К этому времени ВВС Северного флота тоже значительно окрепли. Было получено свыше 200 отечественных самолетов различных типов. Выросли, окрепли и части дальних бомбардировщиков. На базе 36-й дивизии АДД была создана еще одна — 48-я. Оба эти соединения входили в состав 8-го авиационного корпуса. Таким образом, в Заполярье стали действовать не два, а четыре полностью укомплектованных полка. Базировались они на трех аэродромах. Совместными усилиями они стали наносить бомбовые удары по вражеским аэродромам и портам. Надо сказать, в это время здесь шла настойчивая борьба за завоевание господства в воздухе. И эта борьба к концу 1943 и началу 1944 года окончилась победой советской авиации.
И опять нашими целями были аэродромы на побережье Баренцева моря: Банак, Киркенес, Хебугтен, Луостари, порты Тромсэ, Гаммерфест, в Северной Финляндии — аэродромы Алакуртти, Рованиеми, Кеми, Кемиярви, порт Оулу в Ботническом заливе и небольшие железнодорожные узлы и станции. Нередко после массированных налетов бомбардировщиков авиационные базы, порты, железнодорожные станции выходили из строя на длительное время.
Особенно крепким орешком для бомбардировщиков оказался порт Киркенес — основной разгрузочный пункт прибывающих из Германии в Заполярье военных грузов и порт погрузки никелевой руды, вывозимой гитлеровцами в свою страну. Он прикрывался мощным огнем зенитных батарей среднего и крупного калибра, расположенных на суше. Сухопутные средства ПВО противника усиливались орудиями боевых кораблей, находящихся в порту.
В этой обстановке надо было тщательно продумать все, что было связано с нашим полетом на порт Киркенес: и построение боевого порядка над целью, и распределение сил, и выбор направления захода на объекты. Было решено треть самолетов выделить на освещение цели и подавление средств ПВО, остальным экипажам наносить бомбовый удар по порту.
Когда все было тщательно изучено, уточнено и подготовлено, экипажи собрались на предполетную подготовку. Холод стоял лютый, но авиаторы не унывали. Перед вылетом они привычно готовили боевую технику к действию. Мне пришлось летать с заместителем командира дивизии Героем Советского Союза полковником В. И. Щелкуновым — участником первых ударов по Берлину. Противник встретил наши самолеты-осветители ураганным огнем. Капитан Иванов, маневрируя по курсу и скорости, зашел на порт и сбросил первую серию светящихся бомб. И в ту же минуту на хорошо освещенную цель устремились бомбардировщики, ведомые летчиками Карымовым, Бобовым, Шевелевым, Азгуром, Иконниковым, Завалиничем, Уромовым и Калининым. Они удачно разгрузились над целью, заставили замолчать зенитные батареи, разрушили несколько портовых сооружений.
Вскоре в воздухе опять повисли «люстры», а вслед за ними над портом появилась новая волна самолетов. Успешно действовали экипажи Вериженко, Белоусова, Провоторова, Касаткина, Леонтьева и Воробьева. И снова на территории порта рвались фугасные бомбы. Наш экипаж шел замыкающим в боевом порядке полка. Отбомбившись, командир отвернул машину вправо, и тут же мы увидели под собой несколько больших пожаров.
— Поработали неплохо, — удовлетворенно сказал Щелкунов.
В этот раз с минимальным интервалом вышли на цели и другие полки. Пожары в районе складов порта служили летчикам хорошим ориентиром. Десятки тонн бомб были сброшены на портовые сооружения.
И в последующие ночи наши экипажи не оставили без внимания порт Киркенес. С различных высот и направлений, заходили бомбардировщики на заданные объекты. Мощные налеты дальней и североморской авиации по Киркенесу, а также блокада порта Петсамо артиллерией и торпедными катерами вынуждали противника большую часть грузовых операций производить в удаленных от линии фронта фиордах.
Прошло около месяца, как наши полки в третий раз перебазировались в Заполярье. За этот срок мы сделали по десять — двенадцать успешных боевых вылетов. Но заполярная зима давала о себе знать. Иной раз сутками бушевали снежные бураны. В такую непогоду не только летать — в одиночку выходить из помещения было опасно. И тогда долгие часы полярной ночи летному составу приходилось коротать в дощатых бараках, построенных на склоне горы.
Большую часть нелетного времени наше командование использовало для подготовки к очередным полетам. По устоявшемуся в авиации порядку мы прежде всего изучали район полетов с его зимним ландшафтом. По памяти вычерчивали взаимное расположение характерных ориентиров, рисовали кроки своего и запасных аэродромов, изучали цели, подходы к ним, противовоздушную оборону объектов, намеченных к удару. Организатором этой учебы был Василий Иванович Щелкунов.
Однажды из штаба ВВС Северного флота к нам поступили новые сведения воздушной разведки. В них говорилось, что в порту Киркенес обнаружена большая группа транспортов и кораблей охранения. Щелкунов собрал руководящий состав, летчиков, штурманов, зачитал материал и спросил:
— Какое примем решение?
— Цель, конечно, заманчивая. Но как добраться до нее в такую погоду? — озабоченно спросил заместитель командира полка подполковник Б. И. Азгур.
— Полет к порту и обратно займет два с половиной часа. Если метеослужба гарантирует нам на это время более сносные метеоусловия — значит, надо лететь, — предложил комэск майор В. В. Вериженко.
