[19].
После разгрома и рассеяния его семейного партизанского отряда он уходит на юг Толимы в поисках Лоайсов, своих родственников, дабы присоединиться к отряду, которым командовал старик Херардо Лоайса. Партизанский опыт последнего серьёзно повлиял на перемены в образе мыслей Маруланды. Бальтасар, партизан-коммунист из Дависа, который знал Маруланду именно с этих пор, рассказывает о том времени так: «Я знал его примерно с 1950 по 1955 г., поскольку на юге Толимы в то время возникло два партизанских отряда. Тот отряд, с которым он был связан в начале, возглавляли его родственники, старик Лоайса, его дядя, и его двоюродные братья. И был отряд, возглавляемый коммунистами, который базировался ближе к северной границе департамента. Где-то к концу 1949 г. Маруланда решил отойти от движения, возглавляемого своими родственниками. Он создал свой отряд из числа тех, кто пошёл за ним, с его заместителем Басилио, который позже стал обыкновенным бандитом. Отличительной чертой этого отряда было то, что они, в отличие от других, не сидели на одном месте, а были очень подвижны, очень мобильны. Этот отряд насчитывал около 30 человек, и он прочно закрепился в районе Гаитании. Эта территория полностью контролировалась ими, и они встретили очень тёплый приём со стороны местного населения, поскольку они с самого начала стремились установить самые дружественные, братские и доверительные отношения с местными крестьянами. Мы, коммунисты, довольно быстро установили с ними контакт, и после этого он стал постоянным, как и обмен информацией и взаимные консультации. И опять-таки, в отличие от других, они ничего не делали против гражданского населения, наоборот, они, как могли, защищали крестьян.
Мануэлю, сохраняя дружеские отношения с партизанским отрядом своих родственников, удалось также наладить хороший контакт с Хакобо Приасом Алапе, который тоже стал партизаном после событий 9 апреля 1948 г., с Элисео Веласкесом и другими отрядами из Льяносов. Хакобо Приас Алапе охотно поддержал эксперимент Маруланды и в ходе частых дружеских бесед поведал ему многое из своих приключений. Огромный опыт отрядов из Льяносов, которые опирались на постоянную помощь гражданского населения и были, по сути дела, вооружённой рукой народа, народа в подлинном смысле этого слова, сыграл немалую роль в становлении партизанской организации Маруланды. Мануэль, как человек очень умный, прирождённый военный руководитель, схватывал всё на лету и тут же внедрял это в практику своего отряда.
И именно это в итоге и привело его к отходу от Лоайсов. Всё же они были вооружённой группой слишком сектантской, слишком замкнутой. Я бы сказал, что в своей деятельности они во многом воспроизводили, практически без изменения, стратегию и тактику времён Тысячедневной войны, что, безусловно, являлось следствием незавершённости той войны между консерваторами и либералами. Это было своего рода продолжение ситуации именно того времени, когда разные отряды воевали, по сути дела, против всех и вся, а если и были вынуждены покинуть какую-то местность, то уничтожали всё, что там было. Для Лоайсов, например, ничего не стоило совершить точно такое же преступление, которое совершала полиция, именовавшаяся нами “грифамиˮ. Вся разница между “грифамиˮ и ними заключалась только в том, что первые состояли на службе правительства, а вторые выступали против него, а в остальном они были совершенно одинаковы. Убивали, грабили, творили насилие, одним словом, совершали все те же преступления, что и их враги. Оказаться врагом что тех, что других было одинаково ужасно.
Чем дальше, тем больше Маруланде всё это переставало нравиться. И тогда он, не ссорясь, не ругаясь, не враждуя со своими родственниками, создал свой отдельный, независимый от них отряд, выстроил самостоятельную экономическую базу и стал действовать автономно. Отдельный отряд, который уже не имел связи с ними, но ещё не имел связи с нами. Все мы находились на одной территории, и, по сути дела, получалось так, что боролись за влияние над одним и тем же населением. То есть ситуация складывалась довольно интересная. Сначала мы объединились с движением Лоайсов в Эль Дависе, и поэтому Мануэль сторонился нас, а потому первое заседание Объединённого штаба прошло без его участия. В это время он находился южнее, в районе Гаитании, юга Аты, Планадас и частично департамента Уила. Он установил свой контроль на стыке границ департаментов Толима, Уила и Каука. Получилась довольно обширная территория.
