— Обязательно увидим, облачность стала редеть. А тут и до Штеттина рукой подать.
— А что скажут наши стражи хвоста?
— У нас все в норме. Вот только самолетов наших не стало видно, — ответил стрелок-радист Василий Кротенко.
— Будете хорошо наблюдать — увидите. А вон и луна появилась. Порядок! — весело заключил Преображенский.
Вскоре флагманский корабль всплыл над облаками. При свете луны облака выглядели сказочными замками. Было как-то непривычно спокойно и тихо. Но это продолжалось недолго. Тишину неожиданно нарушил стрелок-радист Кротенко.
— Командир, сзади и ниже пять «илов», нет, шесть. Идут нашим курсом!
— Куда же подевались остальные? — забеспокоился штурман.
— К цели обязательно придут все! — уверенно ответил полковник.
Облака постепенно редели. Капитан Хохлов отметил траверз порта Кольберг, а еще через некоторое время — порт Свинемюнде и огромную Штеттинскую гавань. Всюду горели электрические огни. Видно было, что немцы, опьяненные успехами на восточном фронте, сильно уверовали в геббельсовскую пропаганду об уничтожении советской авиации. Они сейчас не могли и думать о налете русских бомбардировщиков на их города и военно-промышленные объекты.
— Торжествуете победу? Не рано ли, недоноски фашистские! — вырвалось у Преображенского.
— Видите, справа действует аэродром? — в тон командиру сказал штурман. — Стукнуть бы по нему!
— Нельзя, Петр Ильич, нельзя! Впереди цель номер один. Туда мы и обрушим всю нашу ненависть!
Когда бомбардировщики прошли Штеттин, землю опять заволокло облаками. Вновь запахло сыростью, возобновилась болтанка. Впереди по курсу засверкала молния. Преображенский уверенно повел самолет вверх. Опытным взглядом он еще раньше оценил метеорологическую обстановку: грозовая облачность смещалась на северо-запад, значит, пробиться к цели можно только с отходом от заданного курса. Расчеты командира оправдались. Грозовой фронт с большой скоростью уходил вправо. Авиаторы обрадовались, когда увидели разрывы в облаках. Просматривалась река Одер. Возле города Эберсвальде она резко поворачивала на юго-восток. Внизу засверкали озера, река Шпрее. Бомбардировщики вышли на пригород фашистской столицы.
— Впереди справа Берлин! — воскликнул капитан Хохлов. — Боевой двести сорок!
— Засек, двести сорок! — весело отозвался Преображенский и добавил: — Наша цель заводы Сименса.
— Понял! — прильнув к прицелу, ответил штурман.
— За нами идут самолеты Плоткина, Ефремова, Дашковского и Трычкова. Остальных пока не видно, — доложил радист Василий Кротенко.
— Молодец! — похвалил полковник. — Следите за воздухом...
Берлин предстал перед советскими летчиками праздничным, залитым ярким электрическим светом. Отчетливо были видны городские каналы, улицы, площади, вспышки электросварки на промышленных предприятиях. Хохлов мелкими доворотами наводил бомбардировщик на завод. Вскоре пятно, залитое светом, наползло на перекрестие прицела. Капитан с силой нажал на боевую кнопку, и фугасные авиабомбы одна за другой полетели вниз. Вот они рвутся на площади завода... Секунда, вторая... и огромной силы взрыв ярко осветил ночное небо.
— Ого-го! — воскликнул командир. — Так их, сволочей!
А в это время в других районах города вспыхивали взрывы и пожары. В городе погас свет. И тут только спохватились гитлеровцы. В воздух наугад полетели сотни зенитных снарядов. Зарыскали прожекторы. Поднялись истребители-перехватчики. Их желтоватые фары мелькали то тут, то там. Один «мессер» прошел ниже на попутно-пересекающемся курсе, вблизи самолета Преображенского.
— Истребители! — доложил сержант Рудаков.
— Огня не открывать, не демаскировать себя! — приказал командир.
Истребитель проскочил мимо. А стрелок-радист по приказанию полковника стал выстукивать краткую радиограмму: «Наше место — Берлин. Задачу выполнили. Возвращаемся на базу. Кротенко».
При пролете Штеттина экипаж Преображенского увидел большие пожары в порту и на железнодорожном узле.
— Наших работа. Значит, не все прошли к Берлину, — сказал полковник.
Обратный путь был нелегким. Пришлось пробиваться сквозь многослойную толщу облаков. Первыми на аэродром сели экипажи, бомбившие запасную цель — Штеттин. Потом произвели посадку капитаны М. Н. Плоткин, А. Я. Ефимов, старший лейтенант И. Н. Трычков и полковник Е. Н. Преображенский. За ними запросил посадку старший лейтенант Н. В. Дашковский. Планируя, экипаж дал условленный сигнал — зеленую ракету — «Я свой, иду на посадку». Ему ответили со старта тем же сигналом. Проходит двадцать, тридцать секунд. Проходит томительная минута. И вдруг за леском, где разрослись корабельные сосны, взметнулись в небо багровое пламя и столб черного дыма.
— Погиб экипаж Дашковского! — разом разнеслось по всему аэродрому.
К месту катастрофы помчались машины, побежали люди в надежде оказать помощь. Но никакой помощи уже не потребовалось. Мужественные воины в неимоверно трудных условиях с честью выполнили труднейшее задание и... погибли возле своего аэродрома.
