.
Раздался страшной силы взрыв. Огненный столб высоко взметнулся над Березиной. Переправа взлетела на воздух вместе с танками. Презрев смерть, экипаж отважных до конца выполнил свой долг — задержал продвижение фашистских войск.
Дальнейшие события в районе Борисова развертывались с молниеносной быстротой. Отойдя от реки Березина, командиры эскадрилий Голубенков и Крюков довернули свои группы вправо, чтобы выйти на шоссе Борисов — Толочин. За ними следовали эскадрильи капитана В. А. Головатенко из 200-го полка и капитана А. Д. Ковальца из 204-го полка. Бомбардировщики устремились на скопление немецких войск. Шоссе, его обочины, лесные поляны — площадь размером более пяти квадратных километров — были забиты войсками противника. Подойдя к цели на сравнительно небольшой высоте, наша эскадрилья сбросила стокилограммовые осколочные бомбы. Было видно, как вспыхнуло несколько автомашин, опрокидывались тягачи с орудиями, горела техника врага, горел лес, земля, метались в страхе фашисты.
Едва мы развернулись и взяли курс на аэродром, как наши самолеты атаковали вражеские истребители, взлетевшие, видимо, с аэродрома Борисов или подоспевшие из района Минска. Завязался горячий воздушный бой. Фашистские летчики лезли напролом, стремясь расквитаться с нами за переправу. Сначала они зашли сверху, но при этом наткнулись на дружный огонь наших воздушных стрелков. Отбивая первую и вторую атаки, сержанты комсомольцы Николай Анкудимов, Василий Теняев, Иван Размашкин сбили по одному истребителю. Срезал вражеский самолет и член нашего экипажа младший сержант Николай Суббота.
В тяжелых условиях оказалось звено лейтенанта Калинина. Оно шло несколько левее основной группы и ниже ее. Шесть «мессеров» одновременно набросились на бомбардировщики. Наши стрелки яростно отстреливались. Сержанту Михаилу Харченко удалось поджечь один истребитель. Но и гитлеровцы подбили машины лейтенантов Петра Долгушина и Владимира Уромова. Не всем удалось спастись. Успели выброситься с парашютами Долгушин, Уромов, Колчин и Чемоданов.
Фашистские стервятники, заметив в воздухе парашютистов, стали расстреливать их. Был убит летчик Петр Долгушин, пять пулевых ранений в плечо получил его штурман Сергей Чемоданов. Владимир Уромов и Слава Колчин опустились удачно. Вместе с местными жителями друзья похоронили летчика Долгушина, а штурмана Чемоданова отправили в витебский госпиталь.
Несмотря на дружный огонь наших воздушных стрелков, враг не отступал. Истребители продолжали атаки. Вскоре забарабанили пули по обшивке нашего самолета. Машина разом накренилась и стала резко терять высоту. Николай Суббота был ранен в обе ноги. В кабине летчика в нескольких местах пробило фонарь, сорвало с креплений приборную доску. Нас с командиром пули не задели, но мельчайшие осколки органического стекла попали Стогниеву в глаза.
— Я ничего не вижу! — тревожно сказал летчик. К счастью, наш самолет имел двойное управление. Иногда перед заходом на цель я на всякий случай вставлял ручку в гнездо и помогал командиру. Сейчас это здорово выручило экипаж. Мигом я перебрался на заднее сиденье, поставил ноги на педали и взялся за управление.
— Поврежден левый мотор, самолет крутит, — доложил я Стогниеву.
— Постарайся выровнять машину, удержать высоту, полетим на одном движке...
— Суббота! — нажав на кнопку переговорного устройства, крикнул я.
— Я, товарищ штурман! — отозвался раненый стрелок-радист.
— Сейчас «мессер» будет делать повторный заход, подпусти его на короткую дистанцию, чтобы наверняка разделаться с ним. Ты сможешь подняться в башню и встретить его хорошей очередью?
— Постараюсь.
Как долго и мучительно тянутся эти полторы-две минуты... И вдруг повеселевший голос сержанта Субботы:
— Влево пять!
— Есть, влево пять! — разворачивая самолет, тотчас ответил я.
Бомбардировщик вздрогнул, когда стрелок-радист нажал на гашетку. Длинная очередь ШКАСа огненной струёй уперлась в истребитель врага.
— Горит! — крикнул Суббота и застонал от боли. «Мессершмитт», объятый пламенем, клюнул на нос и, войдя в отвесное пике, врезался в землю.
Наступила непривычная тишина. Я осмотрелся и увидел: левый мотор остановился, а правый дает перебои.
«В такой ситуации экипажу лучше выброситься с парашютами», — мелькнуло в голове. И тут же другое:
«Нет! Раненые товарищи не смогут покинуть самолет».
— Обороты у правого мотора резко падают. Что будем делать? — спросил я Стогниева.
— Какая высота?
— Триста метров.
— Сколько лететь до запасного аэродрома?
— Около часа.
— Надо садиться в поле, — тихо произнес Стогниев. — Подбери поровней площадку. Правым глазом я стал видеть лучше, постараюсь помочь...
Впереди по курсу показалось продолговатое озеро, а за ним — ровное зеленое поле. «Хороший ориентир», — подумал я и тут же доложил:
— Перед нами ровная площадка.
— Садись на фюзеляж. Каждые десять секунд докладывай о высоте, — попросил Стогниев.
Самолет летит со снижением по пологой глиссаде, как бы щупая землю. Я аккуратно докладываю о высоте. И вот до земли остается не более двадцати метров.
— Выбирай угол, убирай газ! — крикнул Стогниев. Замелькала перед глазами рожь. И камни!.. Самолет жестко ударился о землю, с шумом и треском пополз по валунам...
Выбрался я из кабины через астролюк и тут же подскочил к Стогниеву, помог ему открыть фонарь, потом бросился к Субботе. Мне пришлось извлечь из бортовой аптечки все запасы лекарств и оказать боевым друзьям первую помощь.