Оказалось что настолько.
Пехота правительственных войск стрекотала на пит-байках. Стремительный отряд с реактивными огнемётами советского производства. А дело-то дрянь. Жаль, при мне не было пулемёта…
Транспорт бросили впопыхах, спрыгивая на ноги, но Жаклин всё одно успела подстрелить одного, пока тот был ещё в седле. Я добавил. Сэкономленная граната приземлилась аккурат туда, куда залегла троица. Всполох чёрного дыма взметнулся до небес, пламя жидким огнём плеснуло на ближайшие стены, оплавляя нестерпимым жаром края кирпичей.
Последний выживший попытался уйти. Подстрелил его, словно утку. Трусливых добивают, чтобы через миг в них не проснулся героизм. Всякое видывать довелось…
Теперь надо было уходить, пока экипаж зенитки не решил проверить, что это такое там бумкнуло.
– Мне как пройти? Не думаю, что повстанцы невероятно рады будут меня видеть.
– Скидывай ООНовское тряпьё. Есть там убитые повстанцы?
Вот уж не думал, что придёться красть с покойников одежду. Раньше казалось, в страшном сне такого не приснится. Теперь точно знаю, в страшном – нет, а в игровом после коридоров Нейпера – очень даже…
Я оказался не один. Торговый центр обратился этакой цитаделью, в которую спешил каждый повстанец. Здравый смысл недоумевал, какого чёрта, почему именно там? Но чуял сердцем, именно на это и предлагала взглянуть Жаклин собственными глазами.
Сохранился, когда достиг пределов здания. По мне не стреляли, но не без труда приняли за своего. Махнули в сторону огромной прорехи, высунувшийся темнокожий солдат звал на незнакомом языке.
Прошёл внутрь вместе с десятью повстанцами. Молчаливые, раненые, залитые кровью и до безумного счастливые. Как будто не осознавали, что ещё один авианалёт сложит остатки этого и без того надломленного строения, словно спичку.
Боялся, что с минуты на минуту услышу рокот турбин в небе, и всех нас похоронит под завалами.
К нам спешили санитары. На первом этаже расположилась оборона, солдаты тащили всё, что могло сойти за баррикады. Готовились к штурму. Вереница бойцов волокла на улицу невесть откуда взявшиеся мешки с песком, обкладывали немногочисленную технику, готовились отражать наступление.
Я грубовато отпихнул от себя медбрата, ускакал на второй этаж. Незначительное число мирняка, сотни раненых бойцов. За вчерашнее наступление им пришлось заплатить большую цену.
Жаклин нашла меня почти мгновенно, молча кивнула в сторону. Среди стонов, криков, запахов привокзального туалета вперемешку с медицинским спиртом мы казались неуместными, и всё одно никто не обращал на нас ровным счётом никакого внимания.
Молчали.
Она провела в комнатку-подсобку, только там удалось немного расслабиться. Половины стены не было, Альберт, стискивая винтовку, сидел, привалившись к мешкам.
Я сразу же насторожился, вспомнились слова Альха, что профессору лучше палец в рот не класть: и за себя постоять может, и пистолет за поясом носит.
Он напрягся не меньше моего, и даже появление Жаклин его не успокоило.
Дёрнулся и в миг оказался у меня на прицеле.
– Спокойнее, доктор. Давайте без резких движений. Пушку на пол. Винтовку к стеночке.
Пистолет грохнулся на пол. Альберт взмок, поддел ногой, толкнул ствол ко мне. Люблю понятливых малых.
– Вы обещали, что не сдадите меня им! А это тот, кто за мной гнался!
– Он работает со мной. Вы думаете, я одна пробралась сюда за вашей шкурой?
Я выдохнул и напомнил себе слова полковника: «приехать, найти человека, вывезти его через границу». Буквально приключение на двадцать минут! Ох, мало я тогда об его проверку на преданность обжёгся…
– Как будто вдвоём становится логичней и правдоподобней… – он скривился.
– Сарказм сейчас неуместен, профессор. Мы и правда из «Пустельги», и мы должны вас отсюда вытащить.
– Если бы не это всё, если бы ещё несколько часов, я уехал бы из города с Каимом! – он сполз по стене, в горе обхватил голову руками. Разрыдался, словно малое дитя.
Времени на истерики у меня точно не было. Схватил его за грудки, поставил на ноги, врезал отрезвляющую затрещину. Сглотнул и попытался звучать как можно более спокойно и убедительно.
– Возьмите себя в руки, профессор! Вы, светило науки, размазываете сопли по лицу?!Сядьте, успокойтесь, приведите себя в порядок.
Протянул ему свою флягу, он смотрел на неё не меньше минуты, а после вцепился, как в последнюю надежду. Приложился губами. Пил жадно, не ведая насыщения. Остатки плеснул на ладонь, размазав по грязному лицу.
– Что бы здесь ни происходило, – я говорил как можно тише в переговорник, – нам надо отсюда убираться. Эта халупа сложится, как карточный домик от пары ракет. И мне пока неясно, какого дьявола повстанцы решили держать оборону здесь?
– Генерал… – проговорил запрокинувший голову и уставившийся в потолок Альберт, кажется, он нас всё-таки слышал. – Генерал Валим Файберг, лидер повстанцев. Здесь и ранен.
О-о-о, а вот это звучало интересно. Правда, логики я всё ещё не улавливал.
