ы уж сами…», – вспоминает «Балин». Так на ходу они распрощались со стариком и его глухотой, движением его тонких губ и преследованием армии…
После успешного выхода из окружения Маруланда занялся анализом и описанием того, что имело место в ходе проведения «Операции Сонора», как в политическом, так и в военном аспектах: «Проведение “Операции Сонораˮ вызвало концентрацию больших сил армии. Было много сражений, главной целью которых было заставить нас идти туда, где нас ждала армия, но мы каждый раз уходили в другом направлении и давали бой в другом месте; тогда нас атаковали с помощью миномётов, нас обстреливали с вертолётов. Им удалось взять нас в плотное кольцо, причём на местности, благоприятной для них и неблагоприятной для нас, это была смертельная ловушка, выход из которой, казалось, мог быть только один – на небо, настоящая мышеловка.
В окружении мы находились 15 дней, время, более чем достаточное для проведения операции по нашему уничтожению. Мы предоставили армии достаточно много времени для мобилизации своих сил, поскольку у нас оказалась неверная информация. Следовательно, военные не смогли правильно распорядиться тем временем, которое было у них; тем временем, которое мы им предоставили, поскольку они самонадеянно строили свои планы на том, что мы не сможем вырваться и они всё равно уничтожат нас. 15 дней мы играли с ними в кошки-мышки – то они шли за нами по пятам, то мы – за ними. “Операция Сонораˮ представляла собой создание огромного загона на относительно небольшой территории, очень сложной для нас в плане возможности передвижения. Необходимо напомнить также и о том, что мы оказались зажатыми в скалах, как в коридоре, который вёл к высокогорью, а там нас уже ждали. С 6 часов утра и до 6 часов вечера над этой территорией постоянно летали вертолёты. Они прилетали с рассветом и улетали уже тогда, когда темнело. Бомбардировке подвергался любой бугор, если предполагалось, что мы можем быть там. Кроме бомбардировок, с вертолётов вёлся интенсивный пулемётный огонь.
После выхода из первого кольца окружения мы оказались во втором, на этот раз на местности которая была более благоприятной для нас, поскольку там было больше возможности для манёвра. Первое кольцо окружения мы преодолели в 2 часа ночи, прошли примерно километр, отдохнули и на следующий день продолжили переход. Внезапно они появились у нас за спиной, но когда они начали загонять нас в другую ловушку, мы раньше их оказались в том месте, где они планировали нас окружить. Мы не дали им времени замкнуть кольцо. Можно сказать, что почти сразу после выхода из первого окружения мы угодили во второе. Они стали спешно перебрасывать подкрепления, но мы не дали им для этого времени, мы уже ушли из этого района. Можно сказать, что мы не дали им времени для окружения нас с флангов. На этот раз мы правильно использовали имевшееся в нашем распоряжении время, теперь мы уже могли более основательно планировать маршрут нашего передвижения.
Итак, нам снова удалось избежать плотного окружения, и мы вышли на территорию более обширную и более для нас благоприятную, на территорию департамента Ва-лье, оставив позади Толиму. И вот уже на этой территории армия попыталась провести ещё одну операцию по окружению. Когда они поняли, что мы идём к Валье, они начали дробить свои силы. Но это означало, что армия была вынуждена на ходу менять свой стратегический план. И уже это было нашей большой победой, теперь время работало на нас, т. е. мы действовали по своему собственному, а не их, плану. И вновь с помощью вертолётов началась интенсивная переброска войск, мы слышали, как они летали, и мы понимали, что они перебрасывают войска, для того чтобы перекрыть нам все возможные пути отхода. Армия продолжала энергично преследовать нас, и мы решили, что в настоящий момент у нас нет ни сил, ни средств, для того чтобы вступать с ними в прямое столкновение. К тому же и местность была для нас неблагоприятной, в том смысле, что мы её абсолютно не знали. Если бы мы вступили в бой, мы, безусловно, проиграли бы. Потому-то они так и старались обнаружить нас.
И тогда мы решили прервать всякий контакт с противником, пропасть с их глаз, чтобы они сбились с ног, разыскивая нас, чтобы заставить их вновь изменить свои планы, чтобы в этих поисках произошло нарушение связи между их подразделениями, чтобы они остались без противника. Мы стали скрытно перемещаться и делали это до тех пор, пока не оказались в более населённой местности, и мы выиграли в этом, поскольку спровоцировали их на то, чтобы они втягивались в населённую зону. Они полагали, что здесь-то им будет легче нас обнаружить, а мы в это время быстро уходили в другой район, а пока они искали нас в посёлках, они теряли оперативность, мы для них опять исчезали. Вот так мы их и обманывали. Наша хитрость заключалась в том, чтобы создать у них впечатление, что мы прячемся в деревне, но мы входили в деревню и тут же с другой стороны покидали её. Вот, например, они вошли в деревню Ла Ортига, т. е. вроде бы всё проделали оперативно, но в итоге эту оперативность и потеряли, поскольку угробили там уйму времени, а врага так и не нашли. Наша идея – и она была успешно реализована – заключалась в том, что кто-нибудь из наших громогласно заявлял в деревне о том, что мы сейчас уходим в горы, а потом мы быстро уходили в другом направлении, что и сбивало армию со следа. Вот таким образом нам и удавалось добиваться ликвидации всех контактов с армией.
