— Цель видишь?
— Все как на ладони, — ответил Иванов.
— Боевой двести.
— Понял! — взволнованно сказал летчик и довернул самолет на заданный курс.
По самолетам ударили зенитки.
Впереди плотной стеной встали разрывы снарядов. Разноцветные трассы крупнокалиберных пулеметов проносились слева и сзади. С каждой минутой огонь становился плотнее. Но первые серии бомб, сброшенных с впереди идущих самолетов, уже накрыли станцию. Возникли пожары. Рядом повисла еще одна светящаяся «люстра». Куракин, слившись с аппаратурой, не торопясь вел прицеливание. И в эти напряженные секунды вдруг раздалось в наушниках:
— Товарищ майор, впереди стена огня! — Это кричал Иванов.
— Спокойнее, командир! Держи курс!
Трудно, очень трудно сбросить бомбы в цель, когда вокруг самолета все небо усеяно разрывами снарядов. Но и промахнуться никак нельзя! Вот железнодорожная станция оказывается в перекрестии прицела. Куракин уже перенес правую руку на боевую кнопку, и вдруг самолет неожиданно зарыскал. И тут же штурман прокричал;
— Сброс!
Самолет продолжал рыскать. Теперь Иванов торопился выйти из зоны зенитного огня. В это время подал голос стрелок-радист Иван Дегтярев:
— Бомбы упали с перелетом станции, в склады. Видите пожар?
— Вижу! — односложно ответил Куракин и, обратившись к летчику, спокойно сказал: — Разворачивай влево. Курс домой тридцать градусов.
На аэродроме Куракин взял взмокшего летчика под руку и, отойдя от самолетной стоянки, участливо спросил:
— Каково настроение, командир?
— Самое паршивое, товарищ майор, — откровенно признался Иванов. — Трухнул я над целью, сошел с курса, и бомбы по моей вине улетели за станцию.
— Не улетели, а попали в склад, — возразил Куракин. — Да и действия ваши в воздухе для первого боевого полета были вполне нормальными. Так что не вешайте носа...
Экипаж направился на КП для доклада. Иванов заметно повеселел, шутил, вспоминая о своем первом боевом полете. Куракин внимательно слушал летчика, потом неожиданно спросил:
— Если не секрет, откуда у вас, Анатолий Васильевич, такое, я бы сказал, милое прозвище — Захар?
— Какой там секрет, — смеясь, отвечал Иванов. — Это дружки из ГВФ так окрестили меня. Я был похож на одного техника, его Захаром звали. Он мог отлично обслужить любой тип самолета. Ну и я летал на всех машинах. Бывало, уйду в полет, слышу в эфире разговор радистов: Захар на трассе, встречайте. Вот и привык — Захар да Захар. И откликаюсь...
Иванов с его покладистым, общительным характером и постоянной жаждой к полетам пришелся по душе майору Куракину. Вместе они много раз летали на боевые задания. Комиссар видел, что Анатолию недостает тактических знаний и практических навыков по преодолению ПВО объектов, умения вести эффективную борьбу с ночными истребителями врага. Николай Яковлевич много думал об этом и пришел к выводу, что командиру экипажа нужна квалифицированная помощь опытного летчика. Его выбор пал на отличного летчика заместителя командира третьей эскадрильи Уромова.
Однажды после партсобрания комиссар попросил офицера задержаться. Когда все разошлись, он сказал:
— Небольшое дело у меня к вам, Владимир Васильевич.
— Слушаю вас, товарищ комиссар. — Уромов пытливо посмотрел на Куракина.
— В вашей эскадрилье начали службу гражданские летчики Иванов, Болдырев и Десятов. Они приступили к боевой работе, но у них, особенно у Иванова, не все ладится с воздушной тактикой.
— Вы имеете в виду умение маневрировать над целью?
— Именно.
— Мы с новичками проводим такую работу, но, видимо, еще недостаточно, — пояснил Уромов. — Надо что-то придумать и постараться облетать ребят. — Ваше указание выполним, товарищ майор.
— Вот и хорошо. Считайте, что это вам такое партийное поручение, — сказал Куракин.
На следующий день Уромов принялся за дело. Погода была нелетная, и он с разрешения командира решил провести с новичками занятие. Уромов был удивлен, когда среди собравшихся увидел летчиков из других подразделений — Дмитрия Бобова, Ивана Симакова, Семена Оношко, Антона Шевелева и Бориса Кочнева.
— В нашем полку прибыло, — весело заметил Уромов.
— Послали нас сюда, — как бы оправдываясь, за всех ответил Оношко.
— Ну, если послали, тогда будем вместе заниматься тактикой.
Летчики быстро расселись, внимательно смотрели на Уромова.
— Серьезную опасность для экипажей ночных бомбардировщиков, — начал он, — представляют зенитная артиллерия в прожекторы. Лучи их сильно ослепляют экипаж. Ослепленный летчик может потерять пространственное положение или подставить машину под заградительный огонь зенитной артиллерии.
Попадая в лучи прожекторов, я стараюсь поглубже сесть в кабину, наклоняюсь ближе к приборам. В сущности, тут переходишь на слепой полет. Выход из лучей лучше всего производить на максимальной скорости с маневром по направлению к высоте. При наличии облачности — уходить в облака.
Все мы должны хорошо уяснить и постоянно помнить, что выход на боевой курс, маневр под огнем зениток в районе объекта удара — самые ответственные моменты боевой работы бомбардировщиков. Некоторые экипажи бомбят с ходу, а затем в зоне зенитного огня делают разворот на обратный курс. Мне кажется, это неправильно. Если цель хорошо видна, то, конечно, надо сбрасывать бомбы с ходу. Но для этого следует заходить с таким расчетом, чтобы, отбомбившись, лечь на обратный курс без разворота и тем самым сократить время своего пребывания в зоне огня.
И еще. Летчикам нельзя забывать о маневре скоростью.
Скажем, при подходе к объекту противник поймал вас прожекторами, определил скорость и произвел расчеты для прицельной стрельбы. В этот момент вы измелили режим полета, и выпущенные врагом снаряды рвутся в стороне. Чем меньше летчик держит самолет на боевом курсе, тем больше у него шансов выйти невредимым из-под огня зениток.
— Все это правильно. Ну а если штурман копун попался? «Влево три, вправо пять...» — начинает командовать. А зенитки в это время бьют и бьют. Тогда что делать летчику? — спросил лейтенант Десятов.
— Надо выполнять команды штурмана, чтобы он точно сбросил бомбы в заданный объект. И еще, экипажу необходимо постоянно отрабатывать слаженность в действиях. Летчику и штурману надо с полуслова понимать друг друга. В любую минуту, и особенно над целью, они должны работать синхронно. Это же относится и к радисту, и к воздушному стрелку. При атаках ночных истребителей они обязаны своевременно подавать летчику команды для маневра. Четкий, своевременный маневр — это основа успешных действий экипажа бомбардировщика. Именно из-за неумения маневрировать случаются ошибки при бомбометании и неудачи в воздушном бою.
После занятия летчики с интересом обсуждали тактику действий ночных бомбардировщиков. Порой они спорили между собой и в этих спорах доходили до истины. Многое им стало ясно и понятно. Пилоты благодарили опытного командира за его добрые советы.
Много сил и энергии затратил Владимир Васильевич на то, чтобы все летчики эскадрильи в совершенстве освоили ночные полеты и стали настоящими мастерами бомбовых ударов. Правда, поначалу у некоторых товарищей не все хорошо получалось. Однажды экипажу Владимира Иконникова пришлось бомбить скопление войск противника в районе города Ржев. Самолет лег на боевой курс, и штурман Петр Шевченко, наблюдая через сетку прицела за уходящей в сторону целью, попросил:
— Доверни влево три. Лейтенант Иконников решил, что этого мало, и довернул на пять градусов. Но цель продолжала уходить от курсовой черты. Видя это, штурман твердо произнес:
— Еще немного!
Теперь уже запротестовал летчик, ему показалось, что Шевченко переборщил с доворотами, и он резко ответил;
— Хватит доворачивать!
Штурман, однако, продолжая настаивать, и командиру пришлось все-таки довернуть, хотя про себя он по-прежнему думал, что Шевченко неправ. Бомбы были сброшены, и штурман сразу понял, что в цель они не попадут. Но почему так плохо прошло прицеливание?
Ответ на этот вопрос пришел потом, когда появился опыт боевой работы. Оказалось, что в том первом вылете экипаж подвела излишняя старательность летчика и нерешительность штурмана. Иконников, приняв команду Шевченко, разворачивал машину слишком медленно. Из-за этого самолет раскачало на боевом курсе, и выдержать прямую летчику было трудно.
Возвратившись тогда с задания, штурман спросил у Иконникова:
— Какой же мы сделаем из этого вывод, командир?
— Надо больше тренироваться на земле и дружнее работать в воздухе, — примирительно ответил летчик. — Этот вывод полезен и для меня, и для тебя.
К товарищам подошел старший лейтенант Уромов. Он прилетел с задания несколько раньше, ждал молодежь, чтобы вместе пойти на КП. Узнав, о чем идет речь, заместитель командира иронически спросил:
— Значит, на боевом курсе вы занимались предполетной подготовкой?
Иконников и Шевченко переглянулись.
— Не совсем так, товарищ старший лейтенант, — ответил летчик. — Наверное, перестарались.
— Понятно. — Уромов обнял товарищей за плечи и, понизив голос, продолжал: — При выходе на объект удара командует штурман, это раз. Многократные довороты на боевом курсе вредны, это два.
Такой совет опытного бомбардировщика заставил офицеров призадуматься. Да, Уромов был, несомненно, прав: чем меньше доворотов, тем меньше «разбалтывается» машина, тем больше будет вероятность попадания. Но, с другой стороны, очень трудно сразу дать летчику правильный курс, одной командой поставить бомбардировщик таким образом, чтобы цель прочно удерживалась на курсовой черте прицела. Боковая наводка — сложное дело, и научиться четко отрабатывать ее не так-то просто. Нужна длительная комплексная тренировка. Короче говоря, нужен боевой опыт.
В одну из летных ночей нашему соединению была поставлена задача бомбардировать железнодорожный узел Гомель. Цель при