Подполковник вынул из бокового кармана записную книжку, полистал ее и, окинув взглядом присутствующих, продолжал:
— Знал я этого летчика до войны, когда мы служили в одной эскадрилье в Закавказье. Алексей Иванович — так его звали. Он имел хорошие задатки, мог отлично летать, Мы искренне завидовали его способностям. Но когда началась война и летчику стали поручать ответственные задания, он зазнался, возомнил себя асом и перестал серьезно готовиться к полетам. Потом он совершил серьезный дисциплинарный проступок, его исключили из партии, предали суду.
Таким вот этот летчик прибыл в наш тяжелобомбардировочный полк. Мы видели, как тяжело переживал он все происшедшее с ним. Ему казалось, что окружающие его товарищи относятся к нему с недоверием, а может быть, и хуже того...
После дополнительных тренировок и проверок Алексею доверили боевой самолет, в его экипаж включили штурманом коммуниста старшего лейтенанта Василия Кобзева. Летчик поначалу, казалось, усердно взялся за дело. Но и тут его постигла неудача. Переоценив свои силы и способности, он допустил аварию бомбардировщика. Тогда командование полка перевело его на связной самолет У-2. На нем он доставлял в места вынужденных посадок техников, запасные части, питание. С полгода пролетал летчик на этом «небесном тихоходе». Затем он снова попросился на боевой корабль. «Не торопитесь, — сказал ему командир. — Здесь вы тоже выполняете важную работу».
И летчик продолжал свои полеты на связном самолете. Вместе с тем он по-настоящему готовился стать командиром ночного бомбардировщика. Бывалые и опытные авиаторы следили за летчиком, помогали ему лучше изучить самолет. И вскоре Алексею разрешили боевые полеты. Когда группа наших бомбардировщиков вылетела на ответственное задание, вместе с ними полетел на Север и экипаж Алексея Ивановича. Перед первым полетом к нему подошел командир и сказал:
— Задание очень ответственное. Его нужно выполнить только на «отлично». Вас мы будем ценить по тому, как вы будете бомбить врага.
Погода была сложная. На маршруте шел дождь со снегом, наблюдалось обледенение. Но звено, в котором летел экипаж Алексея Ивановича, настойчиво продолжало полет над Баренцевым морем. На траверзе порта Киркенес бомбардировщики оказались прижатыми облачностью к воде. Надо было делать одно из двух: или развернуться и идти на запасную цель, или, подвергаясь опасности, в кромешной мгле следовать на основной объект удара — аэродром Тромсэ. Алексей Иванович и еще несколько смельчаков пошли на главную цель.
В районе островов, где был расположен аэродром Тромсэ, погода значительно улучшилась. У подножия небольших сопок отчетливо были видны город и порт, а юго-восточнее их — аэродром. Экипажи поодиночке выходили на малой высоте на цель и обрушивали бомбы. Экипаж Алексея Ивановича взорвал склад боеприпасов.
Врагу был нанесен немалый урон. По данным агентурной разведки, на аэродроме Тромсэ было уничтожено три самолета противника, взорван склад с торпедами, сожжены авиационные мастерские.
После этого полета Алексею Ивановичу стали поручать не менее сложные задания. При этом и командир, и летчики верили, что он, несмотря ни на что, выполнит боевой приказ. Однажды его экипажу была поставлена задача идти на разведку погоды. Как вы знаете, по существующим правилам разведчику не обязательно брать в полет бомбы. Но летчик настоял, чтобы на внутренние бомбодержатели подвесили десять фугасок. «На всякий случай», — сказал Алексей.
И вот экипаж разведчика в полете. Через каждые десять минут он передает на командный пункт: «Высота облачности сто пятьдесят — двести метров, горизонтальная видимость три — пять километров». Казалось бы, надо возвращаться домой. Но разведчик продолжал идти все дальше на запад. Он пробился сквозь облака к аэродрому Луостари, метко сбросил бомбы на стоянки вражеских торпедоносцев и благополучно вернулся на свою базу.
— Вот это настоящий летчик, — произнес кто-то из молодых офицеров.
— Видать, крепкий парень этот Алексей Иванович, — задумчиво произнес штурман лейтенант Георгий Логинов. — И откуда он такой?
— Да вы его должны знать, — улыбнулся Трехин. — Это Баукин, летчик из соседней дивизии. Помню, экипаж Баукина вместе с другими летчиками полетел на аэродром Киркенес, мы — на Луостари. Погода была очень плохая. Низкие облака, из которых лил дождь, прижимали самолеты к земле. Чтобы сбить гитлеровцев с толку, Баукин решил сделать заход на цель с запада. Это несколько удлиняло маршрут, но давало какой-то шанс появиться над аэродромом внезапно. На подходе к цели Баукин приказал штурману старшему лейтенанту С. П. Ижутову дать две зеленые ракеты.
— Зачем? — удивленно спросил Ижутов, но приказ выполнил.
— Может, не разберут сразу, чей самолет, — отозвался летчик, — дадут спокойно поработать на боевом курсе.