Честно говоря, в памяти не отложился какой-то один наиболее трудный момент того похода, трудными были все, начиная с того момента, как из-за неточной информации мы спустились в ущелье Ла Сонора, и до того момента, когда нам удалось оттуда выбраться. Все 15 дней окружения были очень трудными, поскольку никто не знал, в какой из засад нам суждено погибнуть. На войне смерть может настигнуть любого и в любой момент. Никто не может предугадать, когда он погибнет: при выходе ли из окружения или когда он окажется в новом. С того самого момента, когда выяснилась наша ошибка, ситуация гораздо усложнилась, стала более опасной. Пришлось думать и действовать в том направлении, которое задавал враг. В Ла Соноре стычки с армией происходили каждый день, то с одной стороны, то с другой, за нами шли буквально по пятам; там всё было сложно и трудно до тех пор, пока мы не преодолели первое, затем второе, а потом и третье кольцо окружения. Но потом всё тоже было сложно и трудно, поскольку они наседали сзади, преследовали с целью ни в коем случае не допустить, чтобы мы остановились и хоть немного восстановили свои силы, чтобы погода стерла наши следы с тропы. Но потом, когда мы вышли на более равнинную местность, инициатива стала переходить к нам, время стало работать на нас, поскольку ту местность, которая была впереди, мы уже знали.
Непосредственно в самом ущелье Ла Сонора мы провели как минимум 10 сражений. Да, точно 10, все – короткие, от 5 до 7 минут. Затягивать их не было смысла. И во всех этих сражениях нам удавалось наносить противнику потери, и я считаю это нашей большой победой. Конечно, и у нас были убитые и раненые, но для нас ситуация была более сложной.
Мы старались в каждый момент давать нашим бойцам точные инструкции, поднимать их моральный дух, стремились не попадать на глаза врагу, соответствующим образом маскироваться, хранить полное молчание, подавлять в себе страх, вступать в бой очень осмотрительно, не тратить зря боеприпасы, создавать хорошо оборудованные укрытия и ждать там врага, чтобы нанести ему потери и одновременно не позволить нанести потери нам. Нам часто приходилось завтракать в обед, поскольку приготовление еды было связано с большими сложностями. Конечно, партизаны обязательно носили с собой сахар, какие-нибудь сладости, немного мяса, это нас очень спасало. Но мы были вынуждены строго контролировать количество еды, которую мы несли с собой. Дело дошло до того, что во время одного из наших поспешных отступлений мы приказали всем выбросить что-нибудь из еды, для того чтобы облегчить вес вещмешков.
Есть только одна причина, которая может объяснить такие потери армии. Обычно они являлись для нас мишенями, а мы для них – нет, поскольку мы всегда скрывались среди камней, в кустарнике, складках местности, расщелинах гор. Поэтому мы обнаруживали их присутствие, ведь перемещение крупных сил невозможно скрыть, а мы их ждали. А когда мы начинали уходить в другом направлении, то они не могли сразу обнаружить наше отступление и продолжали искать в том же месте. А мы в это время поджидали их в другом месте, мы одерживали победы даже на той местности, которая, как казалось, была благоприятной для них, и всё потому, что они были вынуждены слишком распылять свои силы. Вот это и являлось их главной ошибкой. Ведь это они были преследователями. А раз они вели преследование, то они обязаны были подумать о возможных потерях…». Преследование не всегда является неожиданностью, в ходе преследования вполне возможно зримо представлять маршрут передвижения врага. Неожиданностью является ожидание. Именно в засаде обнаруживается передвижение того, кто ведёт преследование. В поведении преследуемого и преследователя есть своя логика. Преследуемый выжидает, для того чтобы защитить свою жизнь, а потом он убегает с этой же целью. Преследователем овладевает охотничий азарт, он стремится убить преследуемого. Тогда преследуемый снова ждёт, чтобы нанести потери преследователю. Вот тогда пыл преследователя несколько остывает.
«Что касается того эксперимента, который был проведён в ходе перехода к Центральной Кордильере, то я полагаю, что он раскрывает загадку и причину неудач всех наших предшествующих попыток. Среди прочего, это недисциплинированность при переходах, недисциплинированность в местах отдыха и ночёвок, недисциплинированность в отношениях с гражданским населением – всё это и оборачивалось многими неудачами, а они, в свою очередь, вели к потере ценных кадров и оружия. С чего всё начиналось? С того, что в походном лагере появлялись какие-то приглашённые в гости, мужчины и женщины из числа местного населения, а вместе с ними появлялась и бутылка водки, потом в ходе застолья часто невольно выбалтывалось то, что вот, мол, завтра мы идём туда-то, что в таком-то часу будем готовить еду, одним словом, язык за зубами не держали. И вот этот-то либерализм и обошёлся нам провалом трёх попыток вернуться к Центральной Кордильере. Эту мысль я могу пояснить более ясно: дело было не в армии, не в массах, причины наших неудач крылись в нашем же поведении при реализации тех планов, тех задач, которые должны были осуществляться в районе Центральной Кордильеры.