Массированный налет дальних бомбардировщиков дезорганизовал противовоздушную оборону врага, что в свою очередь позволило экипажам прицельно сбрасывать бомбы. В результате удара в Берлине, Штеттине, Кенигсберге и Данциге только за один налет было вызвано 20 мощных взрывов, возникло до 90 очагов пожаров.
Этим же летом большая группа экипажей нашего соединения была перебазирована на аэродром, расположенный в районе Калинина. Нам предстояло действовать по глубоким тылам врага. Группу возглавил заместитель командира полка майор Юспин. В этот раз, когда надо было во что бы то ни стало выполнить задание Ставки, Виталий Кириллович в полет на Кенигсберг первым запланировал свой экипаж. В составе группы действовало двадцать экипажей полка. Свое участие в первом налете Юспин считал необходимым, чтобы во всех подробностях оценить обстановку на маршруте, в районе цели, внести определенные коррективы в разработанные планы и графики для нанесения последующих ударов по стратегическим целям врага.
Июльский вечер был на редкость тихим и теплым. Экипажи уже заняли свои места в кабинах воздушных кораблей. В бомболюках — бомбы усиленного взрывного действия, бензобаки полностью заполнены горючим. Даже под фюзеляжем дополнительные подвесные баки с топливом, Это придает самолетам внушительный вид.
Вскоре разрешили взлет. Юспин запустил двигатели. От бешено вращающихся винтов завибрировала вся машина. Опробование моторов закончено. Техник-лейтенант В. П. Дударев соскочил с плоскости, механик Сергей Касьянов по сигналу летчика убрал из-под колес колодки. Стоявший рядом инженер полка Голиченков приложил руку к головному убору, — значит, все в порядке. Счастливого полета! Юспин вырулил на старт. Вот он прожег свечи и отпустил тормоза. Машина быстро набирает скорость, командир поддерживает ее штурвалом. Тяжелый самолет послушно отрывается от земли. Стрелка высотомера медленно, но уверенно ползет вправо.
В кабинах тишина. Все ждут, когда самолет отойдет от земли на безопасную высоту.
— Полный порядок! — наконец послышался голос Юспина. — Можно делать разворот.
Тут все включился в связь штурман полка майор М. И. Ларкин:
— Курс двести восемьдесят!
— Связь с землей установлена, — вторит стрелок-радист старшина Николай Лысенко.
— За кормой все чисто, — послышался голос воздушного стрелка сержанта Владимира Полякуса.
Настудили сумерки. Экипаж проходит линию фронта. Внизу отчетливо видны пожары, взрывы. Вкривь и вкось чертят пространство огненно-красные пулеметные трассы. Привычная для летчиков-ночников картина. Рассвеченная тысячами огней полоса войны постепенно тускнеет и скрывается позади. На востоке небо уже потемнело, а впереди, на западе, тихим багрянцем догорает вечерняя заря. Далеко справа видны громоздкие грозовые облака. Это хорошо, что они уходят на северо-восток! Молчание нарушил стрелок-радист Николай Лысенко:
— Докладываю — в боевом порядке полка двадцать машин.
— Передать на землю — прошли линию фронта, в строю двадцать, — приказал майор.
Полет к цели занял около четырех часов. Вскоре впереди показалась хорошо освещенная с воздуха цель. На земле горят пожары, в небо, словно кинжалы, воткнулись десятки мощных прожекторов. Непрерывно бьют зенитки. Трассирующие снаряды чертят в воздухе огненные дорожки. Видно, зенитки Кенигсберга «горячо» встретили экипажи других полков нашего соединения. Но и те поддали фашистам жару.
— Вижу цель, боевой двести сорок! — сказал Ларкин.
— Понял, двести сорок! — ответил командир.
— Пять градусов вправо! — просит штурман. Стрелки приборов на секунду оживают и снова замирают. Самолет послушен воле летчика.
— Сбросил! — кричит Ларкин, и в голосе его слышится торжество.
«Принимайте, шакалы, это вам за Москву и за Ленинград! Это возмездие!..»
Десятки орудий ведут по самолету огонь. Юспин бросает машину из стороны в сторону, до предела увеличивает скорость. И вдруг зенитчики прекращают огонь. Неспроста. Значит, где-то рядом рыщут «мессеры», фашисты боятся попасть в своих.
— Слева над нами истребители! — докладывает Николай Лысенко.
— Продолжайте наблюдение. Не давайте им подойти! — приказывает командир.
Юспин резко маневрирует. Лысенко и Полякус включились в работу. Летчику даже не верится, что после таких резких эволюции все приборы в кабине работают нормально. Экипаж благополучно уходит в темноту...
— Марк Иванович! — обратился командир к штурману. — Походим малость в сторонке, посмотрим, откуда бьют зенитки, сколько батарей прикрывают цель.
— Согласен! — отозвался Ларкин. — Буду наблюдать и записывать...
Штурман хорошо запомнил, что их самолет и другие идущие сзади экипажи обстреляны с юго-западной стороны города. С севера и востока в основном действуют батареи среднего калибра. Здесь же расположено несколько десятков прожекторов, некоторые из них спаренные. В восточном секторе на подходе к городу на больших и средних высотах ходят ночные истребители. Вся эта глубоко эшелонированная противовоздушная оборона города была недостаточно известна экипажам, и поэтому их действия порой были скованы, в результате серии бомб ложились то с недолетом, то с перелетом.
