В полках прошли торжественные собрания. Выступая на них, воины давали клятву Родине еще крепче бить гитлеровских захватчиков.
В боях за освобождение Прибалтики летчики нашего корпуса показали себя мужественными и смелыми воздушными бойцами, мастерами бомбовых ударов. 31 октября 1944 года был издан приказ Верховного Главнокомандующего. В нем говорилось: «В боях за освобождение города Рига отличились летчики генерал-лейтенанта авиации Н. Н. Буянского, 48-я авиадивизия генерал-майора авиации С. К. Набокова и 109-й авиационный полк подполковника В. К. Юспина. В ознаменование одержанной победы соединениям и частям, отличившимся в боях за освобождение Риги, присвоить наименование Рижских».
Не прошло и недели, как новая радостная весть пришла в наш корпус. Указом Президиума Верховного Совета СССР за проявленный героизм, мужество и отвагу личного состава в борьбе с немецкими захватчиками 36-я авиационная Смоленская дивизия, 108-й и 109-й авиационные Рижские полки были награждены орденом Красного Знамени. Вскоре мы узнали, что нашим боевым товарищам В. Д. Иконникову, М. Г. Владимирову и И. Г. Федорову Указом Президиума Верховного Совета СССР присвоено звание Героя Советского Союза.
Герою Советского Союза капитану Федорову вскоре пришлось выполнять не совсем обычное задание... Уже вечерело, когда он пришел на стоянку. Командира встретили техник-лейтенант А. П. Куценко и механик М. С. Калпин. Они доложили о готовности самолета к вылету, о его дооборудовании.
Федоров посмотрел на часы и поблагодарил специалистов за оперативную подготовку бомбардировщика к заданию. Сегодня его экипажу поручено произвести выброску двух разведчиков в глубоком тылу врага, поэтому летчик с особой тщательностью производит предполетный осмотр машины. На самолете были переоборудованы бомбоотсеки, и капитан Федоров после осмотра моторов, управления и вооружения обратил особое внимание именно на это.
— Василий Андреевич, — обратился он к подошедшему инженеру эскадрильи Цикулину, показав на бомбоотсеки, — вы проверяли надежность действия всей этой рационализации?
— Не только проверял, но и руководил работой, — ответил Цикулин. — В полете старший из разведчиков будет держать с вами и штурманом постоянную внутреннюю связь.
— Ну а если внутренняя связь откажет?
— На этот случай предусмотрена световая сигнализации.
Уже стало темнеть, когда к самолету в сопровождении полковника были доставлены два разведчика. Разговор был предельно кратким. Федоров напомнил о порядке внутренней связи экипажа с разведчиками и об установленных сигналах. Перед посадкой в самолет старший разведчик, пожимая руку летчику и штурману, сказал:
— Благодарим вас за участие.
Вскоре с командного пункта поступил сигнал, разрешающий полет. Тут же принесли свежую метеосводку.
— Опять в районе выброски туман, — говорит Федоров. — Его, кажется, не переждешь. Летим, штурман?
— Летим, — ответил Голов.
Пожалуй, за всю войну экипажу И. Г. Федорова ни разу не давали такого сложного и ответственного задания. Любой ценой требовалось отыскать место выброски — лесную поляну. Но это только половина дела. Главное — надо было обеспечить наиболее точное приземление разведчиков, дать им возможность, не теряя времени, выйти к условленной явке. Удастся ли сделать все это без сучка без задоринки?
Вот и линия фронта. С большой высоты хорошо видны вспышки от артиллерийских и минометных выстрелов, всюду горят населенные пункты. Штурман Голов, растянувшись на полу кабины и положив перед собой полетную карту, внимательно следил за ориентирами на земле. Сделав какие-то записи в бортовом журнале, он вызвал по внутренней связи Федорова:
— По плану снижение. Дальше пойдем на малой высоте.
— Есть, снижение, — отозвался летчик и ввел машину в пологое планирование.
На высоте пятисот метров Федоров вывел самолет в горизонтальный полет. Взял заданный штурманом курс, осмотрелся. Тревожно было на земле: враг, теснимый нашими войсками, спешно подтягивал к фронту живую силу и технику. Было видно, как по дорогам с потушенными фарами двигались автомашины, тягачи тащили артиллерийские орудия, то тут, то там вспыхивали разноцветные ракеты. Чуть правее летчик увидел ночной старт и посадку самолетов.
— Шерстяных, Будеев! — обратился командир к радисту и стрелку. — Усилить наблюдение за воздухом, докладывать мне об обстановке.
— Понятно! — первым отозвался гвардии старшина Николай Шерстяных.
Большую часть дальнейшего маршрута летели в сложных метеоусловиях. Низкая облачность и обледенение заставили экипаж еще потерять высоту. Настроение было подавленное, летели молча. Лишь на траверзе города Голов, несколько раз мигнув сигнальной лампочкой, проговорил:
— До цели сто километров. Попытаемся зайти на нее с ходу.
Медленно двигались на бортовых часах стрелки. Поминутно росло напряжение у членов экипажа. Каждый думал только о том, как быстрее обнаружить на земле сигнальные огни и осуществить выброску разведчиков.
