...Внизу широко раскинулось море. Играли волны, покрытые седыми гребешками. И вот по команде штурмана Гончаренко командир группы развернул самолет и лег на новый курс. Летчики, идущие сзади, быстро повторили маневр ведущего. Впереди — гнездо фашистских стервятников, которое любой ценой надо уничтожить.
Я развернул карту крупного масштаба, стал сличать ее с местностью. Справа большой залив, в центре его — каменистый остров. Слева — обрывистый берег, а чуть подальше в глубине материка красовались две остроконечные сопки. Все это было изображено и на карте. Значит, группа следует точно по заданной линии пути.
А еще через несколько минут впереди отчетливо показался горный хребет, посредине его — глубокая седловина. Это один из характерных ориентиров в районе цели. Уцепившись за него, можно точно выйти на аэродром. Потому-то капитан Гончаренко, доворачивая свой самолет влево, старается направить всю группу в эту точку.
По команде Головатенко все звенья приняли боевой порядок для бомбометания. Через минуту-другую за хребтом показался поселок Лаксельвен, а потом и вся площадь аэродрома. На его западной и южной окраинах отчетливо видны самолетные стоянки, на которых плотными рядами стоят «юнкерсы» группами по шесть — девять машин без маскировки и рассредоточения, а также без прикрытия зенитной артиллерии. Было видно: гитлеровцы совсем не ожидали нас.
Прильнув к прицелу, капитан Гончаренко следил за тем, чтобы как можно точней прицелиться и сбросить бомбы на стоянки. В окуляре хорошо видны бомбардировщики с крестами на серых плоскостях. Их-то и надо стукнуть покрепче. Штурман командует:
— Вправо три!
Тотчас же Головатенко довернул самолет на три градуса. То же сделали и ведомые звенья. В кабине командира загорелась белая сигнальная лампочка: «Держать так!»
Замерли в напряжении руки летчика, сжимающие штурвал. И вскоре со всех самолетов группы полетели к земле бомбы. Было видно, как небольшую долину потрясла серия возникающих почти одновременно, один за другим, мощных взрывов. Огненными столбами они вставали на летном поле и на стоянках.
Как только отбомбились звенья, замыкающие боевой порядок, на аэродром противника вышла группа бомбардировщиков 42-го полка во главе с командиром Бабенко. Ведомыми у него шли летчики Серафим Бирюков, Алексей Баукин, Константин Уржунцев, Николай Смирнов и другие. Вот они одновременно разгрузились, и снова заплясали огненные вспышки взрывов.
Так был совершен наш первый полет в условиях северных широт. Его результаты превзошли все наши ожидания. Через несколько дней в штаб пришла выписка из агентурной разведсводки. В ней говорилось: установлено, что на аэродроме уничтожено 40 самолетов, убито много немецких солдат и офицеров, причинены разрушения многим постройкам.
Радостные и окрыленные успехом, мы с отличным настроением шли в очередной полет. На этот раз экипажи должны были нанести удар по аэродрому Тромсэ, который удален от Кольского полуострова почти на 800 километров. С начала войны на аэродромы Лаксельвен и Тромсэ не залетал ни один советский самолет. Считая, что эти объекты недосягаемы для наших бомбардировщиков, немцы без прикрытия базировали там крупные силы торпедоносцев. К тому же аэродром Тромсэ являлся своего рода перевалочной базой для самолетов, перелетающих из Центральной Европы в Северную Норвегию и Финляндию.
И в этом полете я летел в экипаже Карымова. Наше звено вел старший лейтенант С. А. Шатунов. После того как группа отошла от берега, погода испортилась. Через час сплошная облачность встала на нашем пути. Она затянула горизонт, скрыла идущие впереди машины. В кабине стало холодно и сыро.
— Пробьемся ли? — нарушив молчание, произнес Карымов.
— По расчетам синоптиков, через полчаса облачность должна подняться, — ответил я.
— Хорошо бы, а то скоро винтами придется рубить морские волны.
Мы шли над морем уже больше двух часов. Наконец облака поредели, стал просматриваться горизонт. Внизу изредка попадались одиночные сторожевые корабли и транспорты противника.
— Вот бы ударить! — предложил радист Артем Мартемьянов.
— Нельзя нарушать приказ, — ответил Карымов. Дальнейший наш полет проходил над мелкими безлюдными островками, разбросанными у побережья Северной Норвегии. Эти острова тянулись до района Тромсэ. Но вот вдали показался большой город, рядом порт, а в нескольких километрах от него — аэродром.
Головатенко плавно развернул группу на новый курс и, когда обстановка была уточнена, приказал:
— Звену Шатунова бомбить склад горючего на северной окраине аэродрома. Остальным бить по самолетам!
И тут же начался штурм аэродрома. Гитлеровцы успели кое-как рассредоточить свои «юнкерсы», но не смогли прикрыть авиабазу зенитными средствами. Это позволило нам действовать беспрепятственно. На стоянках то тут, то там вздымались взрывы, вспыхивали пожары.
Наше звено резко отвернуло вправо. По команде штурмана Неводничего мы открыли бомболюки и приготовились к удару. Как только с ведущего самолета оторвалась первая бомба, тотчас разгрузились все самолеты. Бомбы рвались с недолетом и чуть правее склада горючего. Несколько бомб угодило в баки, вызвав сильные взрывы.
