— Ломать решетку окна!
Откуда только взялись у нас силы!.. Быстро образовали из наших спин живой мост. Самые ловкие и сильные встали на него и расшатывали решетку. Когда она поддалась, меня, как самого юркого, просунули в окно, и я, хотя с огромным трудом, размотал проволоку, поднял накидку запора. Дверь открылась, и одновременно со мной вывалился из вагона Митя Терещенко. Нас бешено закрутило по земле, но руки и ноги остались целыми. Вскочили, осмотрелись — поблизости никого нет. Перебежали через полотно и очутились в кустарнике, на краю большого болота. Пришлось обойти его. До самого вечера бежали мы на восток. А когда стемнело, повалились в каком-то молодом леске на отдых. Вместо сна в голове рой мыслей.
— Там, может быть, уже облава, — сказал я. — Надо быстрее уходить из этой опасной зоны.
— Согласен, Николай, — ответил Терещенко. — Эти дни нам надо пробираться только ночью, еду будем добывать на огородах...
Очень скоро холод поднял нас с земли. Ориентируясь по звездам, мы снова двинулись в путь. Землю освещала полная луна. Чем дальше мы шли на восток, тем заметнее менялась местность. Лес редел, все чаще на пути попадались селения. На второй день, выйдя к хутору, мы остановились. Голод не давал нам покоя. Решили зайти в крайний домик. Сначала вошли в ригу: здесь стояла телега, на ней конская сбруя, а вокруг на земле разный хозяйский скарб. Все говорило о том, что хозяин бедняк, и это придавало нам решительности. Потом подошли к домику, постучали в дверь. В сени вышел пожилой мужчина. Он пригласил в дом и охотно накормил нас, дал теплую одежду.
Терещенко отладил свой самодельный компас, и он нам оказывал неоценимую услугу в пути. В одну из ночей прошел сильный дождь. Как мы ни укрывались под деревьями, все равно промокли насквозь. Голод и холод снова привели нас в хутор. Хозяева оказались очень гостеприимны: они спрятали нас в теплой бане, хозяин тайком приносил нам пищу. Отдохнув малость, тронулись дальше. В одном хуторе, закусывая, мы сидели за столом в избе, как вдруг я заметил под окнами тени пробежавших людей.
— Митя! — успел я крикнуть, и мы кинулись к противоположному окну.
Но в эту минуту открылась дверь, и в комнату торопливо вошли несколько человек с оружием.
— Руки вверх! — раздался властный голос.
Высокий мужчина вышел вперед и осветил нас фонариком. Это был командир оперативной группы, как мы потом узнали, тоже летчик.
Оказывается, в районе Козьян, где находился отряд народных мстителей, возглавляемый лейтенантом М. В. Петровым, нас обнаружили партизанские разведчики. Командир приказал схватить нас и доставить в лагерь. Так произошла желанная встреча с партизанами. А через несколько дней партизаны привели еще семь человек, бежавших из нашего вагона. Среди них были Илларион Горбунов, Иван Дашенков, Сергей Щетинин, Степан Беляев, штурман Валя, старшина Коцар и летчик-штурмовик Женя. Все ли успели покинуть вагон — они не знали. Валя принес мою шинель и любезно отдал ее мне. Нам дали отдохнуть, а потом включили в боевую партизанскую работу. Несколько раз мы ходили на задания. Но потом командир отряда запросил по радио своего старшего начальника: как быть дальше с летным составом? Поступило приказание: «Вывести летчиков в зону активных действий партизанских отрядов и помочь им перейти линию фронта».
В первых числах октября девять человек летного состава в сопровождении пяти партизан-проводников из лесов Литвы двинулись на восток. У меня за поясом висели две гранаты, другие тоже были вооружены. Через три дня нас выследили и внезапно атаковали полицаи. В перестрелке погиб замечательный товарищ, пламенный патриот Дмитрий Терещенко. Все мы тяжело переживали эту утрату... Но, несмотря ни на что, преодолевая холод и голод, наша группа настойчиво двигалась на восток. На пути мы побывали во многих партизанских отрядах, бригадах, соединениях, насчитывающих тысячи бойцов. В середине ноября с небольшой группой партизан мы под сильным обстрелом врага перешли линию фронта и оказались на Большой земле в объятиях наших пехотинцев...
...В землянке было так тихо, что через небольшие промерзшие окна слышно завывание декабрьского ветра. Зазвонил телефон. Подполковник Г. И. Чеботаев поднял трубку. По тону разговора можно было определить, что поступило какое-то новое распоряжение. Закончив разговор, он сказал:
— Из дивизии передали распоряжение. Время нашего удара по аэродрому «Кресты» переносится на тридцать минут раньше. — Подполковник посмотрел на часы и, обратившись к метеорологу, приказал: — Доложите последние данные о погоде на маршруте и в районе цели.
— Буду краток. Погода в полосе маршрута и в районе Пскова безоблачная. Ухудшения не предвидятся, — сказал старший техник-лейтенант Гудошников.
— Накладок, подобных июльским, не будет? — под общий шум летного состава спросил его капитан Иванов.
— Нет, не будет! — заверил метеоролог.
— По самолетам! — бодро произнес командир и добавил: — Вылет по сигналу одна зеленая ракета.
