А вражеские зенитчики словно взбесились. Огненный вихрь продолжал сопровождать самолет. Снаряд взорвался в гондоле левого мотора, его тут же заклинило. Машина накренилась и быстро заскользила вниз. Летчик попробовал выбрать триммер, но его, видимо, перебило. Огромными усилиями командир вывел бомбардировщик в горизонтальный полет. Вскоре подал тревожный голос Гребенцов:
— Товарищ майор, тяжело ранен стрелок Микола Зизетко... Фюзеляж во многих местах пробит, сильно вибрирует хвост самолета.
— Понятно. Петя, надо продержаться в воздухе двадцать пять минут, чтобы доставить раненых друзей домой, — как можно спокойнее ответил Головатенко. И, помолчав, приказал: — Запроси радиопеленг, по нему точнее выйдем на аэродром.
Вскоре Гребенцов сообщил новую неприятность:
— Товарищ командир, повреждена рация. Земля нас не слышит.
— Час от часу не легче. Но отчаиваться не будем! Полетим по компасу, а там и свой ночной старт увидим.
— Обязательно увидим! — в тон командиру ответил старшина и добавил: — А сейчас вижу аэродром Алакуртти — он весь в огне. Так их, фашистских гадов! Молодцы, ребята!
Томительно тянется время. Самолет на одном моторе с трудом держится в воздухе. Несмотря на принятые летчиком меры, его сильно разворачивает. Продолжает вибрировать хвостовое оперение. Достаточно перегрелся правый двигатель, и от этого совсем упала скорость, терялась высота. И в довершение ко всему ухудшилась видимость. Летчик то и дело посматривал на приборы, стараясь выдержать нужный курс. «Что же со штурманом?.. Почему молчит?.. Жив ли?» — терзался в догадках командир. Тут же он вызвал Гребенцова и спросил:
— Как чувствует себя Микола?
— Лежит с перетянутой ногой возле меня, его беспокоит тряска, — ответил стрелок-радист.
— Пусть потерпит, скоро прилетим. Не прошло и пяти минут, как засигналил, закричал Гребенцов:
— Под нами железка. Впереди слева огни!
— Вижу, доворачиваю влево. Продолжай наблюдение, — спокойно сказал Головатенко.
Вокруг в дождевой дымке была незнакомая местность. А когда впереди слева показалась железнодорожная станция, старшина с досадой произнес:
— Это ж не та станция, черт!..
— Верно, станция не наша, — подтвердил командир. С небольшим креном майор стал разворачивать машину. И вдруг почувствовал, что правый двигатель дает перебои. Тяга его упала совсем, быстро терялась высота. Самолет трясет как в лихорадке. В эти критические секунды Головатенко искал выход из создавшегося положения: «Пока еще есть высота, может быть, выброситься с парашютами? — мелькнула мысль. — Нет! Губить людей нельзя! Штурман и стрелок не смогут выбраться из кабин. Надо садиться в поле. Но, может, надо покинуть самолет стрелку-радисту?»
— Петя! Сдает правый мотор, буду садиться возле станции на живот. Может быть, тебе лучше покинуть самолет с парашютом?
— Будем садиться вместе, командир! — твердо ответил старшина и добавил: — Мне тут Зизетко надо придержать...
Садиться... Но где? Вокруг темень, дождевая дымка. Включив посадочную фару, Головатенко с небольшим углом направил машину к земле. Увидев перед собой очертания довольно ровной площадки, покрытой тундровым кустарником, майор убрал газ, но в последний момент заметил прямо перед собой огромный валун, за ним другой. Он увеличил обороты правого движка, и самолет, взмыв, перескочил препятствие. Но за первыми валунами оказалось множество других, более мелких. Летчик снова убрал газ и успел выключить зажигание. Почти неуправляемая машина посыпалась на левое крыло, а затем мотогондолами и фюзеляжем с огромной силой ударилась о камни, с шумом и скрежетом проползла несколько метров вперед и замерла. Раненный над целью, капитан К. В. Мельниченко при ударе самолета о землю скончался. Погибли в своих кабинах старшина П. Н. Гребенцов и сержант Н. В. Зизетко.
К месту падения самолета вскоре прибежали железнодорожники, бойцы, расквартированные возле станции. Они вынесли из кабины тяжелораненого летчика, оказали ему первую медицинскую помощь и отправили в ближайший госпиталь, а его товарищей по экипажу похоронили. Более полугода врачи бились за жизнь Виктора Алексеевича. И сумели поставить его на ноги, вернуть к летной службе. Через восемь месяцев майор возвратился в часть и продолжал служить летчиком-инспектором нашего соединения. Он совершил еще не один десяток боевых вылетов в стан врага.
...Над аэродромом Алакуртти мы продолжали терять экипажи. Как-то раз летчики, вернувшись с боевого задания, не сразу ушли с КП. Они обсуждали тактику действий над целями, прикрытыми сильными зенитными средствами, снабженными радиолокационными станциями наведения.
— Плохо у нас обстоят дела с тактикой, — с жаром говорил А. В. Иванов. — Лезем напролом... Ума-то для этого большого не надо. А фашисты нас бьют и бьют... Надо что-то предпринимать.
— Иванов правду говорит. Тактика — это творчество. Значит, пора пересмотреть наши приемы, — поддержали его летчики Владимир Уромов, Борис Кочнев и Николай Калинин.