И когда мы развернулись и ушли в море, над сопками еще долго был виден темный столб дыма и огня.
Отлично действовали три звена 42-го полка по порту и аэродрому Тромсэ. Прямым попаданием бомб был подожжен один транспорт у причала, разрушено служебное здание. Сегодня отличились экипажи Уржунцева, Васильева, Платонова и Бабенко.
На очереди был порт Гаммерфест — база крупных кораблей и подводных лодок. Он находился так же, как и Тромсэ, на большом удалении от аэродрома вылета. Чтобы достичь его и вернуться на базу, наши экипажи должны были пробыть в воздухе более шести часов.
Следуя по маршруту над морем вдали от побережья, мы скрытно подошли к цели. Однако гитлеровцы, видимо, были уже наготове и встретили идущие друг за другом звенья огнем зенитных батарей. К счастью, снаряды рвались выше самолетов и не причинила им вреда. К моменту налета в порту Гаммерфест не оказалось ни крупных военных кораблей, ни подводных лодок. У причала находилось всего два транспорта и несколько мелких сторожевых кораблей. За точку прицеливания штурманам пришлось брать транспортные суда. В результате удара был потоплен один сторожевой корабль да сожжено небольшое складское помещение.
Некоторые экипажи нашего полка не участвовали в налете на Гаммерфест. Им предстояло вести дальнюю разведку и обеспечивать проводку конвоя союзников в Мурманск. Старший лейтенант Вячеслав Кибардин вылетел со своим звеном в море для выполнения этой задачи. На маршруте бомбардировщики попали в сильные осадки, и летчики, несмотря на активный поиск, не обнаружили ни одного вражеского судна. Но что делать с бомбами? Не бросать же их в море!
Кибардин спросил у штурмана капитана Анисимова:
— Слышь, Степан, подсчитай, сколько времени займет полет до Киркенеса и обратно до аэродрома посадки.
— Я уже прикинул: около полутора часов, — ответил штурман.
— Значит, горючки хватит! — обрадованно воскликнул Кибардин. — Берем курс на Киркенес!
Анисимов быстро проложил маршрут, и звено взяло курс к вражескому аэродрому. Бомбардировщики действовали с малой высоты. Авиаторы метко сбросили бомбы на стоянки «юнкерсов». Радисты и стрелки тоже обрушили на цель огонь своих пулеметов. По одному самолету врага подожгли Петр Альхименко, Николай Белокуров и Иван Орехин, Всего на аэродроме было уничтожено семь самолетов противника, подожжен ангар. Несколько бомб упало на летное ноле.
Когда экипажи отошли от аэродрома, Кибардин приказал стрелку-радисту сержанту Николаю Белокурову передать на землю закодированную радиограмму: «Высылайте на аэродром Киркенес авиацию. Отвечайте, как поняли». Вскоре радист получил ответ: «Вас поняли хорошо. Все бомбардировщики в расходе».
Обратившись к штурману, Кибардин недовольно сказал:
— Нехорошо получается, Степан. Основные наши силы ушли за тридевять земель на Гаммерфест, а тут под боком вражеские пикировщики сидят... И стукнуть-то как следует по ним нечем.
— Да., — ответил Анисимов, — пока караван судов на подходе, надо бы, не переставая, бомбить ближние аэродромы фашистов.
...В пути конвой союзников номер шестнадцать подвергался многочисленным атакам немецко-фашистской авиации, подводных лодок и легких кораблей. Наиболее сильные бои проходили на подходах к Кольскому заливу и Мурманску, Сюда немцы бросили против конвоя большое количество авиации, подводные лодки и эскадренные миноносцы. Развернулось крупное морское и воздушное сражение, охватившее обширный район.
30 мая, как только конвой оказался на подходе к Кольской губе, вражеская авиация, базирующаяся на аэродромах Киркенес и Петсамо, в составе 45 «юнкерсов» в сопровождении истребителей пыталась бомбить транспорты и сопровождающие их корабли. Но благодаря мужеству, храбрости и отваге летчиков-истребителей, возглавляемых подполковником Сафоновым, гитлеровская авиация успеха не имела. Сафоновцы своевременно поднимались навстречу противнику, завязывали бои, вынуждали бомбардировщики бросать бомбы куда попало. В этот день истребители сбили десять самолетов, два из которых поджег командир полка.
Бои не прекращались. Летчики Владимир Покровский и Сергей Орлов сбили еще по одному пикировщику. Вскоре на командном пункте авиаторы услышали по радио короткую фразу: «Прикройте сзади!..» Эти слова, как потом выяснилось, принадлежали Борису Сафонову. Сигнальщики эскадренного миноносца «Куйбышев», сопровождавшего конвой, рассказали о воздушном поединке. Они видели, как командир полка атаковал третий «юнкерс». Но в это время из облаков вывалился «мессершмитт» и напал на Сафонова. Спустя некоторое время на КП приняли еще одну радиограмму Сафонова: «Подбил третьего стервятника, сдает мотор...» В дальнейшем, как докладывали корабельные сигнальщики, произошло следующее: самолет командира, теряя высоту, планировал в направлении миноносца «Куйбышев», однако, не дотянув до него, стал приводняться и скрылся в волнах.