Без какой-либо команды летные экипажи собрались у самолета командира полка. Стояли они полукругом без головных уборов. На лицах печаль и скорбь. Подъехал С. Ф. Жаворонков. Полковник Преображенский, шагнув ему навстречу, тихо доложил:
— Товарищ генерал-лейтенант авиации, вверенный мне полк пятью экипажами бомбил Берлин, восемью — Штеттин. — После паузы командир, понизив голос, продолжал: — Сегодня мы потеряли Владимира Дашковского, Алексея Николаева и Семена Элькина. Они долетели до фашистской столицы, но не дотянули до посадочной полосы родного аэродрома. Почтим их светлую память минутой молчания...
Жаворонков молча стоял в кругу летчиков. Затем он тепло поздравил летчиков с успешным выполнением задания, крепко обнял Преображенского и расцеловал.
— Родина не забудет ваших славных дел. Спасибо вам, друзья! — с волнением сказал генерал.
В этот же день Советское информбюро в своих сводках сообщило: «В ночь с 7 на 8 августа группа наших самолетов произвела разведывательный полет в тылу Германии и нанесла бомбовый удар по военно-промышленным объектам Берлина».
Преображенский тщательно разобрал действия экипажей в первом полете. Были учтены все недостатки, которые допускались некоторыми летчиками, штурманами, воздушными стрелками. И вот в ночь на 10 августа двенадцать экипажей во главе с командиром полка вновь взяли курс на Берлин. И опять погода не благоприятствовала летчикам. С огромными усилиями приходилось преодолевать многослойную облачность, грозы и ливневые дожди.
Берлин на этот раз был затемнен, и его ПВО встретила экипажи массированным огнем. Но, несмотря на сложные погодные условия на маршруте и сильное противодействие в районе цели, балтийские летчики метко сбросили груз бомб на головы гитлеровских захватчиков. В районах промышленных объектов было создано большое количество пожаров, сопровождавшихся взрывами.
С хорошим настроением вернулись экипажи из очередного полета. Летчик старший лейтенант Афанасий Фокин, прилетев на аэродром первым, рассказывал собравшимся возле его самолета техникам, механикам, летному составу, не участвовавшему в этом полете:
— Летим в хорошем боевом настроении. Штурман Женя Шевченко докладывает — через сорок минут Берлин. Но перед этим, у Штеттина, мы попали под зенитный огонь. Возникает сплошная стена разрывов. Однако зенитки не причиняют нам ровным счетом никакого вреда — снаряды разрываются далеко внизу и в хвосте.
Берлин был хорошо виден: все контуры большого мрачного города, изгибы Шпрее, каналов. «Петрович, — кричу я штурману, — погляди-ка на работу наших ребят!» Внизу зарево вполнеба — полыхают пожары. Это постарались наши экипажи, шедшие впереди. Ну а мы подбавим!
Фашистские прожектористы силятся поймать нас. Пучки мощного света шарят в ночном небе, щупают, ищут.
Бомбы сброшены, штурман поморгал сигнальными огнями: «Назад!» Отправляемся в обратный путь, он долог и труден. Над Данцигским заливом нас встречает гроза, дождь. Веду самолет по приборам. Пробиваем облачность с пяти тысяч до трехсот метров. Ну и погодка! Наконец увидел берег. Несказанно обрадовался. Все в порядке, пошли курсом на наш остров. Как видите, прилетели целыми и невредимыми. А завтра опять пойдем бомбить Берлин. Нам, молодым, нельзя отставать от командира...
Крылом к крылу с балтийцами
Верховный Главнокомандующий не забыл своего обещания усилить оперативную группу полковника Преображенского дальними бомбардировщиками ВВС. Из Москвы в штаб 40-й дивизии поступил приказ о выделении восьми экипажей для выполнения особо важного задания. Полковник Батурин вызвал майора Юспина и майора Щелкунова, заместителя командира 200-го полка, и сказал:
— Нам приказано выделить восемь экипажей, подготовленных к полетам ночью в сложных метеоусловиях. Подберите людей и списки немедленно представьте в штаб.
Через два часа эти списки были у Батурина. От 53-го полка выделялись экипажи Юспина, Голубенкова, Крюкова, Шапошникова и Богачева, от 200-го дали три экипажа — Щелкунова, Семенова и Васькова. Штурманами у ведущих полковых групп были назначены майор Малыгин и капитан Никольский. Батурин утвердил состав летных экипажей и сказал при этом, обратившись к Щелкунову:
— Общее руководство возлагаю на вас, Василий Иванович.
— Есть! — ответил Щелкунов.
В этот день экипажи вылетели под Ленинград и приземлились на один из оперативных аэродромов. Туда же села и эскадрилья от 51-й дивизии во главе с капитаном В. Г. Тихоновым. Командиров групп вызвали в штаб морской авиации.
— По решению Ставки Верховного Главнокомандования ваша группа из шестнадцати экипажей направляется на остров Эзель с посадкой на аэродроме «Аста» в распоряжение командующего ВВС Военно-Морского Флота генерал-лейтенанта авиации С. Ф. Жаворонкова. Вам выпала высокая честь принять участие в полетах на Берлин, — объявил начальник штаба ведущим групп бомбардировщика ВВС, — Другая группа тяжелых бомбардировщиков Пе-8 будет действовать по Берлину под командованием Михаила Васильевича Водопьянова. Она предназначается для наращивания ваших ударов по фашистской столице, — сказал в заключение начальник штаба.