— Влево восемь, — скомандовал штурман. Чтобы не разболтать самолет, Федоров координированным движением рулей довернул машину на новый курс. На секунду он глянул за борт: под самолетом мелькала затянутая пеленой тумана лесистая местность. Наблюдения командира прервал голос Голова:
— До цели два десятка километров.
Проходит расчетное время. Самолет пролетел одну, затем вторую покрытую туманом лесную поляну. А условленного сигнала все нет и нет. Тревога экипажа росла.
— Нет огней!.. — сокрушался Голов.
— Спокойней, Фрол Иванович, спокойней, — мягко сказал Федоров. — Зайдем повторно с озера, как договорились на земле.
Белесым, неузнаваемым показалось экипажу яйцеобразное озеро. Туман исказил его конфигурацию, растянул по краям, увеличил в размерах. Но Голов сквозь пелену все же успел заметить одну деталь: на южной оконечности озера стояло большое многоэтажное здание, которое было помечено и на крупномасштабной карте.
— Правый разворот, курс сорок! — несколько успокоившись, скомандовал Голов.
От озера до условленной поляны лететь всего пять минут. При хорошей видимости даже в ночных условиях летчики могли бы увидеть ее издали. А сейчас прошло три, четыре минуты... Место выброски как будто бы наметилось впереди, а огней не было видно. Вот уже и пятая минута на исходе. И вдруг в наушниках раздался голос Федорова:
— Справа крест ярких огней — наша цель!
— Доворачивать поздно, сделаем еще заход с озера! — уже совсем повеселевшим голосом сказал штурман.
От огромного физического напряжения Федоров весь взмок. Из-под шлема стекали крупные капли пота. Но он не замечал сейчас ничего, кроме стрелки компаса, за которой рельефно выделялась цифра 45 — новый курс на поляну. Волновался и Голов. Он с трудом выискивал на земле ориентиры и сличал их с картой. Вот он включил связь с разведчиками:
— Алло, как меня слышите?
— Вас слышу хорошо.
— Приготовиться к прыжку. Высота полета триста метров.
— Вас понял, высота триста. Мы готовы. Усилившийся ветер несколько стянул туман с поляны. Теперь весь экипаж отчетливо видел впереди яркий крест из огней и чуть правее — костер. Это был тот самый условленный знак, по которому экипаж должен произвести выброску парашютистов. Ведя прицеливание по световому кресту, Голов держал на связи разведчиков. Как только цель подошла к перекрестию прицела, он скомандовал:
— Прыгай!
Штурман резким движением дернул за рукоятку бомболюков. В ту же секунду послышался голос разведчика:
— До встречи в Берлине!..
Звезды над Будапештом
Осенью 1944 года наши войска с боями вышли к границам Венгрии. В то время она оставалась единственным сателлитом фашистской Германии. Гитлеровское командование предпринимало отчаянные усилия, чтобы сохранить своего последнего союзника. Немцам были нужны богатства этой страны для военного производства, а венгерская армия — для укрепления фронта с юга. В экстренном порядке фашисты создавали новый фронт вдоль восточных границ Венгрии, куда поспешно стягивались войска.
Наше соединение базировалось тогда на аэродромах Лида, Желудок, Дубно. Отсюда мы вели боевую работу по целям, расположенным в Прибалтике. И вдруг поступил приказ — готовить полки для нанесения массированного удара по военно-промышленным объектам Венгрии, Правда, нам было известно, что другие соединения авиации дальнего действия неоднократно подвергали Будапешт мощным ударам с воздуха, дезорганизуя работу его важнейших военных предприятий.
Еще до войны здесь было сконцентрировано четыре пятых всех машиностроительных заводов страны. Кроме того, венгерская столица — важнейший узел железнодорожных путей: в городе несколько вокзалов и товарных станций.
Когда из штаба соединения пришло к нам боевое распоряжение, экипажи были на командном пункте. Летчики обступили командира полка Василия Алексеевича Трехина. Каждому хотелось скорей узнать, как планируется выполнить предстоящий полет. Незаметно разговор зашел о молодых экипажах.
— Скорей бы уж нас посылали на дальние цели, — сказал летчик младший лейтенант Александр Казанцев.
— А то война закончится, а мы так и не сходим на крупные объекты, так, видно, и не ударим по ним, — подхватил младший лейтенант Владимир Пинкин.
Эти слова многих задели за живое. В помещении стало шумно. Но вот поднялся командир, и все сразу умолкли.
— Прошу, товарищи, всех за столы. — Трехин разложил перед собой бумаги, карты и продолжал: — Наша цель — газовый завод, обслуживающий военную промышленность города. Продолжительность удара — восемь минут. Высота бомбометания — шесть с половиной — семь тысяч метров. Заход на объект в секторе с северо-востока, уход отворотом влево. На задание пойдут старички и молодые — Казанцев, Кукушкин, Пинкин, Редунов, Фигичев, Кузнецов, Захаров и Пермыкин.
— О-о!.. Вот это здорово! — загудели летчики. Трехин рассказал об особенностях взлета темной ночью, о полете через Карпаты, а также и о том, как будет строиться обеспечение бомбового удара.