Медики меня не любили. Мало кто из их братии питал тёплые чувства к раненым, словно мы нарочно лезли на пули, натыкались на растяжки, рвались на минах. Однажды поработал у них на подхвате, стал лучше их понимать.
Есть ад сражений. Да только госпитальная преисподняя ничуть не прохладней. И мы в ней бесы…
Встал, когда на кухне включился свет. Шесть утра, не думал, что просижу так долго. Будто снова оказался в симуляции, время проскочило мимо носа.
Оксана зевала, держа Тучку на руках. Юная котейка игриво жмурилась, над тишиной витало тихое довольное урчание.
– А… ты почему не на работе? – она как будто удивилась.
– Всегда встаёшь так рано? – перебил её вопрос своим. Девчонка пожала плечами, словно вопрошая, что в этом такого необычного? Я вздохнул: – Звонили с работы, сказали, нет света, а потому выдали оплачиваемый выходной. Что думаешь, если проведём его с толком?
– Это как?
– Как придумаем…
Магазины открывались с восьми. Мы неспешно позавтракали. Пачки яиц и остатков молока как раз хватило на омлет. Добавил в стряпню мелко нарезанное крошево из сосиски, оставшуюся «жопку» пожертвовал кошке.
Та понюхала, есть не стала. Ишь какая привереда! Повезло не наткнуться на мегеру. Куда это она отлучилась? Дядя Юра, встретившийся на улице, заверил, что взяла больничный. Увидев Оксанку, ничего не сказал и не спросил, умел не лезть не в своё дело.
– Ты, Лёшка, гляжу, в гору идёшь! – дядя Юра ещё только отпирал каморку, собираясь принять смену. Я удивлённо заморгал.
– С чего это вы взяли?
– Ну как же? Пополудню, как зарядку начал на балконе делать, гляжу, машину твою привезли. С эскортом, на эвакуаторе! Я, пострел, где только не бывал: и в чуме, и на войне, а до сего дня не встречал, токмо наоборот. В начальники метишь, аль натворил чего?
– Вляпался чутка, дядь Юр. В неприятности. Но на работе не отразится.
– А работа-то сама как? Нравится? На передок пойти не тянет?
Да уж то, что мне досталось в работу похлеще любого передка выйдет. Да разве ж оно словами старику объяснишь?
– Нормально всё.
– Ты это, на выходных-то зайдёшь? Как собирался? Ты ж про Французскую поговорить хотел. Да и меня самого что-то на воспоминания потянуло…
Оксана стояла, вцепившись мне в плечо, робко молчала.
– Посмотрим, как время будет. Выходные они не резиновые.
– Ну а то я не знаю! – он сердито зашевелил усами, нахмурил брови и взялся за работу. Мешать ему не стали.
Торговый центр перед нами лоснился роскошью, манил взгляд красочной инфо-рекламой. Голографические актёры разыгрывали представление: то дрались за последнюю банку Zanitsu, то устраивали челлендж чей шоколад вкуснее.
Оксанка смотрела во все глаза, словно надеясь насмотреться впрок. Прекрасно её понимал. Откуда она там родом, из какого-то захолустья? Точно такие же чувства испытывал сам, когда проездом на очередной контракт заглянул в Москву.
Город-победа, город-мечта, второе место по красоте, третье по привлекательности для туристов. Уступал разве что Санкт-Петербургу. Сам мечтал в нём побывать, да как-то не доходили руки.
Великанск, дай бог, болтался месте на двадцатом, и всё же был получше многих.
Оккупировали с ней магазины постельного белья, ей нравилось всё и сразу. Глаза разбегались от богатого выбора, а потом она грустнела, едва взгляд касался цен.
Как и мой кошелёк. Хотелось бы мне отслюнявить пару купюр покрепче и не глядя, и я даже мог. Если с завтрашнего дня научусь питаться воздухом.
У фудкортов пахло сыто и сладко, в глазах рябило от красоты кондитерских изделий. Продавцы как будто соревновались, кто из них сумеет отрезать кусок поменьше остальных и продать по более баснословной цене?
Обошлись парой недорогих бургеров, эти как будто не изменились с самого моего детства ни по вкусу, ни по стоимости.
Какой-то доходяга пристал к нам грязный, оборванный, всклоченный. Из кривозубого рта несло гнилью, а парень строил из себя крутого красавчика, клеился к Оксане и не желал уходить. Помог ему в этом начинании.
– У тебя одежда-то есть? – спросил, когда проходили мимо магазина одежды, пестревшего всеми цветами. Девчонка задумчиво закатила глаза, перечисляя разве что не по пальцам.
Куртка, брюки, домашний халат, сорочка, пара белья… Густо краснела, будто стеснялась своей бедности. Да уж, нелегко ей пришлось при матери.
В выборе она оказалась практична: вместо красивой цветастой салатовой ветровки выбрала бежевое недорогое пальто. В комплекте с ним шёл вязаный капюшон, вот и шапка не нужна.
– А поступать когда будешь? Что за институт-то?
– Орлова-Кадочникова, – ответила, словно всю жизнь готовилась к этому вопросу.
– А они что же прямо вот так, посреди семестра принимают?
– Я в школе когда училась, IT-направление выбрала. А потом на дизайнерские курсы ходила. Они так-то платные, но меня учительница как любимую ученицу за так. Мать денег не давала, говорила, что это ерунда и безделье.