Хитрость Баукина удалась. Только у самой кромки аэродрома немцы открыли по бомбардировщику огонь. Штурман прицельно сбросил бомбы и тут же включил фотоаппарат, потому что нужно было привезти снимки аэродрома. Как будто все получилось удачно. Но вот отошли от цели, и командир экипажа передал на командный пункт, что в правом моторе падает давление масла. Видимо, осколком снаряда была повреждена масляная система. Положение, конечно, незавидное — на сухопутной машине на воду не сядешь, да и обидно: выполнить задание, сделать снимки аэродрома и не вернуться на базу.
Вся надежда была на левый мотор. Баукин уменьшил скорость и приказал Ижутову точно подсчитать время полета до аэродрома. Вскоре изморозь прекратилась, нижняя кромка облачности поднялась, заметно улучшился обзор. Да и море стало значительно спокойнее. На траверзе Петсамо штурман Ижутов вдруг увидел слева по курсу советский транспорт. Его сопровождал наш торпедный катер. А несколько поодаль шли два немецких катера, которые пытались атаковать наши корабли.
— Слева по курсу вражеские торпедные катера, — сообщил штурман.
Экипаж стал наблюдать. Видно было, как отстреливались наши моряки. Но и вокруг наших судов дыбилась вода от разрывов вражеских снарядов. Они маневрировали. Положение советских моряков было трудным.
— Помочь бы товарищам, да нечем: бомб нет, самолет поврежден, — вслух рассуждал Ижутов. Он чего-то не досказал, словно ожидая решения Баукина.
А вражеские катера все наседали и наседали на наши суда. И в эти секунды Ижутову хотелось, чтобы, несмотря ни на что, командир принял решение огнем бортового оружия атаковать противника. Но возможно ли это на поврежденном самолете? Потеряешь время и не сможешь дотянуть до берега.
Вот уже наши корабли медленно проплыли под левой плоскостью бомбардировщика и остались позади. Наверное, моряки видели на крыльях самолета красные звезды, и у них появилась надежда, что наши летчики не пройдут мимо своих, попавших в беду.
— Выручим братишек? — сказал вдруг Баукин и стал разворачивать самолет в сторону вражеских катеров.
— Надо! — разом ответили штурман и стрелки.
Бомбардировщик развернулся. Ижутов выждал нужную дистанцию и открыл огонь из своего пулемета. Он стрелял короткими очередями. Потом заговорили кормовые установки воздушных стрелков. Бежать от одного самолета гитлеровцы, конечно, не собирались. Они пустили в ход зенитные пулеметы. Но главное уже было сделано: внимание вражеских катеров отвлечено от наших судов.
Экипаж смельчаков повторил атаку, хотя Баукину стоило больших усилий на малой высоте, по существу, на одном моторе разворачивать бомбардировщик и удерживать его на боевом курсе. Гитлеровские моряки, почуяв опасность, прекратили преследование наших судов и, продолжая отстреливаться от бомбардировщика, стали уходить в открытое море. И только когда стало совершенно ясно, что фашисты убрались восвояси, Баукин взял курс в сторону аэродрома.
Самолет все больше и больше разворачивало в правую сторону. Левый мотор стал сильно перегреваться. Командир следил за его температурой.
— До аэродрома осталось двадцать минут полета, — словно угадывая мысли командира, сказал Ижутов.
Вскоре под крылом промелькнули барашки прибоя, россыпь гальки на берегу, камни, низкорослый кустарник.
— Еще восемь — десять минут, — спокойно информировал штурман.
— Добро, — отозвался летчик, — садиться будем с ходу.
И Баукин мастерски приземлил машину на аэродроме. Когда мы узнали подробности полета, бросились поздравлять Алексея Ивановича, его друзей с успехом.
В боях с врагами Родины летчик Баукин вернул свое доброе имя. Коммунисты полка снова приняли Алексея Ивановича в партию. Когда начальник политотдела вручил Баукину новый партийный билет, Алексей Иванович бережно вынул из кармана обложку для партийного документа.
— Что это у вас такое? — поинтересовался начальник политотдела.
— Да так... Обложка. Я ее сохранил, товарищ полковник, — смущенно ответил Баукин.
Вскоре Баукина назначили командиром отряда. И он стал воевать с еще большим усердием. Много сил и старания отдавал он обучению своих подчиненных. Иногда казалось, что Алексей Иванович работает круглые сутки: сам готовил экипажи к полетам, задолго до вылета успевал проверить исправность материальной части и вооружения других кораблей.
Много раз Алексей Иванович и его подчиненные побывали над промышленными центрами Восточной Пруссии. Как-то в один из осенних дней в полк пришел приказ нанести удар по объектам Кенигсберга. На подготовку было отведено ограниченное время.
И вот бомбардировщики легли на заданный курс. Баукин взлетел с летчиками второй эскадрильи. Линию фронта прошли на средней высоте. Летели долго. И вдруг штурман сообщил:
— Под нами Пруссия. Скоро цель.
Через несколько минут острый луч прожектора уперся в самолет Баукина. Тотчас же к нему пристроились другие. И сразу послышалась барабанная дробь осколков по фюзеляжу. Летчик стал маневрировать. Он бросил взгляд вниз, а там уже полыхали пожары. «Значит, товарищи уже поработали», — подумал Баукин. Вскоре сбросил бомбы и штурман Ижутов. Они угодили в склады железнодорожного узла. Над станцией поднялся столб огня.