Из своих наблюдений Юспин и Ларкин составили точное представление о системе ПВО города. После полета они начертили схему расположения зенитных средств противника и доложили об этом командиру. Юспин дал задание начальнику штаба полка майору Захаренко подготовить более полные разведывательные данные по противовоздушной обороне Кенигсберга и другие справки, облегчающие дальнейшее ведение боевой работы.
И штаб успешно справился с задачей. К очередному полету было подготовлено все необходимое. Были представлены и боевой расчет экипажей, и бомбовая нагрузка на самолет; и потребный запас топлива, и последние сведения воздушной радиосвязи, определен порядок управления бомбардировщиками с командного пункта. Начальник оперативного отдела капитан В. Г. Погорецкий и начальник разведки А. В. Герасимов на этот раз уделили больше внимания ознакомлению экипажей со средствами ПВО цели. Раньше штабу было известно, что Кенигсберг прикрывался 15–20 батареями зенитной артиллерии различных калибров, а небо над ним подсвечивалось 25 прожекторами. Однако сведения Юспина и других экипажей, летавших на эту цель, давали другую картину: летчиков встретил над городом огонь 26 батарей, наши товарищи засекли более 30 прожекторов. При подготовке к очередным полетам стали использовать эти сведения.
Но вот поступил из штаба приказ нанести бомбовый удар по железнодорожному узлу Кенигсберг. Летчики вместе с офицерами штаба стали готовить оперативную документацию на боевой вылет, составили плановую таблицу боевого использования экипажей, начертили схему боевого порядка, рассчитали маршрут и наивыгоднейший профиль полета, отработали указания по связи и самолетовождению. Подготовка этой документации — важный элемент в работе штаба. Поэтому начальник и все офицеры отнеслись к этой работе с особым вниманием.
И когда экипажи полка подготовились к полету, майор Юспин по поручению командира дал последние указания и назначил время взлета. В полет были подготовлены двадцать пять экипажей. Командир нашей эскадрильи Н. А. Рыцарев занят вывозкой молодых летчиков, и мне пришлось лететь на задание с его заместителем старшим лейтенантом Н. И. Белоусовым.
Вскоре последовал сигнал на взлет. Экипажи заняли свои места в общем боевом порядке группы и в назначенное время отошли от исходного пункта маршрута. На первом этапе пути все шло хорошо. Видимость была отличная. Держать курс и вести ориентировку легко и просто. Но через час-полтора впереди стеной поднялась высокая двухъярусная облачность. Мы поняли — дальше ясной погоды не будет. Так оно и вышло. Нижний ярус облачности оканчивался на высоте трех тысяч метров. Он плотно закрывал землю.
Погода явно портилась. Резко упала температура воздуха. Мы прошли менее одной трети пути, когда началось интенсивное обледенение. Несмотря на то что летчик применил антиобледенитель, корка льда на консолях плоскостей быстро нарастала, антенна утолщалась и вибрировала.
— Хвост самолета сильно трясет, — доложил стрелок-радист старшина Сергей Пузанов.
— Может быть, пойти вниз, отогреться? — предложил я Белоусову.
— Пожалуй, так и сделаем, — ответил командир. И через минуту он уже вел самолет с резким снижением. На высоте двух тысяч метров машина вошла в теплый слой воздуха и сразу же освободилась от ледяной корки. Но вскоре стало сильно болтать.
Прошло еще полчаса полета в облаках. Внизу стали появляться первые вспышки огня.
— По нас бьют зенитки, — сообщил воздушный стрелок сержант Геннадий Воронцов.
Мне пришлось доказывать, что внизу, под нами, ничего такого нет, откуда могли бы стрелять. Ведь мы летели над малонаселенными районами Латвии. Скорее всего, это сверкает молния. Вскоре огненные вспышки участились, самолет стало сильно бросать. Белоусов сделал попытку выйти из опасной зоны. Но не удалось. Интенсивность вспышек возросла, усилилась болтанка. Наэлектризованный самолет начал светиться. Сине-фиолетовые струйки огня стекали с концов плоскостей. Теперь все убедились, что это гроза. Идти дальше на высоте двух тысяч метров стало невозможно. Подниматься выше с бомбовой нагрузкой — опасно. И мы резко пошли на снижение. На высоте около тысячи метров самолет вышел из облачности. Шел небольшой дождь. Но земля просматривалась, и я, увидев Западную Двину, уточнил местонахождение самолета.
Старшина Пузанов передал приказание Юспина — всем экипажам обойти грозу справа. Мы пошли с набором высоты в обход грозовой облачности. Затем снова самолет обволокли дождевые облака, в кабину сквозь щели верхнего люка стали проникать капли воды. Болтало. Правда, на этот раз молнии вспыхивали все реже, и полет в целом продолжался нормально. От ведущего последовала новая радиограмма: «В районе цели погода благоприятная».
Метр за метром самолеты набирали высоту и вскоре всплыли над облаками, здесь ярко светила луна. Через десять минут бомбардировщики взяли курс на цель. А еще через тридцать сквозь разрывы облаков стала просматриваться земля. И как-то сразу легче стало на сердце. Вот уже и побережье Балтийского моря.