– Ну а как это посреди учебного года в студенческий корабль запрыгнуть поможет? – недоумённо спросил, как будто все вокруг меня решили играть в словесные поддавки и не говорить главного.
Оксанка повела плечами, убирая волосы с пухлых щёчек.
– В последнем классе нам программу их первого курса преподавали. С возможным заочным поступлением.
– А приехала почему так поздно? Да и почему в Великанск? Знаешь, в скольких городах подобные учебные заведения есть?
– Ну я же говорила, тебя искала. Потом у бабы Тони пожила, ты же на контракте был. А в Великанске самый лучший университет. Самый продвинутый.
– А живи я, скажем, в Нижнем Гадюкино, всё одно поехала бы в Великанск?
Она нахмурилась моему вопросу, но упрямо, настырно кивнула.
– Орлова-Кадочникова – один из лучших университетов по стране. С новейшим оборудованием. Там испытывали первые гибернационные камеры! И первыми начали разрабатывать не релаксирующие сны, а игровые. А ещё…
– Ну всё-всё, хватит, я понял. Накинулась на меня, что разъярённая кошка. Я всё ключ порывался тебе от квартиры сделать, забыл, что ты у тёти Тони уже взяла. Знать бы, у неё он откуда…
– Говорила, что на новоселье к тебе приезжала, ты сам звал. И выдал ей.
Я нахмурился. Второе воспоминание, которого не было в моей голове. Сначала из головы вылетел Кипр, а теперь ещё это…
– Пап… а ты правда во всех конфликтах был?
– С чего вдруг такой вопрос?
Девочка пожала плечами, легла грудью на стол, положила голову на сложенные руки. Выводила пальцем одной ей понятные узоры.
– Просто. Знаешь, как в кино бывает? Ну, когда в семье нет отца, оправдываются, что он лётчик или военный, или космонавт. Врут. Просто так, чтобы не травмировать…
– Тебе мать сказала, что воюю? – вопрос риторический, та наверняка не знала, жив ли вообще или нет. Просто вымещала на ребёнке злобу. Оксанка покачала головой.
– Нет. Узнала уже когда у бабушки была. Ну, она мне говорила. Для неё ты герой, мне… мир тогда другим показался. На секунду задумалась, что у меня про тебя ничего нет. Только чужие слова, больше ничего. Словно… Вот представь, что всю жизнь знаешь человека. Чем он живёт, чем дышит. А потом выясняется что он совершенно другой, и не человек вовсе, а волк…
– А тебе самой я каким кажусь?
– Пап, я тебя… три дня назад впервые увидела. Ты и злым успел побыть, и не очень…
– А теперь выясняешь, что же из того, что рассказывали, правда?
Она часто закивала, будто говоря, что верно ухватил мысль.
– Ладно, если так… В конфликтах участвовал. Как контрактник, за деньги. Это был мой основной заработок.
– А по квартире и не скажешь, что хорошо живёшь… – ляпнула она и поспешила оправдаться. – Ну, контрактники, слышала, хорошо зарабатывают.
Ага, зарплата мечты, как сказал недальновидный депутат. Но Оксанка права: будь умнее и умей грамотно распоряжаться деньгами, жил бы на широкую ногу да на проценты. Сколько раз обещал себе, что не сяду за игровой стол?! И каждый раз глупая надежда: везёт на поле боя, так почему должно не повезти в картах?
Словно дурак на одни и те же грабли…
– Деньги не главное, – кашлянул в кулак, словно собственное враньё поперёк горла встало. Надо было смягчить хоть толикой правды. – Просто однажды, угодив в жернова войны, возвращаться туда, где всё сложно, уже не хочется.
– Не понимаю.
– Там… Оксан, там всё чёрно-белое, хоть мы и посреди серого мира скачем. Тут боевые братья, медсестрички, отцы-командиры – они хорошие. Там враги, дезертиры, хреновые военачальники – они плохие. Просто. Этих установок хватает для совести, чтобы засыпать по ночам. А тут… сомнения. Во всём, на каждом углу. Начинаешь даже сомневаться, а там-то всё правильно делали?
Не думал, что она поймёт. Она ничего не сказала, задумчиво уставилась в стол. Может, ждала от меня другого? Рассказов про залихватские подвиги? А у меня были только про зачистку деревень, вызов огня на себя, как тащил на плечах друга, а к медбрату приволок давно остывший труп…
– Какие у вас здесь интересные речи ведутся.
Одновременно подняли головы, чуть не заскрипел зубами. Вот уж кого не ожидал здесь увидеть…
Нина.
Одета по-детски аляповато, в руках поднос с пирожными. Задорная улыбка на лице, сразу и не скажешь, что психолог.
Оксанке хватило смелости удержаться от вопроса «это кто?»
Не хватало тут Нины…
Без разрешения села рядом со мной напротив дочери. Пирожные с подноса смотрелись блёкло, словно боялись, что их съедят. Оправданные страхи.
– Значит, это она и есть? Корень преткновения, камень проблем?
Оксанка ещё больше ссутулилась, в витающей вокруг неё неловкости можно было захлебнуться. Нина продолжила наступление.
– А я смотрю, знакомое лицо!
– Почему не в офисе?
– Нас всех обзвонили, – кремовое печенье испарилось в два укуса. Скажи кто, что хрупкая девушка может так есть, ни за что не поверил бы. – Тебе ведь тоже пришло сообщение от куратора. Познакомь нас.