Она настырно тащила за собой, в сторону свернувшейся калачиком у стены девушки. Трупные пятна на бледной коже говорили о том, что ей уже не помочь.
А ещё вокруг не было мужчин. Лишь мальчишки темнокожие и отрешённые. На всех один возраст, одно большое любопытство, один неприветливый взгляд.
– Вывезите Ичмасе! Молодость, красота, глядите! Внучка! – безумие плескалось в глубине глаз беззубой старухи. Ей оказалось плевать на наше равнодушие. Плохо, сейчас поднимет вой, да такой, что оставленной нами позади толпе и не снился.
Байстрюк выполз из ниоткуда спасением. Грязный и вихрастый, с комьями грязи в волосах. Значок повстанца на груди, наверняка у него отец служит. Как почти и у всех.
У него было минимум четыре конкурента, а он успел первым. Казалось, слышу разлившийся горький вздох медлительности…
Дёрнул старуху за рукав, забормотал на своём каркающем наречии, указал пальцем куда-то в сторону того, что походило на рынок. Разом забыв про нас, бабка заковыляла туда.
Мальчуган не убегал, справедливо ждал награды.
– Это Римма. Она старая и больная. И сумасшедшая. У неё внучка года три назад представилась, а тут ещё война… – он развёл руками, словно успевший познать горести жизни мудрец.
В последнем ему точно не откажешь.
– Мы человека ищем.
– Как всегда, – он шмыгнул носом. Понятно теперь, почему местные от нас так быстро отстали, ООН вытаскивало лишь избранных. Я глянул на Жаклин, но той нечего было сказать.
Он вёл себя нагло и уверенно, видимо, не первый раз оказывал ООНовцам подобного рода услуги.
– Альха, меня Альха зовут. Я тут всех-всех знаю! Своих-не своих. Да вы сами в курсе. Еда есть?
Я кивнул за угол дома, подкупают не при свидетелях. Мальчуган засомневался, да мало ли, чего мы учудим, когда никто не видит? Надорванное ухо хранило на себе следы горького опыта.
– Не боись. Всё пучком будет, – сказал на русском. Он, к удивлению, кажется, всё понял. Я выудил из вещмешка короб сухпайка, глаза мальчишки вспыхнули живым огнём. На что же способна еда во время голода!
Здравый смысл противился: – И это не жизнь? Симуляция? Казалось, я будто вновь оказался там, куда чаще всего стремился.
– Покажи, – настойчиво попросил он, уже когда-то успев облапать короб грязными пальцами. Внутри было несколько пакетиков сухого супа, кофе, продолговатый батончик горького шоколада. У бедолаги разве что не пошла слюна.
– Получишь два, если укажешь. Видел такого?
– Бамир? – он даже по имени назвал. Я прищурился, ждал, скажет, что убили вчерашним вечером… – Так он же тут неподалёку! Альха видал!
Интересно, многих он обманул за свою жизнь? Вряд ли, в таком деле врунов свои же колотят. Один обманутый, второй, а на третий уже не поверят. Не только ему, всем. А добытчиком еды быть тяжко…
– Веди, – Жаклин была такого же мнения. Сработаемся.
Альха не умолкал ни на минуту. Ломаный язык обращался чистым английским, но тут же переходил в местное певучее наречие. Будто кто его научил, что без болтовни клиент заскучает, сорвётся, решит позвать другого проводника.
– Он в общине, да. Странный человек. Иностранец. Важная шишка?
Малец собирался набить цену. Скажем, что важная, так он потребует больше…
Отвечать ему не стали, самое разумное решение. Так и не услышав от нас ни слова, Альха жалостливо вздохнул.
– Только вы его ищите зря. Он вашего брата пуще огня боится. В прошлый раз, ну вчера вот, вы приезжали сиськи Фатимы мять, так он убежал. Спрятался. Он с Агонянами, семья такая, Каима ждёт. Зачем его спасать? У него деньги есть, сам уехать сможет!
– Так если у него деньги есть, чего ж его ещё никто не ограбил?
– Пытались, – мальчуган снова вздохнул, не иначе лично принимал в этом действии участие. – Он дерётся больно. И у него пистолет есть.
– А община это что?
– А вот были у нас во Фраколии богатые! Они к нам ни-ни, ограбим, мол, убьём! – говорил так, будто неправда.
– Если они такие зажиточные, что же их не пощипали повстанцы? Пришли да отобрали, – говорила в основном Жаклин, я не видел нужды в общении. Делил все слова мальца минимум на пять, если не на десять…
– Да кто ж их разберёт? Да офицерьё-то как раз из зажиточных, дадут они своих красть, как же! Пытались, так нас чуть всех было не расстреляли. Мы всего-то ничего стащили, куклу там какую-то и хлеб у старухи отобрали. Ну деньги там, украшения – это уже мелочи… – махнул рукой, как на незначительное. – К нам потом три отряда пришли, Максака куда-то увели, так его никто больше не видел. Мать его с ума сошла.
– А у тебя как будто в общину проход есть?
– У Альха всюду проход есть. Это раньше они во дворцах жили, а сейчас вона, всё что от их красоты и осталось!
Он кивнул на трёхэтажный многокомнатный особняк. Больше походило на административное здание, чем на жильё.
Так оно и было. Словно надежда по ветру бился дырявый флаг, никто не спешил его спускать. Из-за повреждений было уже и не прочесть, чьей он страны. Посольство. И всего в квартале от улицы того самого Султана.
