з по течению, пытаясь найти выход на другой берег, вода доходила нам до колен. Мы спускались вниз по течению, надеясь найти какую-нибудь заводь, а оттуда уже выход на другой берег. И вот мы увидели в этой скале своего рода тропку со ступеньками, и, как оказалось, она-то и вела на тот берег…». Ведомые этой тропинкой, партизаны прошли через скалы, и метров через 30 она вывела их прямо на пастбище, и всё это было проделано, несмотря на то что вокруг был сплошной мрак. «Но всё же я видел, я обязан был видеть», – говорит «Балин».
Маруланда хладнокровно, не скрывая всей серьёзности ситуации, сказал партизанам: «Этой ночью мы предпримем попытку вырваться. Возможно, кого-то из нас убьют, но мы всё равно должны уходить отсюда, иначе мы останемся здесь все…». Был отдан приказ о том, что если возникнет перестрелка, то каждый, кто отобьётся от основной группы, должен будет искать выход самостоятельно, а потом идти к условленному месту. Партизаны выступили в 11 часов ночи. То расстояние, которое днём они обычно проходили минут за 5 или чуть больше, ночью потребовало у них больше часа. Абсолютный давящий мрак, словно огромный камень, висел над головой, густая темнота в зарослях кустарника и лиан, движение на ощупь по едва различимой в темноте тропе, разведанной «Балином» и его товарищем. Затем надо было не упасть с крутого обрыва, войти в реку там, где прошла разведка, и идти дальше по воде вдоль противоположного скалистого берега до того места, где начиналась тропа. Потом ещё надо было разглядеть выход на пастбище.
Партизаны шли колонной, крепко держась за вещмешок впереди идущего, стараясь не сбивать темпа и шага, который задавал самый первый и самый последний, шаг в шаг, связанные, но не верёвкой, не теряя друг друга, мысленно прикидывая расположение встречающегося камня, ствола, зарослей на краю горы, обрубленного кустарника. Перед глазами, словно огромная скала, стояла абсолютная тьма, изматывающий мрак, раздражающий, мстительный, не позволяющий пробиться ни малейшему лучику света в эту тёмную ловушку смерти, которая не позволяла голосу человека разорвать эту тишину. Путь указывала только память разведчиков, по колонне пробегал шёпот, когда впереди идущий передавал что-то товарищу сзади, но шаг, который днём казался столь коротким и лёгким, в темноте становился длинным и трудным. На ощупь, медленно и осторожно партизаны спустились к реке Нуэво Мундо. Течение было довольно спокойным, и отряд Маруланды также колонной вошёл в воду, добрался до противоположного берега, который представлял собой высокую и гладкую скалу, и, двигаясь вдоль неё опять же на ощупь, партизаны вышли к тому месту, где начиналась тропинка со ступенями, а затем так же медленно и осторожно они двинулись дальше к пастбищу. Держа наизготовку винтовки и гранаты, партизаны постарались пройти пастбище как можно быстрее, конечно же, боясь, что в любую минуту они могут быть обнаружены врагом, ведь в ситуациях подобного рода судьба всегда может преподнести сюрприз в виде спотыкания на ровном месте, случайной потери правильного направления, невольного вскрика или шума и т. п. Холод пробирал до костей, как будто кто-то щекотал острием ножа, начинал подниматься туман – верный предвестник наступающего утра. Партизаны всё ещё находились на пастбище, но солдаты, укрывшиеся от холода в палатках и в небольшом домике, который находился здесь, устав за день, спали мёртвым сном, будучи абсолютно уверенными в том, что пройти мимо них абсолютно бесшумно просто невозможно, что партизаны уже точно никуда не денутся. А партизаны тем временем пересекли пастбище и вышли на дорогу; и сразу у всех поднялось настроение, уставшие и больные ощутили огромное желание идти дальше, многие сами вызвались пойти на разведку. Как-то сразу партизаны забыли и об усталости, и о страхе, засевшем внутри, и об отсутствии еды. На дороге они уже не так беспокоились об оставляемых следах, поднялись по небольшому склону, дальше был кустарник. Когда рассвело, они были уже метрах в 150 от дороги. Здесь они немного отдохнули, растерев ноги, чуть пришли в себя, а потом углубились в горы, свой родной дом, направившись к ближайшему ущелью. И только там почувствовали, что озноб окончательно прошёл, дыхание вновь стало нормальным; теперь уже было окончательно ясно, что они сумели выйти из окружения.
Уже будучи в ущелье, партизаны приготовили завтрак, размешав пшеничную муку в воде и добавив туда немного сахара. Затем, уже днём, они неторопливо направились вверх по ущелью, впервые за много дней позволив себе роскошь прислушиваться к шуму проходящей рядом реки. «В 3 часа дня мы поднялись на небольшую гряду, потом спустились вниз и сошли с дороги. Маруланда сказал, уже без всякой тревоги в голосе: “Я думаю, что здесь мы можем заняться приготовлением еды; нас уже никто не преследует, за нами никто не гонится…ˮ». Маруланда сам отправился за дровами, и когда он вернулся, то поделился ими с «Балиным», который с трудом мог передвигаться из-за усталости и сильной боли в позвоночнике, – последствие его ночного падения с обрыва. Еду на всякий случай готовили ночью; вместе с появлением дыма голоса партизан зазвучали уже свободно, наконец-то они могли дать волю смеху, а потом всех охватил короткий беспокойный сон, сопровождаемый кошмарными образами того, что им пришлось пережить совсем недавно. В 5 часов утра партизаны уже снова были на тропе, а в 8 часов, оставив за собой небольшое ущелье, оказались перед новой грядой и вышли к каньону Эль Камбрин, который шёл со стороны Лимона и Риобланко. «Мы знали эту местность сверху, со стороны саванны, а снизу, если идти по дну каньону, мы не знали». Но в саванне партизан наверняка обнаружили бы очень быстро. Вокруг была только саванна, кустарник, каменистые склоны и небольшие ущелья. «И тогда мы пустились на такую хитрость: мы дошли до склона, который вёл в ущелье, а потом вернулись обратно, пятясь назад и уничтожая за собой все следы. В итоге остались только те следы, которые вели к ущелью…», – вспоминает, смеясь, Балин и показывает на ноги.
