В то время у Маруланды прочно засело в голове имя одного человека по прозвищу Эль Гринго http: //left. ru/2010/2/alape195.phtml? print – _ftn2. И это было неслучайно, поскольку он начинал уже серьёзно раздражать партизан, и для этого раздражения имелись достаточно основательные причины. После первого и второго походов по Толиме, Валье и Кауке Маруланда наметил ряд операций против армии, и уже чувствовалась необходимость в том, чтобы обозначить своё присутствие в данном регионе открыто. «Мы стали поджидать армию, но у армии был проводник, человек очень смелый, и звали его “Эль Грингоˮ. Сколько мы их не ожидали в засадах, они всё время умудрялись обходить нас без лишнего шума по другой дороге. И всё из-за хитрости и осторожности этого человека». Уже около 20 лет «Эль Гринго» принимал самое активное участие в контрповстанческих операциях, и его боялась вся округа в районе Риобланко, Планадас и Ла Эрера. Не было такого места в горах и лесах, такой тропинки или дороги, которых не знал бы этот человек; он знал всю эту территорию так хорошо, словно это было патио[24]его дома. Он просто просчитывал, где его могли ожидать. И потому армейские патрули в его сопровождении в нужном месте поворачивали в нужную сторону и никогда не попадали в засады. «Мы неоднократно устраивали на него засады, и каждый раз неудачно. Этот человек не допускал того, чтобы патрули попадали в наши засады». У него был потрясающий нюх, что позволяло ему вовремя уносить ноги. Он словно тень навис над жизнью Маруланды.
Когда-то, в детстве, «Эль Гринго» и «Балин» росли вместе. «Настоящее имя “Эль Грингоˮ было Луис Анхель Оспина, это был сын того Анхеля Оспины, который жил около фермы моего деда, и мы росли с ним вместе. Ну, и позже он вполне естественным образом столкнулся с проблемой бандитизма, который стал процветать в районе Ла Эреры. Дело в том, что “Эль Грингоˮ был сторонником генерала Пелигро. Но когда Пелигро убили, – это уже после амнистии президента Льераса Камарго, – его люди разбрелись и начали заниматься откровенным бандитизмом, не подчиняясь уже никому, каждый творил то, что хотел. За деньги убивали своих же товарищей, убивали и просто за то, чтобы завладеть оружием. Это было время ужасающего разгула насилия в Ла Эрере. У семьи “Эль Грингоˮ стали возникать сложности в отношениях с другими либералами, которые уже вообще не хотели работать, поскольку они просто привыкли к постоянным стычкам с армией, им уже даже нравилось заниматься грабежом. Грабёж превратился у них в дурную привычку, грабежом народ жил и полагал, что так вполне можно жить и дальше. Так думали, да и, не особо скрывая, говорили об этом вслух. В те времена если у вас не было денег, а я сумел их сэкономить или сделать из воздуха, то я давал вам деньги, и вы автоматически переходили под моё командование, вот и всё. Так стали создаваться группы, и “беспределˮ расширялся, “захлестнулˮ, как говорят в Валье, и никто не мог остановить этот вооружённый бандитизм… Вот в таких условиях и проходило формирование личности “Эль Грингоˮ. Он выступил против бандитов-либералов. Дело в том, что организованные товарищи к тому времени уже покинули эту территорию. Они уже были в Маркеталии и в этих местах не появлялись.
И вот тогда “Эль Грингоˮ пошёл на службу в армию, и после того как он, вполне естественно, стал преследоваться своими бывшими товарищами, он окончательно связал свою судьбу с контрповстанческой деятельностью. Когда возникли первые слухи о появлении в регионе какого-то нового партизанского отряда, его сразу же назначили начальником и направили с группой гражданских и военных в ту сторону. И поскольку он был человеком толковым и с твёрдым характером, его слава росла. В ту пору он был ещё относительно молодым, ему было примерно лет 40. Весь такой подтянутый, худощавый, глаза у него постоянно бегали по сторонам, да он и сам по себе был человеком очень недоверчивым, бирюком. Волосы у него были светлые, но не блондин…», – так описывает его «Балин». «Эль Гринго» стал основной мишенью для партизан, и они только ждали подходящего момента, чтобы ликвидировать его. «Если мы сумеем уничтожить “Эль Грингоˮ, то тем самым мы нанесём серьёзный удар по армии и завоюем симпатии местного населения», – сказал на одном из собраний отряда Маруланда.
Партизаны решили направиться в Кауку, для этого они двинулись по каньону Эль Сальданья, по местности, очень пересечённой в этой части Центральной Кордильеры вплоть до выхода этого каньона к устью речки, которая называется Эль Канделарио; затем они перевалили через горы по направлению к Кауке у начала высокогорья Санто Доминго, разыскивая Ла Пайлу, деревню, расположенную в районе Коринто. Отряд искал прямых контактов с местным руководством коммунистической партии в Валье, и в одно специально условленное место прибыла группа коммунистов, для того чтобы переговорить с Маруландой. В ходе всего длительного марша Маруланда всегда стремился встретиться с представителями партии на местах, и благодаря влиянию партии там он получал возможность выхода на широкие крестьянские массы. Партизаны вернулись к высокогорью Ла Сельва у истоков реки Пало и затем вышли на высокогорье Уилы, где находятся истоки сразу нескольких рек – Сальданьи, Аты, Пало и Паэс; Паэс и Пало затем несут свои воды по территории Кауки, а Эль Сальданья и Ата – по территории Толимы. Вскоре, после 20-дневного перехода, к Маруланде прибыл Чапарраль, бывший руководитель Сумапаса, к тому времени вошедший в состав городской сети РВСК, позже он был убит в Боготе, когда стал депутатом Ассамблеи от департамента Кундинамарка. «Наша задача в то время заключалась в том, чтобы разведать территорию, дабы затем закрепиться на ней. Товарищ Маруланда приказал нам организовывать массы, которые, как мне было известно, в большинстве своём были либералами и бóльшую часть населения составляли индейцы», – говорит «Балин». «После той огромной работы по сбору информации, которая была проделана, позже у нас появилась ещё одна цель – это Коринто. Но всё пошло насмарку; наш план не сработал по вине одного парня, который угнал в Кали машину, для того чтобы эффектно появиться на ней перед нами. Но по дороге этот балбес попал в аварию».
Так, устанавливая контакты и проводя организационную работу с населением, партизаны создавали условия для развёртывания партизанского движения в этом обширном регионе Кауки. «Здесь уже работала Компартия и одновременно шёл подбор людей; это позволило после проведения большой подготовительной работы заложить основы того, что потом стало 6-м Фронтом…», – вспоминает «Балин». Отряд вновь разделился на группы и направился к Киндио и Валье, с каждым разом всё больше и больше выходя на контакт с населением. К этому моменту, после почти года перемещений по этой территории, ещё никто не знал о личном присутствии здесь Маруланды. «Мы всё ещё продолжали держать это в тайне. Он фигурировал у нас под именем “товарищ Онориоˮ. Шёл март или апрель 1973 г. Под руководством товарища Мануэля мы проводили политическую кампанию, используя ту же самую историю, т. е. говорили о том, что он находится в Эль Пато. Каждые 8 дней он давал нам ориентировку относительно того, что мы должны делать. Благодаря этому мы могли убеждать народ в том, что Маруланда не мёртв, а жив. Когда мы приходили в какое-нибудь место, то первый вопрос, с которым обращались к нам, был: а действительно ли Маруланда мёртв? На это мы обычно отвечали так: “Единственное, что мы можем сказать Вам абсолютно точно – и поверьте нам, – он не мёртв. Мы были бы полными идиотами, если бы, проводя тут какую-то политику, начали со лжи, говоря с Вами от имени человека, который уже давно мёртв. Поверьте нам, он жив и приказал нам передать Вам, что он скоро придёт и встретится с Вами лично. Вот его письмо, а мы просто, как почтальоны, принесли Вам от него известиеˮ. Вот так мы и работали. И работали, примерно, год, как с населением Толимы, так и в Валье и Кауке. В то время мы жили исключительно за счёт помощи со стороны населения, поскольку в ту эпоху мы и понятия не имели о похищении людей. В то время нашим главным методом была работа с массами. Мы говорили им о том, что нам нужна помощь, а они хорошо поддерживали нас, потому что мы хорошо относились к ним…».
Маруланда обычно оставался в каком-то одном определённом месте, в то время как группы партизан расходились для работы с местным населением. Местонахождение Маруланды знали только члены его отряда. Он сам выбирал себе безопасное место. «Место, где он мог быть уверен в том, что он будет в безопасности, и в то же самое время откуда он мог бы видеть, если кто-нибудь из посторонних приходил в лагерь, и вовремя скрыться. Человек с таким огромным военным опытом, как он, конечно же, знал, как найти подходящее место, поскольку, может быть, какое-то место и покажется на взгляд обычного человека подходящим, но только не для Маруланды. Он всегда спрашивал нас: “«Балин», не видели ли Вы подходящего места?ˮ Я говорил ему, что, мол, да, есть такое. И этой же ночью мы отправлялись в путь…».
Передвижения отряда всегда происходили по ночам. Ночь – это не только время для сна, ночью путь партизан освещается светом луны, их шаги становятся неслышными, темнота ослепляет врага, сидящего в засаде. «С ним всегда было так… Если нам надо было передвигаться по какому-то региону, то мы всегда это делали по ночам, никаких переходов днём. Обычно, из предосторожности, мы останавливались у кромки леса или кустарника. И уже днём он искал себе место для отдыха. Там он и оставался с 5–6 людьми, а мы группами расходились в разные стороны».
Группы партизан должны были возвращаться к определённому времени. Задержка, даже по уважительной причине, не должна была превышать день или два. Собиралось командование отряда для подведения итогов. Маруланда проводил и свой анализ действий, обсуждались все точки зрения, и в итоге окончательное решение принималось с учётом мнений всех. Это была целая система последовательного анализа того опыта, который накапливал отряд, вступая в контакты с местным населением, информации о возможных военных целях и о маршрутах новых переходов в другие районы. Всё, что касалось передвижения отряда, ни в коем случае не пускалось на самотёк.