– Этот самый Бамир частенько по улице ходит? Ну, чтобы ты его видел? Или всё время в сообществе торчит? – спросил уже я. Альха пожал плечами.
– Да когда как. То прячется едва ли не в старом тряпье, то вновь туда бежит.
– От кого прячется?
– Да как бы я знал! Его только вы вот и ищите, а так он псу больному даром не сдался. Но это с того момента началось, как сюда какие-то хмыри начали наведываться. Вроде от повстанцев, да рожи точно не нашенские. Я как-то пытался к ним, ну помочь там, или ещё чего. А они мне пинка, сказали не лезть. Но вон пушки-то видали? Ихние.
– Гунгнировцы, – прищурившись, сквозь зубы проговорила Жаклин. Ну мы изначально знали, чья это работа.
– А делают-то они тут что?
– Да по-разному. Когда привозят всякое, патроны там, жратву для повстанцев, медикаменты. У меня сестра с ними меняется, уж не знаю на что, но всегда с подарками возвращается. Ну да вы же их знать должны, часто с ними разговариваете. Людей им привозите-отвозите, на каких укажут…
Вот и стало понятно, почему Альберт решил ждать Каима. ООНовцы, значит, его одним из первых и сдадут кому надо.
Профессор и впрямь оказался не робкого десятка…
– В последние пару дней словно с цепи сорвались. Рыскают по всему городу. Ни у кого ничего не спрашивают. Постреливают то ли острастки ради, то ли забавы для. Век их матерям добра не видеть! – мальчишка осмелился высказать обиду и тут же закрыл рот руками. Забылся, при людях в чьей форме распустил язык.
К его счастью нам было совершенно плевать.
Проход к особняку оказался до безобразного прост, через дырку в ограждении. По ту сторону стояли доски, пакет бетона, брошенный ржавый мастерок, будто собирались заделывать, а потом оставили до лучших времён. Альха подтвердил догадку.
– Тут собирались заделать, да не срослось. Да и смысл? Кто сюда без надобности попрётся-то? Была нужда, а после ещё и расстреляют!
Как будто не мы сейчас тихой сапой пробирались. Парнишка вдруг развёл руками, едва мы оказались по ту сторону ограды и потребовал плату. Интересно, часто ему отказывали?
Но жадничать смысла не было. Он взвесил оба короба в руках, пожаловался, что правый легче, удостоился лишь равнодушного взгляда от меня. Парнишка быстро сообразил, что обманка не удалась, вздохнул, собираясь уходить.
– Постой-ка, малой, – я положил ему руку на плечо. – А если его здесь не окажется? Говоришь, Альха всё знает, так может, подскажешь, где наш чудак бывает ещё?
– Ну не тут, так где-нибудь в торговых толчётся. Спать-то и жрать он всё равно сюда приходит.
Звучало более чем здраво. Кивнул, даруя ему свободу на все четыре стороны. Глядя на то, как сверкают пятки убегающего байстрюка, всё не мог отделаться от мысли, что нас в чём-то объегорили.
– Ну что, пошли? У нас прикрытие, хорошо, что комбезы ООН натянули, – проговорила Жаклин. Кивнул ей в ответ, тянуть было нечего и незачем.
Охраны никакой не было, повстанцы, что стояли неподалёку, даже не обратили на нас внимания, видать, ООН здесь частые гости. Интересно, как скоро местные догадаются, что водитель фургона не просто спит? Обычно на подобное уходило не больше часа. Но беспечность в осаждённых городах умирает первой.
Спешить не стали. Жаклин нырнула в нишу меж двумя подпирающими крышу колоннами, через мгновение в небо вспорхнул сканирующий беспилотник. Стрелять по нему не спешили, сигнатуры и серийные номера совпадали, повстанцы видели в нём исключительно свою технику. Не зря из пикапа прихватили!
«Птичка» пробивала сканером по округе, выдавая нам очертания домов и улиц прямиком в инфовизоры. Удобно, если придёться срочно уносить ноги…
– Как действовать будем? Если мальчиш-кибальчиш не соврал, наш профессор не любит гостей. В особенности из ООН. А спрашивать местных не вижу смысла: как только он поймёт, что его ищут, тут же даст дёру, – решил не лезть напролом. Жаклин пожала плечами, а после выдала, что было на уме.
– На мне обвеса меньше. Если он внутри, то выскочит наружу. Стрелять ты по нему ведь не станешь?
И то верно. И почему когда закупался у Лены даже не посмотрел в сторону резиновых пуль?
– Значит, ты постоишь на стрёме? Догонишь, если что? А если он с другой стороны выскочит?
– Мы беспилотник запустили, его пока не раскусили, если вообще раскусят. А потому сможем отследить.
Звучало как план и мне нравилось. Кивнул, принимая его, и двинул к самому входу…
Глава 9
Посольство знало и лучшие времена.
Новые обитатели стащили столы, перевернули, обратив их в баррикады. Вряд ли спасало от пуль, а вот время от времени залетавшие во Фраколию беспилотники любили усыпать всё осколками.
Следы от оных были повсюду: царапины, выщерблены, разодранные обои, слетевшая краска. Некоторые стены обвалились, колотый кирпич похоронил под мусором занесённый пылью ламинат.
Здесь было не лучше, чем в лагере беженцев при ООН. Люди в Общине если и выглядели побогаче, то разве что в воображении. Та же одёжка, тот же несчастно-испуганный вид. В воздухе злым призраком витал дух вечной усталости, цепляясь к каждому, кто попадался ему на пути.