Здравый смысл ругался на то, что позволил Максиму заставить себя усомниться. Что на какой-то пусть и краткий миг захотел поступить так, как он сказал. Больше всего прилетело за то, что нагрузился, занял руки. Реши кто на меня напасть и…
Будто ночную улицу и впрямь заселили романтики с большой дороги. Страх жадно потирал ручонки, надеясь поживиться. Ждал, когда вздрогну от неожиданного звука, хруста снега под чужим сапогом, сиплого дыхания киборгов с дешёвыми имплантами…
И вот тогда он пустит свои холодные пальцы мне в разум.
Услышать удалось только писк. Страх, мечтавший обратиться беспробудным ужасом, погрустнел. Не сегодня. Я же клялся, что ни вчера, ни сегодня, никогда не поддамся его склизким посулам.
Писк стал обиженней и требовательней, когда пошёл на него. Картонная коробка, припорошённая снегом. Днище успело отсыреть и промокнуть напрочь. Клетчатая подстилка пледа давала лишь иллюзию тепла, не больше.
Котёнок.
Чёрный, маленький, в больших зелёных глазах океан отчаяния. Замёрз и голоден. Сколько он тут просидел? Есть же люди… Скоты!
Он мяукнул вновь, когда решил пройти мимо. Словно у меня и без того мало проблем. Требовательно, жалостливо, будто сама совесть вопрошал, неужели посмею бросить, пройти мимо?
Разрыв бухнул, осыпал горячей, обжигающей землёй. Осколки жалили всюду: шея, руки, под пробитый насквозь бронежилет. Болью в груди сдавило так, что не мог кричать. Подкошенный рухнул, покатился по склону. Рядом шмякнулся окровавленный голый кусок мяса – с тех, кому не повезло оказаться ближе волной сорвало одежду, покромсало в фарш.
Метался в бреду, жар кусал щёки и лоб. И лишь иногда открывал глаза, чтобы увидеть своих. Проходили мимо, не обращали внимание на стоны. Теперь уж и не понять, правда или привиделось?
Разрыв…
Вздрогнул, приходя в себя. Не было никакого разрыва, лишь шаги за спиной. Лёгкие, либо ребёнок, либо женщина. Хрустел под ногами свежий снег.
– Тоже услышали?
Женщина. Ещё молода, но на лице проявлялись следы увядания. Сердобольная, если судить по голосу. И наверняка бестолковая, если по действиям.
Узнал её, соседка Ирина с этажа выше. Ярая кошатница.
– Я с утра шла, он плакал. Вот с работы иду. Думала, может, кто подберёт…
– Хотите взять?
– Куда мне? В квартире и так не протолкнуться.
– Так что же, пусть замерзает? – не знаю, чего больше было в моём вопросе: возмущения или пренебрежения её выбором? Потом вспомнил, кошатница. Но любила исключительно породистых. И не мне её судить, не сам ли собирался пройти мимо?
Нагнулся, сгрёб малыша в охапку, тот оказался ручной. Маленькие лапки растопырились когтями, держался за меня, словно боялся упустить.
Когда-то мать говорила, что не мы выбираем котов, они выбирают нас. Пусть так. Кошатница молча смотрела удаляющемуся мне вслед, словно забыла куда шла.
Злобой мегеры можно было порождать орков. Надеялся проскочить мимо неё незаметным, но от острого взгляда блюстительницы порядка просто так не уйти.
Казалось, она готова встать грудью на защиту родного подъезда. А я как минимум приволок в дом заразу мирового масштаба.
– Не пущу! – визжала, широко расставив руки. Вжались в стену две школьницы, идущие с занятий, невольные свидетельницы противостояния. – Заразу приволок! Поиграется и бросит, а он потом тут ссать-срать будет, убирать кому? Не пущу, волоки где взял!
Её несло. Вспомнилось про турботопливо для патриотов, о котором говорил Максиму: кажется, для неё я именно оно. И не так важно, что у меня в руках.
– Наркоман, убивец, насильник! Девку домой силой затащил и насильничает, а теперь ещё и это?
Она совершила глупость: переступила с ноги на ногу, качнулась влево. Подхватив пакет, не терял времени даром, юркнул в прогал. Старуха извернулась, попыталась вцепиться в меня.
И поскользнулась, грохнулась пятой точкой об пол, подняла ушираздирающий вой. Подумать только, как подобные ей успевают горько зарыдать, мгновения не проходит.
– Толкнул! Убил! Изувечил, ирод!
Не слушал её причитаний, мчался по ступенькам. Не зря: лифт, в мерзкой своей привычке урчал в районе последнего девятого этажа. Как будто весь дом только на нём и жил.
Отряхнулся от снега, посмотрел на найдёныша. Котёнок, жмуря глаза, отогревался. Урчал, словно паровоз, прильнув к животу. Интересно, что скажет Оксанка?
Вопрос о том, с каких пор меня заботит то, что скажет полузнакомая девчонка ушёл столь же быстро, как и пришёл. Ключ юркнул в замочную скважину, дверь открылась.
Пакет со снедью опустил на пол, даже бутыль молока не выпала. С кухни заманчиво пахло давно забытым лакомством. Сколько лет уже не ел сырников?
Оксанка вышла навстречу румяная, запыхавшаяся, раздухарённая. Фартук поверх халата был ей очень кстати.
– А я тут… вот… творог нашла в холодильнике почти пропавший и… – незнамо зачем принялась оправдываться передо мной. Ойкнула, заметив чёрное чудо в моей ладони.
Котёнок быстро перекочевал в её руки, потянулся к девчонке, словно чуял идущую от неё тепло и доброту.
– Откуда?
– Откуда и все, – ответил, скидывая куртку, закидывая шапку на верхнюю полку. – Большая ли разница?
Здравый смысл взялся за меня с новой силой. Вопрошал, с каких это пор мы такие жалостливые, что одного воспоминания достаточно для глупости? Мало ответственности нахватал, приютив полунезнакомку, полудочь, ещё захотелось?
Я прикидывал в уме: кошачий корм, лежак, лоток, когтеточка… Что ещё? Прививки, стерилизация…
– Девочка, – проговорила Оксана. И почему девушек в первую очередь заботят подобные вещи? – Кошечка.
Как будто в самом деле была разница. Разве что для имени. Как звать? Мозг перебирал Мурок, Тусек, Мусек, все казались однотипными.
– Тучка, – предложила Оксанка.
– Почему?
– Чёрная, грозовая… – попыталась объяснить свою логику Оксанка. С кухни понесло горелым, девчонка спохватилась, пулей метнулась к плите.
Только сейчас заметил, что нет домашних штанов. Выудил из ящика летние шорты, быстро впрыгнул в них. Не щеголять же перед ней в семейниках?
Поспешил за ней следом. Крайняя партия сырников пригорела. Оксанка расстроилась, как самой большой потере в жизни, утешать не спешил.
Новоявленная Тучка приходила в себя. Чуть отогревшись, шныряла по кухне, смешно тыркалась мордочкой по углам.
– Её бы помыть. Мало ли чего…
– Я пас, – повержено поднял руки, покачал головой. Довольно с меня на сегодня приключений. Помнил, как однажды пытались с другом помыть его кота, кончилось расцарапанными лицами. Повторять горький опыт не хотелось.
Оксана кивнула, приняв новую долю обязанностей на себя. Я же отрезал свежекупленного хлеба. Поискал среди посуды миску, нашлась одна с отколотым краем. Надеюсь, что Тучка будет не в обиде.
Пока меня не было девчонка славно поработала: квартира если не засияла, то определённо стала чище. В углу под раковиной ждал своего часа мусорный пакет, сиротливо ютились веник и совок. В самом верху пыльным сердцем этого дома лежал переполненный пылесборный мешок. А девка-то времени зря не теряла, успела пропылесосить!
Захотелось похвалить, но она копошилась в ванной. Гремел алюминиевый таз, шумела вода, девичий голос приговаривал нежные глупости. С минуты на минуту ждал обиженного в лучших чувствах мяуканья, но Тучка оказалась истинной леди. Умной и терпеливой.
Сырники вышли сытными и отменными. Все есть не стал, хоть и хотелось. Сама-то она поесть успела?
У большого раскладывающегося в кровать кресла притулилась её сумка. Обиженно торчал картонный уголок учебника. Сегодня даже не бралась за учёбу, выполняла взятую на себя часть уговора.
Внутри просыпалось незнакомое чувство. Как будто бы впервые за долгие годы был рад и доволен.
Без спроса зашёл в выделенную ей комнату. Повсюду чувствовалась девичья рука: освобождённый от мусора, готовый к работе стол, заправленная кровать. Уложенные в рядок подушки, чистые наволочки. Только сейчас услышал шум – прлучившая программу стиралка неспешно пережёвывала постельное бельё.
Хозяйка, хоть сейчас замуж выдавай…
Поперхнулся от собственных мыслей, всего-то пара секунд размышлений, а как далеко умудрился зайти.
Тучка важно вышагала из ванной с гордо поднятой головой. Изящный длинный хвост трубой, шелковистая шерсть. Не пройдёт и полгода, как обратится в настоящую красавицу.
Взял бы её при других обстоятельствах? Я не знал. Глядел на Оксанку, Она оживилась от нашей гостьи, словно почувствовала себя по-настоящему дома.
А может, кошка и будет тем самым мостиком, что поможет наладить меж нами отношения? Как знать…
Ужинали, боясь смотреть друг дружке в глаза. Оксана доедала оставшиеся сырники, меня интересовал выпуск новостей. Почему-то казалось, что о случившемся утром обязательно должны рассказать.
Гадал, как окрестили бы этот акт? Терроризмом? Вопиющим криминалитетом? Сарказм хмыкал, подсказывая, что при нынешних законах низведут до простого хулиганства.
Но ничего не было. Словно «Айм-Мит» и не пытались устроить кровавую бойню в разборках с местной преступностью. Почему-то испугался, что если и покажут, то в новостях непременно засветится моё лицо. То-то мегере радость будет…
Ангина, свирепствовавшая в землях мирной Европы обрела приставку супер. Оксана оторвалась от еды, смотрела, разинув рот. Ей повезло пока не видеть ни одной эпидемии. Репортёр сообщал о первых жертвах. Незначительных, всего с десяток человек. За новостным дайджестом бежала программа обсуждений: человек, представлявшийся то ли учёным, то ли врачом отчаянно боролся с бюрократической гидрой напротив. Толстомордые разодетые с иголочки эксперты смеялись: – Суперангина? Что это?
Верить им, так никакой угрозы нет, всего лишь очередная раздутая зараза. Слон из мухи, а на выходе гора разродится мышью. Из года в год истерия повторялась, грозя то хорьковым гриппом, то нони-вирусом, но оказывалась пшиком.