— Что же ты, Захар, предлагаешь? — спросил командир.
— Мой замысел не хитрый: два-три экипажа должны подходить к аэродрому на большой высоте и в течение всего времени нанесения удара ходить по его кромке, вызывая огонь зениток на себя. Бомбардировщики же, следуя с минимальным интервалом, заходят на цель бесшумно, — продолжал Иванов.
— С задросселированными моторами?
— Только так.
Летчикам пришлось по душе это предложение. Командир полка одобрил его. В очередной попет самолеты Иванова, Уромова и Иконникова, загруженные САБами, поднялись в воздух первыми. У цели высота полета экипажей была более 5000 метров. Зайдя на объект, экипаж Иванова сбросил три светящиеся бомбы. И когда они вспыхнули и осветили аэродром, гитлеровцы открыли по самолету и по бомбам ураганный огонь. Им удалось погасить одну «люстру». Но Уромов, шедший сзади, сбросил еще три САБа. И опять фашисты начали пальбу. Вскоре с самолета Иконникова полетели новые светящиеся бомбы. Зенитчики неистовствовали. Своеобразная дуэль между самолетами-осветителями и врагом продолжалась три — пять минут. Но вот подошла к цели первая ударная группа бомбардировщиков. Летчики, убрав обороты моторов, бесшумно появлялись над аэродромом. На освещенную цель из бомболюков посыпались фугаски и зажигалки.
А экипажи Иванова, Уромова и Иконникова снова и снова бросали светящиеся бомбы, отвлекая на себя огонь зенитных средств. Используя растерянность и замешательство противника, группы бомбардировщиков действовали уверенно, метко обрушивали на стоянки и аэродромные сооружения бомбовый груз. Почти в течение десяти минут авиаторы штурмовали аэродром Алакуртти. В районе цели были отмечены пожары и взрывы большой силы. И что особенно важно — из всего полка только три самолета получили по нескольку мелких пробоин.
В следующую ночь полк опять действовал по Алакуртти. На этот раз тактика действий наших экипажей была несколько иной. Осветители выполняли свою задачу на разных высотах: Иванов «светил» с 5500 метров, Уромов — с 6000, Иконников — с 6500. Каждой эскадрилье бомбардировщиков также намечались для удара различные высоты. Все это сбивало с толку зенитчиков противника, они вынуждены были вести стрельбу наугад. А мы этого и добивались. Теперь каждый экипаж сбрасывал серию бомб прицельно, нанося противнику ощутимый урон.
Успешные налеты совершали наши летчики на аэродромы Банак, Рованиеми и Кемиярви, на железнодорожную станцию Коуола и другие объекты врага. С каждым новым вылетом экипажи приобретали опыт поиска целей в условиях полярной ночи и меткого нанесения удара.
Вот как оценивались наши действия командованием ВВС Северного флота. В присланном в полк документе, датированном 15 октября 1942 года, говорилось:
«...Боевые действия дальних бомбардировщиков были направлены на нанесение мощных бомбовых ударов по аэродромам противника. Целью таких полетов было уничтожение самолетов врага, обеспечение прохода морем и разгрузки караванов союзников в порту Архангельск. Личный состав 455-го полка, выполняя поставленные задачи, показал себя хорошо организованным, боеспособным коллективом, четко выполняющим приказы командования. Ведя боевую работу ночью в сложных условиях Севера, полк отлично справился с поставленными задачами.
Командующий ВВС Северного флота генерал-лейтенант авиации А. Кузнецов, военком ВВС Северного флота бригадный комиссар Н. Сторубляков».
Успешно действовали по аэродромам Тромсэ, Лаксельвен, Луостари, портам Киркенес и Гаммерфест экипажи 42-го полка. При нанесении бомбовых ударов особенно отличились экипажи В. Трехина, В. Новожилова, А. Романова, К. Уржунцева, С. Бирюкова, В. Лапса, А. Баукина, В. Осипова, К. Платонова и многих других.
Под покровом полярной ночи
Глубокая полярная ночь. Под ее покровом по Северному морскому пути шли к нашим портам караваны судов союзников. Потерь в транспортах не было. Только 53-й конвой, вышедший из Мурманска в обратный путь к Исландии 1 марта 1943 года, потерял три транспортных судна. И союзники снова прекратили здесь навигацию до глубокой осени, мотивируя это тем, что в условиях полярного дня плавание в северных водах опасно. Как только движение караванов было возобновлено, наши экипажи в третий раз прилетели в Заполярье.
Обстановка в оперативной зоне Северного флота к этому времени сложилась в нашу пользу. Не сумел изменить положение и приход в северные норвежские шхеры крупнейшего германского линкора «Шарнгорст» с группой эсминцев. Правда, такая перегруппировка усилила противника в этом районе, однако инициатива была в наших руках. Северный флот провел несколько набеговых операций надводных кораблей на морские сообщения противника и регулярно, с начала 1943 года, стал наносить массированные удары торпедными катерами по фашистским конвоям в прибрежных районах Северной Норвегии. Так же успешно действовали подводные лодки и морская авиация.
Вот как оценивает этот период в своей книге «Вместе с флотом» адмирал флота А. Г. Головко: «В общей сложности за десять месяцев, самостоятельно и в совместных операциях, силами Северного флота было уничтожено или повреждено свыше девяноста транспортных судов и шесть боевых кораблей противника».