Быстро летит предстартовое время. Вскоре с командного пункта взвилась ракета, и аэродром враз ожил. Мы с капитаном Н. А. Рыцаревым будем взлетать замыкающими, поэтому и не торопимся запускать моторы. Но вот подошло и наше время. Выруливаем на старт в расчетное время.
Тридцать машин поднялись в морозный воздух и взяли курс на северо-запад. После рассказа Николая Стогина о своем трудном возвращении с предыдущего задания всех нас переполняла ярая ненависть к врагу. Хотелось как можно сильнее ударить по проклятым гитлеровцам. Особенно приподнятое, боевое настроение царило в экипаже Иванова. После почти пятимесячного перерыва они опять летели вместе в тыл врага, где своими глазами видели ужасы, творимые фашистами.
— Как дела, Николай? — боясь нарушить высокий настрой штурмана, спрашивает Иванов.
— Отлично, Захар! До сих пор не верится, что я опять в боевом строю, что мы летим вместе с тобой!
— Рад, очень рад за тебя, дружище!
Бомбардировщики стремительно летят по заданному маршруту. Вскоре показалась линия фронта. Там, где идут бои, ее трудно не заметить. Ведет огонь артиллерия, горят селения... У Стогина защемило сердце.
— Оккупанты проклятые, жгут жилища наших людей! — крикнул он.
— Коля, не волнуйся перед работой над целью! — посоветовал Иванов. — Придет день, и гитлеровцы за все ответят...
Весь маршрут до Пскова штурман внимательно следил за воздушной обстановкой. Видимость была отличной, и Стогин, ведя детальную ориентировку, отмечал на карте пролет каждого крупного ориентира. Вот пролетели город Шимск, потом — Редьбицы. Слева река Шелонь, а южнее, на траверзе города Дно, Порхов. Показался город Бор, где расположен немецкий штаб. Знакомые места. Зайти бы да трахнуть по фашистам. Но сейчас нельзя. Скоро аэродром «Кресты» — заданная цель... Штурман посигналил командиру и сказал:
— Боевой курс двести сорок, бомбить будем с ходу!
— Принято! — ответил летчик.
Вскоре над аэродромом повесил десять факелов штурман Федя Неводничий. И над целью стало светло как днем. Сразу же посыпались первые серии зажигалок. Летели вниз ротативные бомбы. Лопались их ободья, и сотни гремучих мин, разлетаясь в стороны, рвались на аэродромных стоянках. Взметнулись первые языки пламени.
Стогин хорошо видит летное поле стоянки на северной окраине, где, словно от страха, прижались к земле «юнкерсы»...
Иванов точно выдерживает боевой курс. Стрелки компасов замерли на цифре «240». Спокоен авиагоризонт. Застыл в нулевом показании вариометр. Руки командира уверенно сжимают штурвал. Штурман прильнул к прицепу, отсчитывая секунды, У самолета пролетают огненные трассы «арлнконов». Мечутся по небу бело-фиолетовые лучи прожекторов. Нет, бомбардировщик не свернет с линии боевого пути. Штурман видит, как знакомые ему стоянки вражеских самолетов вползают в светящийся круг прицела. «В самый раз!» — шепчет Стогин и нажимает на боевую кнопку.
— Сброс!
— Понял!
Уходя от разрывов, Иванов круто отворачивает машину от цели.
— Загорелись два «юнкерса»! — кричит стрелок-радист Иван Дегтярев.
— Так держать, Коля! — весело отозвался командир. Еще повесили «люстры» экипажи Юспина и Уромова. Невзирая на огонь ПВО, бомбардировщики упрямо идут к цели и разгружаются над ней, посылая на головы фашистов новые и новые порции огня и металла. При подходе к аэродрому мы с Николаем Рыцаревым насчитали в районе цели двенадцать пожаров.
Наступила в наша очередь. Я рассчитал курс, чтобы зайти с наветренной стороны аэродрома и повесить новую гирлянду «люстр». Бомбардировщики продолжают штурмовать вражеский аэродром. В повторном заходе самолет Иванова схватили прожекторы. Но и в этой трудной обстановке Стогин сумел точно послать на цель десять «соток». От их взрыва возник еще один крупный пожар. Схваченный лучами прожекторов «ил» подвергся интенсивному обстрелу зениток. Стремясь вырваться из светового пучка, Иванов бросил самолет в крутое пикирование. Вывел машину на высоте пятьсот метров. Оказавшись западнее аэродрома, летчик увидел прямо по курсу вражеский прожектор и принял дерзкое решение.
— Ударим с ходу! — сказал командир. — Первым бьет из пулемета Стогин, на выводе ведут огонь стрелки.
— Есть! — поочередно отозвались члены экипажа. Иванов направил «ил» на прожектор. Стогин уже лежал в носу кабины у пулемета и ждал.
— Огонь! — крикнул командир. Стогин нажал на гашетку, и огненная трасса ударяла в подножие светового клинка. Прожектор тут же погас, возник пожар.
— Вот так он лучше светит! — засмеялся Иванов. — Молодцы, друзья!
— Это им первый аванс за перенесенные муки в плену. Впереди не то еще ждет фашистов! — в тон командиру сказал штурман.
И капитан Н. Я. Стогин выполнил свое обещание. До конца войны он совершил 210 боевых вылетов, уничтожил много живой силы и техники врага, за что был награжден двумя орденами Ленина и многими другими правительственными наградами.