— На первую половину следующих суток синоптики дают устойчивую погоду без снежных зарядов. В то же время вышестоящее командование торопит нас с нанесением удара по скоплению транспортов в порту. — Полковник сделал паузу и тихо произнес: — Будем действовать. Приказываю готовить экипажи к полету.
Всматриваясь в обветренные, суровые лица летчиков и штурманов, Щелкунов хорошо понимал их настроение. Люди были погружены в заботы о предстоящем полете. Мысленно они уже находились над объектами удара, хотя этот объект был за двести пятьдесят километров от аэродрома вылета. Да, каждый офицер был готов выполнить боевую задачу.
Через сутки в назначенное время полки вылетели на задание. Первой отбомбилась 36-я авиационная дивизия. По данным экипажа-фотоконтролера, летчики уничтожили один транспорт, создали в порту десять очагов пожара.
Затем на цель обрушили груз бомб экипажи 48-й дивизии. Такого массированного и мощного удара вражеский порт не видел за все время войны. Прямым попаданием фугасных и бронебойных бомб было потоплено еще два транспорта и поврежден корабль охранения. При отходе летчики долго наблюдали гигантские костры, оставленные ими в порту. В группе нашей дивизии особенно хорошо действовали экипажи Вериженко, Уромова, Белоусова и Калинина, Штанько, Кочнева, Коростелева и Симакова.
...Уже третьи сутки со стороны Кандалакшского залива дул порывистый ветер, волна за волной шли снежные заряды. Было ясно, что погода испортилась надолго. И вдруг дневальный объявил:
— Летным экипажам прибыть на командный пункт для получения боевой задачи.
Сидя в автомашинах, с трудом пробивавшихся по снежным дорогам на аэродром, никто из летчиков не верил, что сегодня можно отправиться на задание.
У командного пункта нас встретил полковник Щелкунов. Он подозвал к себе Ивана Симакова и Анатолия Иванова и, протягивая им руки, громко, чтобы слышали все, сказал:
— От души поздравляю вас, друзья! Указом Президиума Верховного Совета СССР вам присвоено звание Героя Советского Союза. Только что получил телеграмму из штаба корпуса... Этого высокого звания удостоены также Платонов, Коновалов и Лапс.
Все, кто был рядом, бросились поздравлять и обнимать товарищей.
— Сердечно поздравляю, желаю новых боевых успехов, — тепло сказал, подойдя к летчикам, комиссар полка майор Куракин. — Будьте и дальше такими же мужественными и смелыми в борьбе с врагом!
— Спасибо, товарищ майор, — сдержанно ответил за Симакова и за себя Иванов. — Мы оправдаем награды Родины!
— Но это еще не все, товарищи, — продолжал Щелкунов, уловив момент, когда все успокоились. — Большая группа летного состава нашего соединения награждена орденом Ленина, орденами Красного Знамени, Отечественной войны. Я рад поздравить присутствующих здесь товарищей Уромова, Иконникова, Шевелева, Вериженко, Белоусова, Калинина, Шевченко, Федорова, Стогина, Цетлина, Мартемьянова, Алтхименко...
Голос Щелкунова потонул в радостном шуме. Летчики, штурманы, стрелки-радисты, воздушные стрелки поздравляли друг друга, высказывали добрые пожелания... Потом снова, понизив голос, заговорил полковник:
— Товарищи, я разделяю с вами общую радость и гордость за наших лучших воздушных бойцов. Они вполне заслужили высокие награды, которых удостоила их Родина. Но сегодня торжества временно отменяются. Прошу всех зайти на командный пункт для получения боевой задачи.
За длинными столами сидели экипажи и готовились к боевому вылету. Объект удара сегодня — аэродром Алакуртти... Офицеры Иванов и Симаков, несмотря на свой богатый опыт, как всегда, всесторонне обдумывали с экипажами действия над целью. Долго смотрел в их сторону Василий Иванович, потом подошел к Иванову и, склонившись, тихо сказал:
— Может быть, Захар, не пойдешь в полет! Ведь торжество у тебя сегодня! А я слетаю за тебя сам.
— Что вы, товарищ полковник, — вскочив со скамейки и уставившись большими глазами на Щелкунова, возразил Иванов. — Да разве я усижу на аэродроме в такие минуты!
В заданное время Иванов и Симаков одними из первых подняли в воздух свои бомбардировщики, тяжело нагруженные бомбами, и в общем боевом порядке полка взяли курс к щели. На этот раз планировалось подвергнуть Алакуртти длительному штурму.
На подходе к аэродрому противника экипаж Белоусова увидел светящиеся бомбы, сброшенные впереди летящими самолетами. Бомбардировщик приближался к цели, летчик искал впереди какой-нибудь ориентир, чтобы, ухватившись за него, повести самолет в центр огненного кольца. В это время по всем кабинам полетело знакомое, но каждый раз волнующее слово:
— Боевой!
Штурман Петр Тимохин, наклонившись вперед, зорко всматривался сквозь сетку прицела в пожар, зажженный нашими летчиками. Белоусов старался как можно точнее выдержать курс... Но вдруг у самолета как-то сразу вспыхнуло несколько разрывов снарядов. Попав в самую гущу зенитного огня, командир экипажа стал маневрировать по курсу и скоростью, пытаясь хоть немного сбить пристрелку вражеских зенитчиков. Но тут же в наушниках послышался голос штурмана. В нем были в требование, и просьба: