Впереди в лунном свете хорошо видны очертания Кенигсберга. Вскоре в воздухе повисла первая серия осветительных бомб. Их сбросил экипаж Юспнна. Командир приказал Ларкину рассчитать заход с наветренной стороны, и теперь бомбы, опускаясь на парашютах, подходили все ближе и ближе к цели — железнодорожному узлу, — хорошо освещая ее.
И сразу же заработали вражеские зенитки, взметнулись вверх лучи прожекторов.
Медлить было нельзя. Пока я выполнил прицеливание, на земле рвались первые серии фугасок. Возле железнодорожного вокзала взметнулись столбы огня. На путях загорелись составы. Это сработали экипажи Симакова, Кочнева, Головатенко, Кибардина, Завалинича, Десятова и Карымова, которые шли впереди нас. Вот и наши бомбы угодили прямо на железнодорожные пути.
В воздухе над целью вспыхивали все новые и новые «люстры». Их повесили штурманы Слава Колчин, Николай Александров, Федя Неводничий. И снова, вздымая вверх багровые султаны, рвались бомбы, сброшенные экипажами летчиков 42-го полка — Платонова, Васильева, Новожилова, Родионова, Смирнова и других.
Эскадрилья за эскадрильей, полк за полком выходили в эту ночь на заданные цели и разгружались над ними. Во многих районах города полыхали пожары, взлетали на воздух вагоны, железнодорожные цистерны, склады с боеприпасами. К концу нашего налета заметно утихла и зенитная стрельба. Было видно, что в результате наших ударов была значительно дезорганизована и подавлена противовоздушная оборона города.
Через двое суток бомбардировщики нашей дивизии вновь взяли курс на Кенигсберг. На этот раз мы должны были нанести удар по артиллерийскому заводу «Остверке», расположенному в восточной части города. Запасной целью был авиамоторный завод «Даймлер Бенц».
Перед вылетом летчики посмеивались:
— Опять идем на рентген.
— Да, над целью нас снова будут просвечивать.
Шутки шутками, а вести боевые действия по крупным военно-промышленным объектам было невероятно трудно. Летчиков изнуряла продолжительность полета, и погода причиняла много неприятностей. Я уже не говорю о том, какую опасность представляло собой зенитное противодействие противника.
Как и в прошлую ночь, боевой порядок нашего полка возглавлял майор Юспин. Его экипаж первым вошел в мощный огонь зениток и частокол прожекторов. Удачно сбросив осветительные бомбы, Юспин вызвал на цель сначала экипажи подавления ПВО, а затем стал ходить в стороне, наблюдая за работой бомбардировщиков. Первым обрушил фугасные и зажигательные бомбы на территорию артиллерийского завода экипаж Василия Кайнова. И сразу же на земле возник обширный пожар, который послужил хорошим ориентиром для других бомбардировщиков. Мы безошибочно выходили на объекты и сбрасывали фугаски. Как и в прошлый полет, все экипажи нашего соединения успешно справились с поставленной задачей.
На следующий день в газетах появилось очередное сообщение. В нем говорилось, что большая группа наших бомбардировщиков нанесла новый мощный удар по военно-промышленным объектам Кенигсберга. В результате в городе возникло большое количество пожаров. Отмечено пять сильных взрывов в центре города и четыре на его окраинах. По свидетельству экипажей, в восточной части города взорван военный завод.
Прочитав это сообщение, командир поздравил коммуниста Кайнова с заслуженной победой. А тот с серьезным видом отмахнулся:
— Да что вы, товарищ командир, разве наш один экипаж там был!
Любопытные летчики и штурманы стали расспрашивать штурмана Гаврюшина о том, как ему удалось с такой точностью ударить по заводу.
— Ничего я такого не сделал, — словно оправдываясь, говорил Гаврюшин. — Просто проявил настойчивость.
Штурман говорил правду. Этот экипаж был отлично подготовлен к боевым действиям ночью в любых условиях. Майор Юспин не раз поощрял настойчивость авиаторов в достижении победы над врагом. Правда, он нередко и предупреждал Кайнова, говоря при этом:
«Быть смелым и настойчивым — прекрасно. Но и в этих случаях не следует лезть на рожон».
Когда товарищи спросили у Кайнова, что лежит в основе его боевых успехов, он полушутя-полусерьезно ответил:
— У нас в экипаже отличный штурман Дмитрий Гаврюшин, прекрасный стрелок-радист старший сержант Иван Размашкин и бдительный воздушный стрелок сержант Владимир Селезнев. С такими орлами плохо воевать не имеем права.
Все мы, боевые товарищи и друзья летчика Кайнова, штурмана Гаврюшина, видели, как росло их мастерство, как мужал и закалялся характер каждого. Был такой случай в начале первой военной зимы. Перед экипажами полка была поставлена задача уничтожать немецкие танки, рвавшиеся к Москве. Но как это выполнить практически, если погода явно нелетная? Над землей висела сплошная низкая облачность. Вылетят, бывало, некоторые наши экипажи и возвращаются обратно. Кайнов с Гаврюшиным и в этих условиях не сворачивали с боевого курса. На козырьке кабины летчика интенсивно нарастал лед, пилотирование машины крайне затруднялось. Но Кайнов всегда находил выход. Он открывал боковые шторки кабины и, наблюдая через них за землей, вел самолет к цели. А Гаврюшин в этих условиях безошибочно выводил бомбардировщик на скопление танков и беспощадно громил их. Сержанты Размашкин и Селезнев, воодушевленные отвагой старших товарищей, также дружно били из пулеметов по обалдевшим от страха фашистам. За мужество и отвагу, проявленные при разгроме немцев под Москвой, летчик Кайнов был награжден орденом Ленина, остальные члены экипажа — орденом Красного Знамени.