Его люди столкнулись с нашими, когда мы проводили одну из своих операций. Мы проводили рейд далеко на юг, как раз в поиске путей выхода к Кауке, Валье и Уиле, и вот тут-то и произошла встреча с группой вооружённых людей, и стало ясно, что это какие-то неизвестные нам партизаны. Они встретили нас с недоверием, даже с враждебностью. Потом появился Мануэль и сел поговорить с командиром нашего отряда из Эль Дависа. Он сказал ему так: “Хватит меня преследовать, я тоже революционер и партизан. Мне кажется, что Вы преследуете меня. Но я никогда не отдавал и не отдам приказа стрелять в Вас. Я не хочу ни убивать Вас, ни закрывать Вам проход через мою территорию. Но и Вы должны ничего не предпринимать против меня, должны с уважением относиться к моим людям. И вообще, я хотел бы встретиться с Вашими руководителями. Мне нравится, как действуете Вы, но не нравится то, что делают те, другие. Поэтому я и ушёл от них. Но я не собираюсь всё время отсиживаться здесь в одиночестве, я хочу принять участие в более широком движении. В общем, так, в любой день, в любой час я жду Ваших руководителей в моём лагере…ˮ. Однако так получилось, что между этим разговором и встречей прошло довольно много времени, примерно 6 месяцев. Как раз в то время мы сформировали отряд, который располагался очень близко к той зоне, где находился Мануэль. Так, в районе Сан Мигеля появился наш отряд, который позже мы стали называть отрядом из Укрании. В этом районе находился источник солёной воды, и там индейцы обычно добывали соль. Поскольку у нас были проблемы с солью, а также для того, чтобы наладить собственное производство соли, мы и решили взять район Сан Мигель под свой контроль. Он был небольшим по территории. Там мы создали отряд под руководством двух командиров, Кардена-ля и Ричарда. Ко времени первой встречи с Мануэлем этот отряд насчитывал более 100 вооружённых людей и имел большое влияние на местное население. Мы запланировали ряд операций, для которых, собственно, и создавался этот отряд. Но в это же самое время назревала грандиозная военная операция правительственных войск, и потому была крайне необходима готовность всех движений самообороны к отражению этого наступления. Для этого мы и направили специальную делегацию из Эль Дависа к отряду из Укрании, с тем чтобы потом через него вступить в контакт с отрядом Мануэля. Во главе делегации были я, Олимпо и “Качапалоˮ; Сиро Трухильо был командиром отряда в Ла Эстрелья, местечке, располагавшемся между Эль Дависом и Укранией. Мы прибыли в Ла Эстрелью, чтобы взять с собой Сиро, который тоже входил в состав нашей делегации. В качестве политических командиров нас было трое, а военными командирами были Гратиниано Роча, Ричард, “Аве Неграˮ и Сиро. Мы написали Мануэлю письмо, где сказали, что так, мол, и так, в такой-то день и такой-то час он приглашается вместе со своим отрядом на встречу. Пришло человек 40. Была даже организована своего рода торжественная церемония. Ричард отдал приказ, чтобы их встретили со всеми положенными воинскими и политическими почестями, которых они вполне заслуживали, со всем уважением, поскольку это были наши друзья, с которыми у нас были общие взгляды, и соратники по борьбе.
Был приготовлен торжественный обед, и все сразу договорились о том, что всё время переговоров все будут без оружия. Караульная служба на время проведения встречи была поручена местному отряду. На следующий день мы начали переговоры с Мануэлем и его людьми. В ходе долгого разговора прояснились все вопросы, и, в частности, Мануэль рассказал нам о том, почему он и его отряд чувствуют себя ущемлёнными в отношениях с нами. Мануэль объяснил, что в последнее время он сталкивался с фактами враждебного отношения и даже преследования его отряда людьми Лоайсов. Он также рассказал, чту отдаляет его от Лоайсов и чту сближает с нами. Но вместе с тем он сказал и о различиях между нами: “Вот это я не разделяю с Лоайсами, а это я разделяю с Вами, но и не все Ваши методы мне нравятся, однако я вижу, что их можно улучшитьˮ. Он подверг критике всё, включая и наши политические планы по работе с населением, и поделился своим опытом в этой области. Он разъяснил нам, как он это видит. Мануэль также подверг серьёзной критике наши военные методы, видя в них много неверного. “Ваши принципы управления подразделениями очень напоминают армейские, они буквально скопированы с них. Это можно и нужно совершенствовать. Мы должны создать свои собственные принципы ведения войны, свою собственную дисциплину, но дисциплину более сознательную, более идейную, не слепую, не тюремную, как в армии. Там, например, если кто-то совершит какую-то ошибку, то тут же тащат колодки или бросают в тюрьму, наказывают морально или физическиˮ. Я думаю, что в его анализе наших методов было много правильного. И потому, после этой встречи мы внесли серьёзные коррективы в нашу работу по укреплению внутренней дисциплины…».
Мануэль и Бальтасар были одного возраста, в то время им было по 20 лет. Они даже стали вместе спать на одном лежаке. Но ночью они не столько спали, сколько продолжали вести разговор о своём партизанском опыте и идеях. «Мануэль был человеком необычайной жизнерадостности и тонкого юмора. Он почти сразу вызывал чувство симпатии у собеседника. Он умел очень хорошо говорить. Собственно говоря, уже в то время было ясно, что он достигнет очень многого. Как-то в ходе одной дискуссии он сказал: “Оставьте мне мой отряд, я буду действовать самостоятельно. У меня есть там кое-какие внутренние проблемы, но я их прекра