– Давай-ка поподробнее, док.
– Во время авианалёта был повреждён генеральный штаб. Сорок процентов тела с ожогами, большая кровопотеря.
– И откуда же ты это всё знаешь?
Альберт сглотнул и кивнул на дверь, через которую мы только что вошли.
– Видел его в лазарете, что на втором этаже.
Я глянул на Жаклин, та часто закивала, подтверждая его слова. Ну ей я хотя бы точно верил. А значит, это сборище повстанцев только для того, чтобы защищать лидера до последней капли крови. Глупее причину всем собраться и разом умереть ещё поискать…
Или была мысль и поумнее.
– А правительственные войска об этом знают?
– Да, – Жаклин сомкнула губы. Док выудил из-за пазухи битый жизнью и временем смартфон, разблокировал, протянул мне. Спутниковый интернет ловил на ура. Новостные издания пестрели лишь одним заголовком: «Валим Файберг серьёзно ранен в результате авианалёта. Повстанцы готовы отражать атаку правительственных войск».
Это говорило лишь об одном, где-то здесь рыскают правительственные шпионы.
– А Гунгнир? Ты говорила, что они поддерживают повстанцев. Они что, про налёт ничего не знали?
– Много их было в том особняке? А в самом городе? – с ехидцей спросила она. А ведь и в самом деле, троица боевиков с собаками. Профессор опять вмешался в разговор.
– Они искали меня очень долгое время, но мне удавалось скрываться, – сказал с гордостью, будто примерил на себе лавры Штирлица. Странно, а мне-то казалось, найти его проще пареной репы, понадобился всего лишь средней руки инфовизор с распознаванием лиц. И, помня прошлую нашу вылазку за офицерами «Пустельги», мог с уверенность сказать, у террористов были игрушки и поинтересней.
– Жаклин, можно тебя на пару слов? Док, никуда не уходи.
– Меня зовут Альберт, – зло огрызнулся он. – И хватит звать меня док!
Эх, мало я ему по щекам настучал, следовало бы ещё парой затрещин наградить. Словно прочитав на моём лице намерения, профессор побледнел, но сделал вид, что не струсил.
Вышли в коридор, подошли к окну. Повстанцы тащили тяжеленный пулемёт, устанавливали его на наспех возведённом бруствере. Нам с француженкой вручили по пустому деревянному коробу. Слов офицера почти не разобрал, но понял одно, посылал вниз за патронными лентами.
Подчинились. Нет лучше возможности побыть наедине и обменяться парой слов. Создадим вид бурной деятельности, авось остальным не до разоблачения своих и не очень.
– Слушаю, – мрачновато проговорила она, тащась за мной.
– Наш профессор всего лишь прикрытие.
– Тоже пришла к такому мнению.
Следовало ожидать, Жаклин не глупая девочка. Француженка продолжила.
– Мальчишка-бедняк прекрасно знал, где он прячется, ты нашёл его без особых проблем средь толпы, но ни ООН, ни Гунгнир не догадались?
– Ты уже говорила с ним на эту тему? Или на какую другую? Как вы вообще пришли к согласию?
Рыжий детина с пшеничной бородой и повязкой на голове щедро и от всей души укладывал патронные ленты. Иногда посматривал на нас, но молчал. Француженка вздохнула.
– Догнала. Может быть, в создании машин судного дня у нашего яйцеголового и есть задатки, то во всём остальном он глуп. Если бы он спокойно вышел из особняка вместе с остальными, я бы могла и не распознать. Но он мчался, словно носорог. Бегающих, как ты понимаешь, здесь не любят, слишком подозрительно.
– А потом? – дал ей возможность перевести дыхание после тирады. Да и говорить, когда тащишь тяжеленный короб не так-то просто. Двоечка в силе делала её хрупкой и слабой.
– Погналась, сшибла с ног. Ну, должна признать, с моей стороны тоже оказалось глупо. Говорила же, бегающих не любят. Нас окружили повстанцы. Кажется, они были в ожидании чего-то подобного, как авианалёт, просто им поздно сообщили. А тут ещё мы носимся, как угорелые. Ты кричал через переговорник, а мне было не до ответов. Бегает наш ботаник ничуть не хуже моего, а со всем обвесом… мне пришлось тяжко.
Кивнул, вспоминая древнюю солдатскую шутку: «вес автомата определяется по километрам марш-броска».
– Во время налёта я его собой закрыла. Видишь, без бронежилета? Его в тряпку измочалило, даже не знаю, во что превратилась бы сама. И руки… – опустив, наконец, патронный короб прямиком у пулемёта, она задрала и без того короткий рукав. Красные влажные волдыри ожогов тянулись к лебяжьей шее.
Мне оставалось только присвистнуть.
– Поговорить-то с ним поговорила. Немного. То-сё, занимался созданием секретного оружия, в именах проектов не разбирается, мол, интересовала наука, а не как её обозвать. После войны в международном розыске, потому-то и не шёл в ООН. Говорит, если угодит в их лапы, его ждёт тюрьма. А Гунгировцы, ну он слышал про них, ещё когда работал, хотели его, мол, взять к себе, обещали и защиту, и много чего ещё, вот только…
– Вот «только»?
– Сам же слышал, что случилось с иными учёными из того списка, что приволокла Йоханнес?