В конце лета 1942 года при налете дальних бомбардировщиков на объекты Восточной Пруссии экипаж Кайнова следовал к цели в голове боевого порядка. Но вот перед бомбардировщиками встала мощная грозовая облачность. Верхняя граница ее достигала восьми тысяч метров. Вскоре вершины облаков сошлись, и в кабинах корабля потемнело.
В том, что бомбардировщик попал в сплошные облака, Кайнов не видел ничего опасного. Его экипаж не впервые летал в подобных условиях. Машину сильно трясло. Вокруг стали появляться вспышки молний. Корабль бросало, как маленькое суденышко в штормовом океане. Вспышки молний ослепляли экипаж. Но Кайнов не сдавался. Он дал моторам максимальные обороты и уверенно полез вверх. Чудовищная сила кидала самолет из стороны в сторону, выбивала из рук летчика штурвал. И вдруг раздался сильный удар молнии. Самолет загорелся и стал разрушаться... Так нелепо погибли Василий Кайнов, Дмитрий Гаврюшин и Иван Размашкин, мужественно сражавшиеся с немецко-фашистскими захватчиками. Только сержанту Владимиру Селезневу удалось спастись на парашюте.
Помнится, в эту страшную июльскую ночь не вернулись с задания еще три экипажа. Немногим нашим летчикам удалось тогда прорваться сквозь грозовой фронт. Но те, кто достиг Кенигсберга, метко обрушили свой смертоносный груз на заданные объекты.
Несмотря ни на что, соединения авиации дальнего действия продолжали наносить массированные удары по военно-промышленным объектам. В одну из августовских ночей полки нашей дивизии вместе с другими частями активно участвовали в налете на железнодорожный узел Варшава. И на этот раз майор Юспин не остался на земле. Он возглавил боевой порядок полка. 21 экипаж поднялся тогда с аэродрома, группа легла на заданный курс. И на этот раз по всему маршруту нас сопровождала сплошная многослойная облачность. Юспин, оценив обстановку, передал ведомым:
— Строго выдерживать маршрут, идти в коридорах между облаками...
Мы с летчиком Николаем Белоусовым, приняв от командира приказание, пошли напрямую, выискивая коридоры в клубящихся облаках. Летим молча. Каждый, видимо, думает о том, как скорее выбраться из этой кромешной тьмы. Время от времени самолет бросает с такой силой, что Белоусов с трудом удерживает штурвал. Нас то подкинет вверх, то швыряет вниз, и корабль в этот момент словно проваливается в черную бездну. Болтанка продолжалась больше двух часов.
Но всему бывает конец. Пришел конец и этой многослойной облачности, закончилась болтанка. Грозовой фронт наконец остался позади. Выходим в чистое звездное небо.
— Доверни вправо пять, обойдем Гродно, — прошу я Белоусова.
— Видимость отличная, смотреть за воздушной обстановкой, — приказал командир воздушным стрелкам.
Вскоре впереди засверкали разрывы зенитных снарядов, несколько прожекторов поймали какой-то самолет. И тут же на земле вспыхнула огненная дорожка серии разорвавшихся бомб.
— Что это за цель? — спрашивает меня Николай Иванович.
— Город и железнодорожный узел Белосток.
— Видно, кто-то неожиданно выскочил на вражеский объект, был обстрелян, пойман прожекторами...
Белосток остался у нас слева. До Варшавы лететь примерно минут сорок. Томительно тянется время. Наконец впереди показалась река Висла, а чуть левее — Варшава.
— Скоро цель! — предупреждаю я экипаж. Над городом и железнодорожным узлом уже висело несколько «люстр». А на земле вздыбились огненные смерчи. Кто-то угодил в железнодорожный состав, и огромной силы взрыв взметнулся вверх.
— Молодцы! — кричит по переговорному устройству командир. — Надо и нам поддать жару!
Посты наблюдения гитлеровцев, видимо, сработали четко: в небо сразу врезается множество прожекторов. Вокруг бомбардировщиков начинают рваться снаряды. Вскоре были схвачены прожекторами один, потом второй самолет. Теперь зенитчики весь свой огонь перенесли на них. Воспользовавшись этим, мы зашли на узел и сбросили бомбы. Несколько бомб попали в составы.
Пока разворачивался наш самолет и мы уходили от цели, над ней разгрузились еще два десятка бомбардировщиков. То тут, то там вспыхивали новые пожары, вздымались мощные взрывы.
В этом боевом вылете в труднейшем положении оказался командир эскадрильи нашего полка майор Головатенко. Еще на пути к цели, когда экипаж летел в облаках, на самолете прогорел патрубок выхлопного коллектора под капотом правого мотора. Правда, об этом стало известно на земле, после посадки. В полете же о причинах появления пламени под мотором летчик не знал. Заметив огонь, Виктор Алексеевич никому из членов экипажа не сказал об этом. Он продолжал полет, хотя до цели оставалось два с лишним часа. Между тем пламя не унималось. Позже его заметил и штурман капитан Мельниченко.