Партизаны остановились, дожидаясь наступления ночи, чтобы перейти шоссе, а потом опять идти через саванну. Они выступили в дорогу в 2 часа ночи, стараясь не покидать тропу, и закончили переход на небольшой горе, где остановились, для того чтобы заночевать, но перед этим они поднялись чуть выше, где был горелый лес, набрали сухих дров и, будучи людьми опытными, быстро развели огонь, приготовили пшеничную кашу с сахаром и решили, что, пожалуй, и следующий день они проведут здесь. Утром они умылись, вымыли ноги и позавтракали. «Мы были очень измотаны, – вспоминает “Балинˮ, – мы шли 5 дней подряд, не имея возможности ни толком отдохнуть, ни попить, ни поесть из того, что у нас даже было в вещмешках…».
В середине дня, когда партизаны отдыхали, арьергард, который наблюдал за местностью с вершины горной цепи, прислал с одним из бойцов известие: «Товарищи, сюда идёт армия…». Партизаны увидели, что армейский отряд идёт быстро, но не колонной, а цепью, обследуя по пути дорогу, близлежащие дома и т. п.; солдаты искали следы партизан. «И вновь мы шли и шли, пока не добрались до просто замечательных пещер, сухих, удобных, просто зовущих отдохнуть после такого бегства. И мы спросили товарища Маруланду: “Мы ведь здесь остановимся, правда?ˮ И он ответил сразу и без колебаний: “Нет, ребятки, вот здесь-то эти мерзавцы точно перережут нас всех спящимиˮ». Партизаны прошли дальше, через отдельно стоящие скалы с каменистыми осыпями вокруг, и буквально в 4 метрах от пещер они обнаружили живописное маленькое озеро; неподвижная гладь воды отражала кромку гор и облака. Отряд Маруланды двинулся по берегу и вскоре вышел к узкой каменной горловине, через которую вода вытекала из озера. Но партизанам, как людям преследуемым, было не до красот природы, они смотрели на всё окружающее только с одной точки зрения – удобства для ведения боевых действий. Маруланда тоже думал об этом, и он сказал, улыбаясь: «А вот здесь мы и будем их ждать, здесь мы устроим засаду и дадим им как следует… Те, кто сюда придут, все здесь и останутся, оглянуться не успеют. И даже если их будет человек 20 или больше, всё равно, отсюда уже не уйдёт никто…». «Расстояние между нами и армейским отрядом, который нас преследовал, было примерно в полчаса ходьбы, он шёл за нами буквально по пятам. Они очень хотели не упустить нас, не потерять», – уточняет Балин. 6 партизан, включая 3 женщин, прошли чуть дальше и к 7 часам вечера разбили лагерь, уже в сумерках они быстро развели огонь, чтобы приготовить пищу. Спустя 2 часа сюда прибыли проголодавшиеся партизаны, которые сидели в засаде, и сказали: «Они не пришли». Маруланда уверенно сказал, словно читая мысли врага: «Ничего, ребята, подождём их завтра. Никуда они не денутся». Эту ночь партизаны провели в тревожном сне, будучи готовы к любым непредвиденным обстоятельствам, зная о том, что следующим утром надо рано вставать и опять идти ждать в засаде. С распухшими от долгой ходьбы ногами, с желудком, ноющим от голода и жажды, с глазами, красными от недосыпания, партизаны спали. В 4 часа утра 12 человек отправились к месту засады, а остальные медленно продолжили путь дальше. Примерно час спустя эти 12 догнали основной отряд и сказали: «Когда мы подходили к месту засады, там уже были солдаты, они шли колонной и вполне могли застать нас всех в том месте, где мы ночевали. Если бы мы тогда остановились в пещерах, то они взяли бы нас тёпленькими». Это была группа разведки, которая шла по следу, что называется, не отрывая носа от тропы, они были обучены идти по следу и выдерживать бешеный ритм преследования, готовые не расслабляться ни на минуту, для того чтобы настичь тех, кто шёл чуть впереди них. Это была так называемая «группа уничтожения», если завязывался бой, то им сразу на вертолётах перебрасывалось подкрепление, и тогда они всеми силами обрушивались на противника, словно стая голодных птиц.
«Они, конечно же, останавливались в тех пещерах. Ну, это и понятно, их-то ведь никто не преследовал. А вот если бы мы остановились там, то они вполне могли бы взять нас всех спящими. В 5 часов утра они покинули пещеры и добрались до того места, где мы предполагали устроить засаду. Ну, и потом они продолжили преследование» – рассказывает Фернандо.